Пифей
Шрифт:
Один из тимухов подплыл на рыбацкой лодке. Он был бледен, но оправился, поняв, что "Артемида Лучница" и "Геракл" пришли из Массалии.
Разделив со мной кубок дружбы, он улыбнулся, и черты его лица разгладились:
– Вы нас основательно напугали. Месяц назад на таких же черных кораблях сюда явились жители Малаки, которые обвиняли нас в том, что две рыбацкие лодки, преследуя тунца, якобы дошли до Столпов. Они потребовали плату за рыбу, выловленную в "их море", и нам пришлось отдать половину запасов рыбного соуса и путарги, приготовленных для отсылки в Массалию. Наша жизнь стала
Давно пора отыскать проход через Танаис! Я умолял Эвтимена быть предельно осторожным и высаживаться на сушу в Африке только в совершенно безопасных местах. А мой друг опасается за меня - ведь мне предстоит идти мимо Гадеса.
Я придумал хитрость на случай встречи с врагами: Эвтимен бросится в бегство, а я - в погоню за ним. Если вражеские суда окажутся слишком любопытными, я обгоню его и возьму на буксир. Объединив наши усилия, мы попытаемся уйти от поклонников Молоха!
Десятый день. Маинака. Тимухи послали наблюдателей, переодетых иберийскими пастухами, чтобы осмотреть море с вершины горы. Дождусь их возвращения, а ночью мы уйдем в сторону ливийского берега.
Гребцы заметно отъелись у этих бедных людей. Как ни странно, но бедняки делятся своим добром с большей легкостью, нежели богачи. Хотелось бы расплатиться с ними, но как предложить им деньги, если тебя приглашают за стол?
Я провел расчет гномоновых отношений в Майнаке и весьма озадачил тимухов и жителей, измеряя в полдень тень палки, воткнутой в песок. Майнака расположена на одной линии с Тавромением по отношению к Экватору Мира. Когда я представляю, как долго придется идти на полуночь, меня охватывает бешенство.
Вернулись разведчики с гор. Море пусто. Этого следовало ожидать, но не хотелось перечить тимухам.
Вечером приказал отплывать. На прощание расцеловались с Эвтименом Океан может разлучить нас навсегда. Я взволнован. Гребцы боятся, но вино и сопровождающие их до моря девушки придают им храбрости. Дрожат не они дрожит легкий помост, настеленный на песке! Везет же людям.
В море. Ночь. Страж Медведицы сияет справа по корме. Наша участь в руках Мойр. Ливийские горы едва различимы в мерцающем свете нарождающегося серпа Артемиды.
Мы с Эвтименом договорились не зажигать огней на кораблях, чтобы пунийские дозорные не заметили нас. Однако ежечасно мы подаем сигналы друг другу при помощи рога с горящим в нем огнем. Так нам спокойнее. Только что Эвтимен подал сигнал справа по корме. Я ответил ему. Он следует вплотную за мной.
Келевсты и кормчие получили приказ не петь и не отдавать громких команд. Я уложил на уключины смазанный жиром войлок. У меня умелые гребцы, приглушенный стук тамбуринов задает им ритм дальнего плавания. Стоя под акростолием, различаю лишь шорох обегающей корпус воды и звук падающих с поднятых весел капель.
Гребную палубу освещают три лампы, и она выглядит не так уж уныло. Я велел установить световые люки и накрыть их полотном. Во влажном воздухе закрытого помещения блестят потные спины. Раз...
Эвтимен переворачивает свои песочные часы так, чтобы мы шли по инерции в одно и то же время. Так нам не грозит опасность столкновения. Дозорные, по двое на носу и на рее, вглядываются в ночь.
Если бы поднялся ветер, я попеременно сажал бы на весла до половины гребцов.
На заре. Удалось лишь часок прикорнуть на походном ложе. Теперь отдыхает Венитаф: он не покидал носовую палубу всю ночь.
Звезда Артемиды зашла три часа назад. Бледнеют звезды на восходе. Показались Ливийские горы, возвышающиеся над Тингисом. Зато скалы Иберии едва различимы. Мы подошли к Геракловым Столпам. Я велел изменить курс и идти вдоль ливийского берега до вечера. Тингис надо миновать в сумерки.
Полдень. Всем ведено отдыхать, и "Артемида" лениво покачивается на волнах чуть впереди "Геракла". Течение, похоже, сносит нас к закату. Даю знак Эвтимену приблизиться.
Второй час после полудня. Эвтимен дает знать о появлении паруса со стороны Иберии. Мы радуемся, что удалились к ливийскому берегу. Решаем подойти ближе к Тингису, чтобы к заходу солнца быть в полной готовности.
Третий час. Парус прямо по курсу. Корабль идет из Тингиса в Тартесс или Гадес. Ветер с Океана дует ему в левый борт. Хотя расстояние немалое, мы видим, как весла одновременно ударяют по воде.
Надеюсь, что наши низко сидящие суда без парусов останутся незамеченными. Тишина такая, что ветер доносит до нас гортанную финикийскую речь. Щелкает бич, и раздаются вопли, а по нашим лбам стекает пот - нас гложет страх попасть в рабство и стать гребцами на кораблях этих варваров.
О Артемида! Укрой нас своим покрывалом! А ты, Гефест, пошли дымы твоих божественных кузен, чтобы спрятать нас от их жадных и жестоких взоров!
Четвертый час. Корабль прошел мимо, не заметив нас. Мы снова пустились в путь, надеясь в подходящий момент миновать Тингис и взять курс на полночь, будто бы мы пуны и идем из Тингиса в Иберию. Я приказал задать ритм полного хода. Эвтимен с трудом поспевает за нами. Он сигнализирует об опасности, подняв черный флаг. Я замедлил ход: он заметил парус справа по корме. Судно, похоже, идет из Нового Карфагена, воспользовавшись ветром с правого борта.
Венитаф утверждает, что работают два ряда гребцов из трех.
Пятый час. Триера идет прямо на нас на всех парусах и веслах. Солнце стоит низко. Наверное, пуны увидели нас на его фоне.
Я передаю конец на монеру Эвтимена и велю ему идти полным ходом. Пусть, как и я, не жалеет вина своим гребцам.
"Геракл" благодаря "Артемиде" идет быстрее, зато "Артемида" сбавила скорость. Сажаю четверку запасных гребцов в центре корабля, где весла длиннее. Я и сам готов помочь тому, кто почувствует слабость. Тамбурины отбивают ритм. Ксенон и юный Карат начинают громко жаловаться. Обрываю их стенания, спросив, не хотят ли они грести под бичом пунов. Аргумент подействовал.