Пик Гамлета
Шрифт:
Ксанти долго объясняла, почему ей нужен именно большой кроссовер, и почему такой автомобиль ей важнее имиджа. Чем дольше Крис ее слушал, тем больше жалел, что стал возражать ей. Потому что тем ясней становилось, что он разбирается только в мелкобуржуазных взглядах, а она - еще и в автомобилях.
Во-первых, она ничего не покупает в кредит.
Во-вторых, прогрессивному обществу было бы не лишне знать о такой распространенной вещи, как автомобиль чуть больше, чем сказано в рекламе. Например знать, что чем меньше и легче автомобиль, тем он опаснее - при прочих равных. Пусть посмотрят на сайтах с краштестами столкновения какого-нибудь "Пассата" с минимашинками для экономных зеленых блондинок - такое запоминается навсегда! Знать, что почти в любом джипе можно отключить полный привод, если три капли бензина на километр, нужные, чтобы крутить второй мост, так невосполнимо разрушают окружающую среду. Что самый тяжелый джип на трассе меньше ее разрушает, чем стандартная машинка для городского
В-третьих, проехать тысячу километров за двенадцать часов удобно далеко не в каждой машине.
В-четвертых, в такой поездке иногда нужно поспать хотя бы пару часов. Машина должна быть достаточно большой для того, чтобы в ней можно было спать не сидя в кресле, а в спальнике на полу.
И главное: если однажды она разобьется на какой-нибудь угодной прогрессивному обществу самодвижущейся консервной банке, экологично-экономичной и соответствующей ее социальному статусу, прогрессивное общество не подарит ей вторую жизнь. И если прогрессивному обществу после двух мировых войн все еще нужны человеческие жертвоприношения - пусть обходится без нее; она не собирается становиться жертвой чего бы то ни было.
Дальше события развивались все в том же направлении.
Крис обнаружил, что Ксанти скучает на светских тусовках, хотя и делает вид, что это не так. Что она совершенно не уважает современное искусство. Не понимает его и - можно надеяться, она сказала это только ему - полагает, что там и понимать нечего: просто коммерция на лохах. Что Малевич - мошенник, а Сальвадор Дали - маркетолог, хотя и отличный технарь. И что оба они не стоят одного - любого, на выбор - русского пейзажиста девятнадцатого века. Он даже посмотрел - в интернете - десяток работ этих пейзажистов. Он ничего не понял - просто пейзажи, и все! Нечего обсуждать на тусовках, не в чем показаться знатоком, нечего вставить в разговор - ни то что Малевич или Дали...
Еще он не понимал, почему иногда, в каком-нибудь месте на дороге, она останавливается на обочине, выходит из машины и стоит, ничего не делая, по пять или десять минут. Поначалу она звала его присоединиться. Посмотреть на маленький игрушечный городок в долине под ними. На цветущую лаванду в Провансе - и это, кстати, не просто лаванда, это будущий парфюм... На пустынные поля, теперь уже на севере Франции, ранней весной, под солнцем в облачной пелене - посмотри, это же настоящий ван Гог, такой же день, такое же солнце, только сеятеля не хватает! Старые дома над морем, совсем над водой, прибой в паре метров от окон первого этажа - представляешь, ты просто живешь тут, а под окном всегда море, как тротуар... Или как это море поднимается снизу до горизонта, когда смотришь на него с дороги на высоком обрывистом берегу... Она улыбалась и говорила про то, какой здесь свет, или ветер, или ощущение пространства. Он кивал, но понятия не имел, что она имеет в виду, и она перестала показывать ему все это.
Она говорила: тачку, которая едет перед нами, выпускали двадцать лет; ее дизайн делал такой-то, и с этого началось такое-то направление, характерное тем и этим. Или: вот это здание построено в стиле таком-то, наверное, ему столько-то лет. А он видел старую машину или старый дом, в которых не было ничего интересного. Разве что слегка смущало то обстоятельство, что этот дом стоит в городе, где он родился и вырос, а она только приехала. И все же она видела этот дом, а он - нет. Он ходил по этому городу, думая о делах, и не видел его, а она - видела. Видела, и обшаривала его тем же взглядом, каким другие его подружки обшаривали витрины. Она жила в трехмерном пространстве. Он - на прямой линии в десяток метров перед собой. Он снова кивал, но она чувствовала, что ему не интересно, и вскоре перестала говорить о... да почти обо всем. Потому что просто не могла найти тему, которая вызывала бы у него интерес. Он сам старался найти такие темы, но тоже не мог. Его интересовало только то, что он может получить прямо сейчас или в недалеком будущем. Остальное могло служить лишь темой светской беседы, никому не интересной по-настоящему, а Ксанти с ним таких бесед не вела. Конечно, у него были желания. Он хотел заниматься с ней сексом; хотел ездить на машине за столько-то денег; хотел жить в таком-то доме, в таком-то районе; хотел бывать в отелях не менее чем с четырьмя звездами. У него были желания, но о них как-то нечего было сказать.
Он с раздражением думал: вот, такой-то сказал, что его девушке не нравится, когда он много говорит о машинах. С Ксанти можно было говорить о машинах часами - нет, об автомобилях, конечно - но он не любил этого делать. Казалось, они говорят о разных вещах. В их руках одни и те же автомобили становились вещами из разных
Однажды на пустой извилистой дороге, каких так много в тихих британских захолустьях, она предложила ему сесть за руль "Морриса" шестидесятых годов, чтобы почувствовать, какой этот руль информативный. Руль был довольно тяжелый, так как усилитель отсутствовал. Ничего особенного в этом Крис не нашел.
– Нет-нет, - сказала она, - он не просто тяжелый. Он разный в зависимости от того, как повернуты колеса. Ты можешь не только видеть, но и чувствовать руками на руле, как автомобиль идет в поворот, насколько это ему легко или сложно, сколько надо довернуть, чтобы вписаться... Попробуй еще раз. Это очень интересное ощущение...
Крис попробовал, но снова ничего не почувствовал. Ну да, руль был тяжелый по-разному. Но что в этом интересного? Зачем это чувствовать?
Ксанти села на место, и погнала по извилистой дороге. Автомобиль летел, как по воздуху; даже как-то не верилось, что его колеса катятся по земле, проходя довольно крутые повороты. Ксанти рулила одной рукой, а другой переключала передачи - коробка, естественно, была механическая. В ее движениях было что-то завораживающее: рука, совершающая словно магические движения на баранке - просто для того, чтобы удерживать ее в частых поворотах, разумеется - слитность движений ног и второй руки на рычаге коробки, движущаяся в такт всем этим движениям картинка перед автомобилем... Скоро Ксанти начала улыбаться, как будто переживала что-то очень приятное. Крис смотрел на нее, и вдруг почувствовал что-то вроде короткого падения: он понял, что есть какая-то грань, через которую он никогда не перейдет, и не сможет быть с ней за этой гранью. Рядом с ним сидело совершенно другое существо; оно было наделено какими-то недоступными ему чувствами. Там, где для него был просто факт, для нее было ощущение. Здесь кончалось их общее и начиналось то, куда он не мог последовать за ней - а ведь именно там и был ее настоящий дом.
Позже, когда они занимались сексом, он по-новому увидел этот процесс. До того дня он не анализировал то, что делала Ксанти во время занятия сексом. Сейчас он, наконец, догадался: она чувствовала что-то к нему и выражала это. Он же не чувствовал ничего, кроме возбуждения. Когда она заснула, он некоторое время думал об этом. И вот что получалось: она ошибается, но скоро перестанет ошибаться. Она поймет, что он не чувствует того же, что она - ничего, обращенного на партнера, а лишь свое собственное состояние. И только то, что она, видимо, влюблена в него, позволяет ей мириться с этой эмоциональной асиметрией. Крис слабо представлял, что именно она чувствует; его увлечение было явно иной природы, скорее фактом, чем ощущением. Но он догадывался, что чувствующий человек не сможет долго увлекаться нечувствующим. Такой человек захочет найти такого же, как он сам.
Он был прав, и вскоре она начала быстро отдаляться от него. Тем более быстро что, по-видимому, продолжала относиться к нему все так же, и хотела избавиться от этого отношения. И когда это стало происходить, ощущение невосполнимой потери появилось у него, и стало частью его жизни.
Он понял вдруг, насколько неоднозначным может быть человек; понял, что личность - всего лишь мгновенный срез качеств человека, зависящий от обстоятельств; что один и тот же человек может быть почти кем угодно; что он может быть разным одновременно. Один Крис чувствовал, что теряет нечто ценное. Другой говорил, что теряется лишь беспокойство, и нужно восстановить покой, убрав источник этого беспокойства и сделав вид, что его и не было. Мир, состоящий в основном из фактов и почти лишенный эмоций, ничем не плох, говорил этот второй Крис. Возможно, в нем чего-то нет. Зато и потерь в нем меньше. Если вам все равно, найдется или нет потерявшаяся собака, вам не придется чистить после нее салон. Остаются только простые и очевидные истины. Четыре звезды лучше, чем три. Новая тачка лучше, чем старая... Немного мешала счастливая улыбка Ксанти, с которой она возвращалась из своего мира, того, в котором кроме фактов есть еще и ощущения; Крис никогда не видел такой улыбки у человека, сменившего старую тачку на новую. Второй Крис начинал говорить, что у этой Ксанти, наверное, не вполне устойчивая психика, если она придумывает какие-то несуществующие вещи. Но первый Крис, который и был главным, с пренебрежением гнал второго прочь. Он дорожил знанием реальности, этот первый Крис, и не мог отмахнуться от того, в шаге от чего стоял сам. Он просто говорил себе: есть вещи, которых мне не дано. Может быть, мне повезло, что я узнал о них. Может - не повезло. Но я не буду играть идиота, считая, будто их нет.
И тогда, в какой-то момент, ему стало казаться что и он может прикоснуться к этому странному миру, где ощущений не меньше, чем фактов. Он подумал, что чувство потери, что вызывало отдаление Ксанти, все-таки позволяет ему причислить себя к чувствующим. Он по-прежнему не мог почувствовать жалость к мокрой собаке, восторг от пространства или удовольствие от того, как старая тачка без усилителя руля проходит поворот. Но он все-таки мог почувствовать близость другого человека и потерю от того, что этой близости больше нет. Никогда, ни с кем он не чувствовал этого. Словно уходя, она оставила ему запакованную коробку с каким-то подарком, и он открыл ее, когда она уже ушла.