Пикник и прочие безобразия
Шрифт:
– Урсула, дитя мое, ради Бога, извини за опоздание, но этот злосчастный катер сломался, - заговорил он, улыбаясь Реджи и мне и излучая отработанное обаяние в полной уверенности, что голубая кровь в венах всегда делает его желанным гостем, как бы он ни опаздывал.
– О, о… э… о, ничего страшного, - пролепетала Урсула.
– А кто эти твои друзья?
– милостиво осведомился герцог, готовый обращаться со мной и Реджи как с представителями человеческого рода.
Не без удовольствия я заключил, что герцог и Реджи не знакомы
– Представь же нас, дорогая, - сказал я.
Отчаяние в ее глазах сменилось бешенством.
– Ну, - молвила она наконец, - это мой старый друг Джерри Даррелл, а это… это… э… это Реджи Монтроз.
Герцог оцепенел, и милостивое выражение на миг покинуло его лицо. Тут же он приосанился и вставил монокль покрепче в глаз, готовясь блюсти приличия.
– Хто этто?
– вопросил Реджи, с трудом фокусируя взгляд на герцоге.
Урсула с мольбой поглядела на меня. Я пожал плечами. Предотвратить было не в моих силах.
– Хто эттот парень?
– повторил Реджи, указывая на герцога банановым пальцем.
– Это… э… это… э… герцог Толпаддльский, - пропищала Урсула.
Затуманенное алкоголем серое вещество Реджи не сразу усвоило эту новость, но все же усвоило.
– Толпаззл? Толпаззл? Ты хошь шказать, это отец того маленького убблюдка?
– Вот что, - сказал герцог, неприметно озираясь, как озирается английский джентльмен, питающий ненависть к публичным перепалкам, - вот что, старина, нельзя ли поспокойнее? Не пристало так выражаться перед дамами.
Реджи тяжело поднялся со стула и покачал толстенным пальцем перед орлиным носом герцога.
– Только не учи меня, как выражаться, - воинственно произнес он.
– И не давай мне шшоветов! Иди лучше со швоими шоветами к тому вонючему щенку, которого проижвел на швет, если только ты шам его проижвел, потому что, глядя на тебя, не шкажал бы, что, шпошобен проижвешти даже умштвенно отшталого чихуахуа.
С этими словами он, к моему облегчению, так же тяжело опустился обратно на стул, причем едва его не опрокинул. Пока Реджи с трудом восстанавливал равновесие, лицо герцога медленно наливалось кровью. Не очень-то приятно было знать, что Реджи, как ни дурно он себя вел, являлся истцом, а сын герцога - обвиняемым.
– Думаю, - сказал герцог, призвав на помощь отработанную в веках аристократическую выдержку, - думаю, нам следует сесть и потолковать в цивилизованном духе, не опускаясь до вульгарной брани.
В ответ Реджи громко и внятно послал его.
– Реджи, дорогой, веди себя прилично, - взмолилась Урсула.
– Кто?
– проникновенно вопросил Реджи, словно обратился за ответом к мудрецу.
– Кто он такой, этот старпер, а?
– Садитесь, сэр, присоединяйтесь к нам, - радушно произнес я.
Урсула наградила меня взглядом, который испепелил бы мою особу, если бы я не веселился так
– Благодарю, - холодно отозвался герцог, - но я не вижу свободного стула, и ваш приятель ясно дает понять, что я тут, мягко выражаясь, лишний.
– Сейчас будет стул, - любезно ответил я, подзывая официанта.
Тотчас явился стул, и герцог осторожно сел, точно боясь, что он сломается под ним.
– Что-нибудь выпьете, сэр?
– спросил я, изображая заботливого хозяина.
– Выпить, - довольно вымолвил Реджи.
– Чертовски большие стаканы… дешятки литроф, бочки мальвазии… беж вина голова не работает.
– Благодарю, - ответил мне герцог, - если можно… рюмочку хереса.
– Этот ваш щенок совсем не пьет, - вмешался Реджи.
– Потребляет только кока-колу и материнское молоко… наштоящий шла… шла… шлабак… бесхрехребетный тип.
– Послушайте, мистер Монтроз, - нетерпеливо произнес герцог, барабаня холеными пальцами по столу.
– Я не желаю препираться с вами. Мой приезд в Венецию вызван отнюдь не желанием причинить вам какие-либо неприятности. Если позволите, я постараюсь прояснить ситуацию и в какой-то мере успокоить вас.
– Единштвенный шпошоб ушпокоить меня - вытащить вашего паршивого щенка из постели моей жены, - громко возвестил Реджи.
Герцог в замешательстве окинул взглядом ресторан. Окружающие нас итальянцы, не привыкшие к таким откровенным разборкам среди англосаксов (особенно британцев), смотрели на нас с живейшим интересом.
– Именно для этого я и приехал в Венецию, - сообщил герцог.
– И што же ты хочешь шделать? Наушкать его ешшо на чью-нибудь жену?
– Я намерен серьезно поговорить с ним, - ответил герцог.
– Мне эта связь противна так же, как вам, если не больше. И ей будет положен конец.
– Не шмей называть мою жену шва… шва… швязью.
– Реджи побагровел до такой степени, что казалось - его вот-вот хватит удар.
– Кто ты такой, черт дери, штобы называть мою жену швязью, а?
– Не вижу ничего пренебрежительного в этом слове, - холодно ответствовал герцог, - однако вы должны согласиться, что такое положение терпеть невозможно. Не говорю уже о разнице в возрасте. Это само по себе ужасает. Но если отставить это в сторону, вам должно быть ясно, что мальчик, как-никак, наследует титул герцога, а это обязывает его быть разборчивым в своих связях.
Реджи не сразу подобрал нужные слова для ответа.
– Клянусь, - сказал он наконец, - ты шамый большой кушок хо… ходячего коншкого навоза, какой я когда-либо видел.
– Реджи, дорогой, разве можно говорить такие вещи герцогу?
– воскликнула шокированная Урсула.
– А почему нельзя?
– рассудительно вопросил Реджи.
– Ешли он щщитает, что моя жена неровня его паршивому щенку, тогда он без шон… без шон… шомнения самый большой и самый вонючий ходячий кушок коншкого навоза за пределами ипподрома Ашкот.