Пикник на Аппалачской тропе
Шрифт:
Так я оказался снова в этой удивительной и по-прежнему непонятной для меня стране — Америке.
Перелет прошел благополучно, и, как планировалось, 11-го апреля я прилетел в Нью-Йорк. По договоренности с американцами я должен был лететь сразу дальше в Вашингтон на самолете-челноке компании «Истерн».
Нью-Йорк встретил толпами бегущих в разные направления и сгибающихся под тяжестью чемоданов пассажиров. В отличие от Монреаля, где полно тележек для груза, которые ты можешь вести сам, здесь нужно было самому добраться до терминала, то есть места посадки на «Истерн». А для этого найти на улице остановку «желтого автобуса».
Аэродром Ла-Гардия, куда мы прилетели,
Представьте себе зал с распахнутыми дверьми, а у противоположной стены три транспортера для багажа и столик с овальной аркой — калиткой личного контроля. Рядом полицейский. Вы подтаскиваете свои вещи и сразу попадает в другой ритм жизни.
— Скорее, скорее, — торопит девушка-негритянка в форме у столика. — Вы куда?
— В Вашингтон.
— Тогда бросайте вещи на этот транспортер. Не ошибитесь, а то вещи улетят в Бостон.
Я жду, когда повесят бирки, дадут квитанции. Но здесь нет бирок.
— Скорее бросайте багаж и идите дальше. — Девушка сунула нам какие-то отпечатанные в трех экземплярах квитанции с копиркой между ними.
— Бегите вверх по эскалатору на самолет. И по дороге заполните эти бумажки.
Поднялись на второй этаж. Остановились на минуту у какого-то столика. На бумажках написано: «Билет Нью-Йорк — Вашингтон. Годен для одного пролета туда или обратно. Оплата в самолете наличными или расчетной карточкой банка». И ниже — вопросы, на которые надо ответить: «Фамилия и адрес». И все. Ни документов, ничего, только — «скорей, скорей!»…
Я уже летал раньше на челноках, знал, что надо заполнять перед посадкой. Ведь одну из страниц квитанции оторвут перед посадкой при входе в самолет. Это страховая квитанция, чтобы знать, кто летел в самолете и, если он разобьется, кому и куда платить страховку.
И вот мы опять в зале типа фойе кинотеатра. Там уже много народа. Наконец открылась дверь, ведущая куда-то в полумрак, — как вход в зал кинотеатра. Человек у двери сказал:
— Самолет в Вашингтон подан. Пассажиры с номерами билетов от такого-то до такого-то, пройдите в самолет.
И толпа, превратившись в очередь, двинулась к темной двери. Когда проходили мимо того человека, он, не глядя, оторвал верхний листочек квитанции.
— Садитесь на любое свободное место.
И мы прямо из зала по коридору вошли в самолет.
Через пять минут мы взлетели. Посадка заканчивается здесь за полминуты до вылета. Последние пассажиры еще вбегали, а дверь уже закрывалась, и мы тут же тронулись. Такие челноки летают от многих компаний каждой час точно по расписанию, как электрички. Полет занимает меньше часа. Пока самолет рулил по дорожке, девушка-стюардесса жизнерадостно рассказывала нам, как она с трудом удерживается на ногах, когда самолет дергается при поворотах на земле. Но потом, когда взлетели, уже через пять минут она спокойно везла через проход столик-конторку для сбора денег. Билет стоил 75 долларов.
В Вашингтоне меня встречала молодая девушка с модной — в завитушках — прической. Увидев, что я ищу колото, она подошла ко мне и сказала по-русски:
— Здравствуйте, меня зовут Анна. Я
На следующий день я проснулся очень рано — в 5.30 утра в огромном двухкомнатном старинном номере с деревянными лаковыми китайскими картинами на стенах. Разбудили птицы, которые странными голосами громко пели в полумраке рассвета. Пока принял душ, разобрал чемоданы с книгами, починил наполовину развалившийся этюдник, позавтракал банкой московской корюшки без хлеба, запив ее горячим кипятком, было уже восемь утра. Взял фотоаппарат, плащ и — на улицу. Из Москвы вылетал — был снег, а здесь — зеленая трава, цветут фруктовые деревья на улицах какими-то розово-фиолетовыми цветами. Вдоль тротуара и перед входами в невысокие дома то тут то там ярко пестрели желтые и красные тюльпаны, нарциссы, кустики азалий. Анна предупредила, что в 10.00 у меня должна быть встреча с сотрудницей отдела СССР и восточноевропейских стран Дайаной в здании Академии наук.
Я гулял по улицам не спеша, ведь до Академии наук, которая помещается на авеню Пенсильвания, от моего отеля «Гранд Плаза» совсем близко. Сделал несколько снимков и к 9.30 был уже в вестибюле академии.
Порядок здесь обычно такой. Ты должен расписаться в книге посетителей: фамилия, число, время прихода, ухода, номер комнаты, куда идешь, и подпись. И что всегда удивляет после Советского Союза — документов никогда не спрашивают.
Дайана оказалась высокой молодой женщиной лет тридцати. Усталое улыбающееся лицо, твердое рукопожатие, обычное здесь:
— Можно, я сначала сделаю вам кофе!
Оказалось, что моя программа изменена. В воскресенье утром надо лететь в Боулдер для участия в Западной конференции по снегу, а уже потом, 21 апреля, — в Нью-Йорк на главное место работы в обсерваторию Ламонт-Дохерти. После разговора с Дайаной встречаюсь с Тимоти Хашином. Он — секретарь полярной комиссии. Потом ланч с ним в каком-то ресторанчике, и сразу оттуда иду в советское посольство — представиться советнику по науке и, может быть, увидеть посла. Но не повезло, никого на месте не оказалось. Однако отметился о приезде, и снова через шумные улицы — на угол Семнадцатой авеню и «Г». Иду к зданию Национального научного фонда. Там, на шестом этаже, — департамент полярных программ, где работают мои старинные полярные друзья. Они уже ждут меня, хотя Дика Камеруна и нет среди них. Еще утром мне по телефону сказали, что он в отъезде. Как приятно встретить полярных друзей: улыбки, смех, шутки. И девушки те же, только, увы, немного постарели.
Из ДПП помчался снова в академию, надо получить билеты для полета в Боулдер, а оттуда — в Нью-Йорк. Из академии — снова в посольство, откуда, как мне сказали, должен пойти автобус в «Комплекс», то есть в городок, где живут работники посольства. Там есть магазин, где я собирался купить продукты. Когда приехал туда — оказалось, что и там все так же дорого…
Обратно шел пешком. Темно, тепло, пустынно. Пересек улицу «М». До гостиницы еще полчаса хода, но улица «М» ведет в Джорджтаун, самое удивительное место Вашингтона — городок из маленьких трехэтажных домов на склоне холма, и в каждом из этих домов — кафе, бары, открытые до позднего часа магазины, тротуары, полные народа. И там, в Джорджтауне, живет мой приятель Чарльз Остин — старый, очень богатый человек, написавший книжку, которую я собирался перевести на русский язык. Как хорошо было бы зайти к нему на минутку отдохнуть, выпить кофе и снова в путь. Нашел телефон, позвонил. Конечно, он был дома, сидел со своими студентами, обрадовался: «Приходи!»