Пиковая дама – червонный валет. Том третий
Шрифт:
Алешка не нашелся с ответом, брякнул второпях:
– Я полагаю…
– Вы полагаете, или?…
Она насмешливо и разочарованно посмотрела ему в глаза, словно говорила: «Я нахожусь в вашем обществе третью минуту, а уж страшно устала и со скуки хочу спать».
– Алеша… милый Алешенька, – прерывая его задумчивость, вдруг с тихой сердечностью обратилась она. – Что-то не так? Я хотела, чтобы ты сегодня был весел. – Барбара, как и в прошлый раз, незаметно перешла на доверительное «ты». – Я так старалась. Так готовилась и ждала…
Она говорила все тише, затем смолкла и с настороженным любопытством заглянула ему в лицо.
– Видишь ли. – Алексей открыто посмотрел в ее глаза. – В этой странной жизни человек только предполагает…
– Тебе можно. – Она коснулась пальцами его руки.
– Мне хотелось бы верить… очень хотелось… что мы встретились не зря, – произнес он с нежной грустью. – Хотелось бы надеяться, что не расстанемся… Что ты предназначена мне судьбой… Что когда-нибудь это так и случится. Прости, что говорю комом, – слова давались ему с трудом, – но, ей-Богу, Варенька, тяжело вот так раздеться душой, когда не знаешь, что будет завтра, когда не можешь хоть одним глазом заглянуть в будущее.
Алексей нахмурился, между бровей залегла морщинка. Он вздохнул, опуская взявшиеся печалью глаза долу:
– Ведь я не знаю, куда ляжет твой путь, но почему-то вещает мне сердце – ты отсюда уедешь… и далеко.
– Алеша…
– Я это точно знаю. И мне хочется, Варенька, чтобы там тебе было счастливо и надежно. А еще хотелось бы верить, что ты не забудешь меня, пусть пройдет много лет, хоть вся жизнь.
– Алеша?! – Она изумленно повела бровью.
Ему вдруг с отчаянной силой захотелось крикнуть: «Я люблю тебя! Я люблю!! С того самого дня, как мы встретились в Липках, как ты обронила муфточку… Ты прекрасна! Ты – лучше всех! И я хочу, чтобы ты это знала! Как знала и то, что я не жду от тебя ответного чувства. Я понимаю… Ты не обязана любить меня… Похоже, я тебе даже не нравлюсь. Но что ж с того? Мне довольно и твоего присутствия. Лишь бы иногда слышать тебя и лицезреть…»
Однако на поверку он лишь накрыл ее руку своей.
Барбара напряглась, но тут же вновь стала хозяйкой положения и, слегка пожав плечами, насмешливо улыбнулась.
Кречетов внутренне собрался от этой улыбки и скорее интуитивно понял: между ними произошло нечто неожиданное и несвоевременное, но при этом большое и важное. Он осознал это сразу, еще не услышав ее ответа, при первых же звуках столь незнакомого и одновременно знакомого голоса, понял тем наивным чутьем юности, которое еще не затерла жизнь, которое составляло для него особое, чуткое к фальши и правде чувство.
«Qu’est ce qu’il dit, qu’est ce qu’il dit?» 6– Снежинская нервно передвинула блюдце с чашкой, вспыхнула румянцем и начала процеживать карий янтарь заварки через серебрёное ситечко, похожее на женскую грудь.
– Вы столь волнительно говорите, Алеша, точно это не вы. Не скрою, мне лестно слышать такие слова. Что делать, я люблю, когда меня хвалят, когда признаются в любви. И потом, – в ее глазах вспыхнул кокетливый огонек, – мне кажется: в душе ли, в памяти, в сердце застревает лишь то, к чему есть интерес, что желанно, что хочется понять и познать. Разве нет? А тот, кто не пытается, кто вечно понятен и ясен, – тот просто скучен. Но все это к слову, быть может, умно, но глупо… Однако ежели вы меня обманываете, Алешенька… это дурно. Впрочем, чувство, которое мы испытываем друг к другу, французы называют «amiti'e amoureuse».7 Ведь так? Увы, сами французы… давным-давно это чувство опошлили, часто придавая ему неестественную остроту. Но наши чувства, полагаю, чисты настолько, что мы и сами не отдаем в них отчета?
Барбара подлила в чашку Алексея свежей заварки. На изящном чайничке красовались выпуклые алые розы.
– Прошу понять меня, Алеша. Я разумею не пошлую влюбленность в смысле стремления к обладанию мужчиной женщины… Я разумею лишь то вдохновенное чувство восхищения, кое доступно разве чистой душе поэта. А вы, мне кажется, такой и есть? Мой папенька убежден, что для такого восхищения
С этими помпезными словами она протянула ему крохотный кружевной платочек и рассмеялась над его печально-влюбленным взглядом.
Алешка вскинул голову, точно почуял подвох. Подался было к Вареньке, но она остановила его, повелительно подняв руку, и вручила платок.
– У вас чай остыл, Алеша. Нет, не уважаете вы моих стараний.
Кречетов залпом опустошил чашку. Он устал от бессмысленной болтовни, где за ширмой расхожих фраз скрывалось самое обычное кокетство. Он хотел было поставить чашку на стол, но так и замер с нею в руке.
Глава 3
Бася все это время, широко открыв свои невероятно красивые глаза, завораживающе смотрела на него. Алексей попробовал что-то сказать насчет «вкусного чая», но осекся под прямым взором серо-голубых со льдинкой глаз. Пальцы его дрогнули – ручка чашки скользнула вниз, остатки чая окропили ковер.
– Ах ты… – сильнее конфузясь от своей неловкости пробормотал он. – Простите, ради Христа.
Но его извинение, казалось, не достигло девичьих ушей. Снежинская лишь чуть-чуть сузила глаза, продолжая выжидательно, со странным интересом смотреть на него.
«Вот черт, час от часу не легче… Чего она хочет? Чего добивается?»
– Варя, – невольно вырвалось из груди. – Ты, вы… право, так смотрите… – как можно ровнее сказал он и замолчал, чувствуя, как от ее молчаливой красоты у него напряглась шея. Но она лишь улыбнулась и вновь пристально посмотрела на него игривым взглядом лукавого ангела.
Алешка склонил свою русую голову, грудь замерла под белой рубахой, улыбка Баси стала еще нежнее, глаза томно полузакрылись.
– Ты что? – тихим, сдавленным голосом повторил Кречетов.
Но Варенька продолжала молчать. Затем, точно невзначай, с ее губ слетело:
– А ты что?
Кречетов сцепил пальцы, чувствуя себя круглым дураком. Слышно было, как стрекочут настенные часы за его спиной.
«Кретин, отчего молчишь?! Философ! Она же откровенно смеется над тобой! Скажи хоть что-нибудь! Онемел от счастья?».
Варенька неожиданно рассмеялась, порозовев щечками, и резко поднялась со стула. Медленно она почти вплотную подошла к нему. У Кречетова захватило дух, как если бы он летел в пропасть. Впервые так близко Варенька стояла от него! Двинь рукой – и она упрется в упругую полную грудь. Шелохни ногой, и колено коснется стройного девичьего бедра. У правой ключицы, там, где начинала свой гордый подъем грудь, у нее темнела соблазнительная родинка. Снежинская, похоже, знала силу этой родинки и теперь была в декольтированном платье.