Пилигримы
Шрифт:
Скажу честно – посмотрел и пожалел. Внизу присутствовали нечи – не колыхались вяло в ожидании, как принято у сухостоя, а сновали бодрячком между нор цокольных провалов. Самое мерзкое, сука – серые шустрые тени, что перечеркивают улицу в жадных рывках. Иногда замирают посреди обломов, подрагивают в поиске и шустро срываются, растворяясь в сумраке. А мысль одна – задерут хитиновую башку, увидят и заблажат.
Николя прижала палец к губам и жестом показала посыл к очень осторожному движению. Вот только мостик нехорошо покачивался,
Метр за метром – движение и дыхание. Аккуратным приставным и чтоб, не дай Ось, не скрипнуло.
Внизу откровенно клекотало и щелкало - звук сухой, стремный и нервирующий.
Крайние метры одолели, задержав дыхание. Перевалились через фронтальную стесанную стену квартиры и приникли к растрескавшемуся паркету. Дышать и радоваться – необоснованно, но от души. Коля показала большой палец, и я невольно проникся – ребята смелые, умелые. Живут в постоянном контакте с ля муэрте и еще в разуме. Хотя, по справедливости – у кого по-другому?
– Полоса отчуждения, - едва уловимо прошептала клановая и для акцента ткнула пальцем вниз.
Дальше чуть попроще. Переход по соседствующим квартирам, поэтапный спуск в арматурно-бетонной мешанине и выход на узкую улочку, огороженную кирпичными оползнями. Видимость ноль, понимания еще меньше. Но тихий шепот зоны почти приятен в отсутствии сухой музыки. Погнутый фонарь, перекрученная оградка, надломленные от сухости деревца, чутка ржавчины от машин на вечном приколе и надтреснутый баскетбольный щиток с красной футболкой.
– И как долго держится тропа? – спросил я у проводниц спустя минуту, потраченную на дыхание и созерцание красного.
– Нам хватит, - отрезала Николя.
– Кто прокладывает?
– шепнул в мою сторону Замес. И опять в яблочко. Мне все больше хочется пересечься с топовыми позициями парковой общности. Поговорить за жизнь, то да се…
– Часа за два дойдем, - определилась Николаевна.
И не сглазила, чертовка – дошли ровно, без эксцессов. Двигались медленно, с оглядкой, используя неприметные квартальные отнорки. Десяток метров к цели, выждать, прислушаться и еще десяток метров. Зональные осторожные черепашки на повышенной бдительности. Одобряю и приветствую.
В секторе мне резко не понравилось – без видимых причин. Вроде как подышал, понюхал – и захотелось выжечь достопримечательности. Непонятная реакция напряженного сознания. Но не функция и уже хорошо – с электронным пассажиром общаться пока не готов. Слишком стремает.
Николаевна замерла на дорожном повороте - в прямой видимости от просевшего короба подстанции. Стенка, стенка, дырка и много почернелых кирпичей. Выцветший асфальт, пыльные пятна земли, непонятные обломки, темневшие зубьям металла.
Вы дыре мелькнула тень.
– Не соврали, - прошипела клановая с видимым облегчением. – Теперь бы выманить сучат…
–
– Ты че… - растерялась Наивная. А ведь почти молчала всю дорогу, создавая образ основательности.
Я бодро потрусил к развалинам – одна рабочая схема имеется, пользовал в прошлом, но тогда у меня был бульдозер. Херня вопрос – гео шустрее.
Грохнул выстрел – пуля подловила тень, и из сумрака дыры вывалилась членистая лапа. Сказать, что зашумело – соврать. Звук нахлынул и прям разбередил инстинкты – ускорение, смещение, прицел.
Жахнул шмалабой. За спиной усиленно задышали бойцы защиты.
В темноте зашевелилась масса, по-другому не скажешь. Лапы и оскалы, бельма глаз, текстуры панцирей -пятна скудного освещения лепили мозаику угрозы.
Выстрел, рывок, выстрел. Дал отмашку:
– В стену справа!
Любо дорого посмотреть, как два тарана состыковались с кладкой. Лязгнуло на славу – до легкого оглушения. Под эпичный хруст тощий нырнул в заваливавшуюся стену, а Замес отпал колобком.
Контроль, анализ.
– Прикрытие, вперед! – рявкнул, не оборачиваясь. – Чистим!
Сухостой помят и дезориентирован - чует био, хочет, но мертвая плоть дает осечки, ломается, рвется.
Рванул Шеста за ногу и без расшаркиваний выдернул на тротуар. Глаза у бойца нетипично круглые, рот раззявлен в попытке совместить дыхание с криком.
Выстрел, второй.
– Вобля! – налетела Коля и рухнула стальным коршуном на раздавленную плоть, что пыталась выбраться из-под обломков.
– Командир! – обрел звук тощий. И панические нотки мне не понравились. – Там…
Передо мной опустилась лапа – то есть херовина, которая не заканчивалась на высоте моего роста, а уходила в пылевую взвесь, где сгущалась тень, Удивительно – если сказать вежливо.
– Матерый!! – завизжала Наивная. Но к ее чести – не дрогнула, а разрядила оружие в надвигавшийся клекот.
– Командир!! – вопль Ивы, спешившей на помощь. Конечно, с сумкой. Ну вот какого, а?
А затем резко, из неопределенности света, ко мне придвинулась оскаленная пасть, из которой разило химической горечью. Навскидку, в такую глотку я зараз войду наполовину. И зубки под стать – с мою ладонь.
– Стреляй, стреляй, стреляй! – непонятно кому орала Николя.
На Фрау навелась мелочь крабьего племени, и женщина заработала сталью - дважды попала, на третий заорала – потеряв кусок плоти.
– А вот не надо, сука! – предложил я клекотавшей пасти. Просел в уклон, задвинул автомат под верхнюю челюсть и выжал спусковой.
Тварь эпилептически дернулась и откусила дуло. Обиделся ли муа? Да, блять!
Раскаленная ладонь вошла в первый выпученный глаз. Зашипело, накатило дымной вонью. А я надавил, чувствуя пальцами подобие сетчатой плоти. Радуйся пиро, сегодня у тебя целая оргия.