Пилот на войне
Шрифт:
Между прочим, в появлении Главного Ударного есть заслуга контр-адмирала Пушкина, который тогда был сопливым лейтенантом. Я ужасно горжусь фактом нашей дружбы. Все-таки, друг, который совершил подвиг, да еще такой — это ценная запись в личной биографии!
Пока наша сводная эскадрилья металась по разрушенному капониру, страдая потерей связи и полной дезорганизацией, потерялся не я один. Пушкин тоже потерялся, да так удачно, что попал прямиком на открытую ВПП, где совершил посадку на своем «Орлане» курьер Главного Ударного флота.
Курьер
Связи-то не было!
Вот они и поинтересовались самым допотопным методом курьерской связи: не пора ли на выход?
Пушкин и Меркулов все сомнения рассеяли.
Пора! Очень пора!
Ну а удар двенадцати Х-крейсеров… Это, братцы, такая штука… Чисто как из дробовика картечью в упор! Башку сносит напрочь!
У клонов снесло. Они очистили орбиту в рекордные сроки! Точнее, орбиту очистили ракеты Главного Ударного, а выжившие пехлеваны ударились в бегство.
Вполне предсказуемый результат. Они же не знали что такое Х-крейсер!
Я, кстати, тоже.
Когда схлынула волна первой радости (выжил, м-м-мать! Выжил!), нахлынула вторая: победа! Еще не Победа с заглавной буквы, но все же: решительная и безоговорочная!
Генеральное сражение выиграно! Космос наш! Горжусь Россией!
Потом пришла третья волна.
Усталость, дикая апатия на грани депрессии.
Я смертельно вымотался. Да и все мы.
Здесь надо помнить, что, по хорошим делам, мне полагалось куковать в госпитале, так как до боевых вашего покорного слугу допустили как «условно годного». Шутки шутками, но военврач покойного нашего авианосца (военврач тоже, кстати, покойный) был прав: непосредственно перед войной мне досталось изрядно. Доза приключений на медицински небезопасном уровне.
Служба в концерне, со всеми ее издержками. Работа на пиратов. Работа на других пиратов из клана «Алые Тигры», тоже ничуть не лучше. Безумные гонки на флуггерах среди астероидов, закончившиеся госпитализацией с очень нехорошими повреждениями от запредельных перегрузок. Сражение за Шварцвальд. Разведка Тирона. Стремительный драп, когда Моргенштерн превратился в сверхновую. Служба в ЭОН. И сразу — война.
После всего я вспоминал тихую рутину коммерческого пилота в Тремезии как курорт!
И тут на тебе: сражение. Да какое!
Но я выжил, хоть и превратился на время в амебу.
Нас разместили в офицерском общежитии посреди заснеженного Города Полковников.
Бердник собрал остатки Второго Гвардейского. Прямо в холле общаги. Через сутки после битвы. Раскидал сообщения на коммуникаторы: явиться в холл к 8-45 для инструктажа.
— Ну что, соколы, — начал он, прохаживаясь перед дверьми столовой, где нам полагался
— Как никаких?! — Воскликнул Ибрагим Бабакулов, от удивления сдернувший очки с носа. — А дежурство на орбите?! Ну хоть что-нибудь! Ведь война!
— Ибрагим, где твое «разрешите обратиться, товарищ капитан первого ранга»? — Нахмурился Бердник, но тут же заулыбался, мол, шутка. — Я, честное слово, ничего не знаю. Все что знал — сказал. Фактически нас вывели из боевого состава на переформирование. Хоть официального распоряжения и не поступало.
— Клонов бить надо, а не баклуши… — Бабакулов водрузил очки на место.
К нему наклонился Бердник и, похлопав по плечу, громко сказал, улыбаясь во все тридцать два зуба:
— А на чем ты до клонов доедешь, чтобы их бить, ненормальный?! На служебном автобусе? Отдыхай, пока можно! Кушать пошли, завтрак стынет.
Из столовой пахло унылым НЗ, которое могло вызвать отделение желудочных соков только у таких вот военных организмов, как мы.
Мы…
Сорок шесть тел, переживших драку за космодром Глетчерный.
Мы не перемещались больше строем и учинили вполне гражданскую давку в дверях. А холл наполнялся людьми. Серые комбинезоны почти не встречались, все успели переодеться в повседневную форму. Фуражки, пилотки, отросшие шевелюры, гомон голосов.
Через огромные, во всю стену, окна, заклеенные крест-накрест липкой лентой, виднелось целехонькое здание военной комендатуры. По улице ходили люди, падал снег, будто и не было войны.
Уходя, я слышал как Белоконь «на правах пресс-офицера» выговаривал Бабакулову насчет неуставного обращения к командиру перед подчиненными во время построения. Бабакулов вместо того, чтобы послать зануду, оправдывался, что, мол, не было никакого построения.
Хороший он все-таки, добрый. Интеллигент. Хотя и не подумаешь, глядя на его могучую фигуру и заросшие черным волосом лапы. Ведь чисто горилла в очках! Не дай Бог ночью встретить! Можно заикой сделаться! А терпит. Я бы на его месте точно послал.
После завтрака собрались покурить.
Я, Пушкин, Оршев и некурящий Кожемякин, который пошел «за компанию».
В холле дымить разрешалось, но мы потопали в курилку — специальную рекреацию в торце, напротив столовой. Там собралось немаленькое общество. Торпедоносцы.
— Да тут целая конференция! — воскликнул Оршев, едва переступив порог.
На нас заоборачивались, а Яхнин, сидевший на подоконнике, взмахнул своей шикарной капитанской трубкой — проходите, не мешайтесь.
— …Вот я и говорю: так операции планировать нельзя! — Закончил спич обвинительного свойства старлей Игнатьев, испытанный космический снайпер из Т-01. — Потому что сражение выиграно по чистой случайности!