Пилот штрафной эскадрильи
Шрифт:
– Василий, иди вправо, я – влево. Ищи, они где-то здесь, потому что парашюты в кабине.
Сам побежал влево от самолета, описывая полукруг. «Плохо, если пилоты уже успели уйти далеко от самолета: ведь горящая машина явно привлечет внимание немцев. Торопиться надо – как бы и самим в беду не попасть», – на бегу размышлял Михаил.
Внезапно он запнулся обо что-то и упал, растянувшись во весь рост. И тут же раздался стон. Человек? Приподнявшись, Михаил протянул руку и стал ощупывать землю
– Василий, помоги!
Вдвоем они донесли пилота до своего самолета и кое-как усадили его в заднюю кабину, причем у Михаила вызвала удивление странная гибкость и легкость его тела. Однако задумываться над этим ни времени, ни желания у него не было.
– Пошли со мной, – позвал Михаил Василия, – где-то там и второй должен быть. У этого все лицо в крови. Сам он от разбитого самолета не ушел бы – кто-то ему помогал. Значит, искать надо.
Михаил с Василием бросились к тому месту, где нашли раненого.
– Вася, ищи! Хоть руками по траве шарь!
– Серега, сматываться отсюда надо, да поскорей! Немцы могут нагрянуть скоро.
– Сам знаю, меньше болтай.
Вдруг из темноты раздался голос:
– Руки вверх!
– Не дури, свои мы! – сказал Василий и вдруг изумился: а голос-то женский!
– Поднимите руки, а то стрелять буду! – Щелкнул затвор пистолета.
Михаил выругался:
– Твою мать, да сейчас немцы нагрянут, сматываться надо!
Он демонстративно повернулся и пошел к своему самолету: если хочет – пусть стреляет. Рядом пристроился Василий.
– Ей-богу, дура! Кинулись спасать!
Михаил поставил ногу на центроплан, собираясь забраться в кабину, но Василий его остановил:
– Подожди, а как же я? В кабине ведь раненый!
– Раненая! Наверняка тоже летчица – не понял разве, что экипаж женский? Давай сделаем так: я ее приподниму и подержу, а ты в кресло сядешь, и я ее тебе на колени посажу.
Рядом с самолетом появилась фигура.
– Парни, а я? – всхлипнула летчица.
– Ты же стрелять в нас хотела!
– Откуда мне было знать: вдруг вы – немцы?
– Ты что, слепая и глухая? Не видела, как мы сели? И самолет наш не видела?
Василий едко добавил:
– И места у нас больше нет.
В самом деле – на самолете две тесные кабинки, где только двое и помещаются. С трудом можно в заднюю кабину двоих втиснуть, где один будет сидеть на коленях у второго. А вот в переднюю кабину двоих не посадишь – будет невозможно управлять самолетом.
Женщина-пилот, видимо, сама поняла ситуацию и упавшим голосом спросила:
– Что же мне делать? Застрелиться?
– Ага! Давай! Сначала в нас стрелять хотела, теперь – сама, – огрызнулся Василий.
Михаил
Самолетик берет на борт кроме летчика и штурмана 120 килограммов бомб. Сейчас бомб нет, к тому же 90-литровый бензобак полон только на треть. По весу, похоже, можно взять, однако тяжеловато. Но взлететь можно. Только куда ее посадить? Места в кабинках нет.
Вдали послышался треск мотоциклетных моторов, метнулся луч фары. Времени на обдумывание не оставалось. Решение пришло мгновенно.
– Расстегивай ремень, – сказал он летчице.
Та сначала оторопела, потом схватилась за кобуру:
– Сначала я тебя застрелю, а потом сама застрелюсь!
– Дура! Как есть дура! Слышишь, мотоциклы? Это немцы. Лезь на центроплан, ложись вплотную к фюзеляжу и пояс расстегни.
Женщина подчинилась: ситуация была критической, выбирать не приходилось.
Михаил подтянул ее поближе к передней кромке крыла и пристегнул поясом к растяжке. Попробовал пояс на прочность, сильно его дернув. Ремень был хороший – офицерский, прочный, из свиной кожи.
– Ты что удумал? – спросила ничего не понимающая женщина.
– Видела, как в Тушине, на парадах, парашютисты с У-2 прыгали?
– Так они на крыльях стояли, по одному с каждой стороны.
– А ты лежа полетишь, можно сказать – спальное место.
– Я боюсь! – В голосе женщины послышались панические нотки. – Пусть вот он ляжет. – Она показала на Василия.
– Он – мужик и весит значительно больше тебя. Нас же кренить будет. Сама бы подумала, а еще пилот!
Долго говорить было некогда.
Михаил уселся на сиденье, щелкнул привязным ремнем, а в голове мелькнуло: «А может, и не стоит пристегиваться? Случись чего – покидать самолет проще будет». И тут же устыдился своих мыслей: на четверых – два парашюта. Они-то с Василием выпрыгнут, а летчицы?
Нет уж. Он теперь отвечает за всех, и права на ошибку у него нет. Приземляться будут все. А если не повезет, значит, никто. Он мужчина, и ответственность за принятое решение лежит на нем.
Самолетик начал разбег. Черт! Темнота, и что впереди – совершенно не видно.
Натужно ревя моторами, У-2 поднялся в небо, и буквально через несколько минут под колесами промелькнули немецкие мотоциклисты. «Бомбу бы на них сбросить или из пулемета прочесать», – подумал Михаил.
Михаил начал набирать высоту, однако встающее над горизонтом солнце осветило самолет. Внизу еще темно, а они на виду. И температура масла в двигателе приближалась к критической отметке – 95 градусов, а держать мотор на таком нагреве долго нельзя. В двигатель залито касторовое масло, и при температуре немногим за 100 градусов оно вспыхнет.