Пилот «Штуки». Мемуары аса люфтваффе. 1939–1945
Шрифт:
Мы теперь летаем по всем направлениям вокруг окруженных войск – туда, где ситуация становится наиболее угрожающей. Советское давление на 6-ю армию усиливается, но немецкое сопротивление остается твердым. Где русским удается прорваться, враг тут же блокируется и отбрасывается назад контратаками. Наши товарищи делают все возможное, чтобы остановить поток. Они держатся стойко, уже зная, что пути отрезаны из-за трусости и предательства, которые пришли на помощь Красной армии. Наш аэродром теперь часто становится объектом русских воздушных налетов с малых и больших высот. Но, несмотря на массивность атак, результат невелик. Только теперь мы начинаем испытывать недостаток бомб, бензина и боеприпасов. В таких условиях неразумно держать всю эскадрилью в пределах котла. В два или три захода самолеты улетают; больше авиационной поддержки с этого аэродрома
Довольно значительные немецкие силы теперь идут из района Сальска для совместного прорыва с двумя только что прибывшими танковыми дивизиями. Дивизии были сняты с фронта; это элитные части, тщательно пополненные. Наступление ведется в северно-восточном направлении и имеет целью восстановить разрушенную связь со Сталинградом и освободить 6-ю армию. Мы вылетаем на поддержку этой операции весь день напролет, с утра до вечера. Она должна окончиться успехом, окруженные дивизии будут освобождены. Наступающие быстро продвигаются вперед, скоро наши товарищи проходят Абганерово, всего в 30 километрах южнее котла. С постоянными боями они преодолели около 60 километров.
Несмотря на упорное сопротивление, наши войска продолжают неуклонно идти вперед. Если бы 6-я армия могла оказать давление на южную границу котла, эта облегчило и ускорило бы операцию, но армия на это не способна, даже если бы вышел соответствующий приказ. Солдаты достигли крайней степени физического истощения; только железная воля позволяет им держаться. У окруженных нет самого необходимого. Нет ни еды, ни вооружения, ни бензина. Свой вклад вносит и холод – обычно в 20–30 градусов ниже нуля. Какой-то шанс выжить до помощи извне дает только строжайшая экономия в том, что удается перебросить им по воздуху. Но погода определенно на стороне противника. Продолжительный промежуток плохой погоды не дает нам осуществлять переброски. До сих пор нам всегда удавалось налаживать достаточные поставки окруженным, но на сей раз солдатам достаются буквально крохи. Позднее возникают проблемы с посадкой, и нам приходится сбрасывать грузы с высоты. Мы летаем, доставляя все необходимое, сквозь густые снежные бури; в таких условиях часть драгоценного груза падает за линией русского фронта.
Скоро приходит еще одна ужасная весть: Советы пробили огромную брешь на участке фронта, занимаемом нашими союзниками на юге. Если этот прорыв не закрыть, он может привести к крушению всего Южного фронта. А резервов нет. Как-то прорыв все же нужно закрыть. Поблизости есть только группа, предназначенная для освобождения солдат из Сталинградского котла. Самые лучшие части срочно перебрасываются на возникший опасный участок. Мы ежедневно летаем над клином наступающих немецких войск и знаем о силе сопротивления. Мы также знаем, что эти немецкие дивизии обязательно дойдут до котла и освободят окруженную там армию.
Но поскольку силы теперь приходится делить, для солдат в Сталинграде все кончено. Теперь освобождать 6-ю армию слишком поздно. Ее ждет трагическая судьба. Ударная группа больше не продвигается на Сталинград, сравнительно небольшой отряд не может выполнить спасительную миссию. Это тяжелый удар.
На двух решающих участках наши союзники отступили перед давлением русских. Хотя немецкие солдаты вели себя безукоризненно, 6-я армия потеряна, а с ней потерян и Сталинград. А со Сталинградом потеряна и возможность уничтожить самый активный центр русских армий.
Глава 8
ОТСТУПЛЕНИЕ
Юнгклаузен только что совершил вылет, используя остатки бензина. В трудных условиях он сделал отличную работу, но, даже вернувшись сюда, в Обливскую, он не находит тишины. Однажды утром мы слышим одиночные выстрелы на краю аэродрома. Как я узнаю позднее, наземный состав другого подразделения вступил в перестрелку с регулярными советскими силами. Метеорологи пускают вверх красные ракеты, поднимая тревогу. Я немедленно взлетаю вместе со своей эскадрильей и неподалеку от аэродрома вижу лошадей. Рядом с ними – спешившиеся всадники. Это иваны. Еще дальше на север – неисчислимая армия лошадей, солдат и техники. Зная состояние нашей обороны, я набираю высоту, чтобы получить общее представление о положении дел. Довольно быстро я понимаю: вперед идет русская кавалерийская дивизия и на
Мы взлетаем и садимся практически без перерыва; все делается с лихорадочной быстротой. Если мы не уничтожим русских до заката, ночью они будут нам угрожать.
В полдень мы замечаем несколько советских танков. Они катят на полной скорости к нашему аэродрому. Мы должны уничтожить их, иначе нас сотрут с лица земли. Мы сбрасываем бомбы. Танки маневрируют, пытаясь их избежать. Страх за свой аэродром дает такую точность попадания, которой у нас раньше не было никогда. После атаки мы набираем высоту и направляемся к летному полю по самому короткому маршруту, весьма довольные хорошо сделанной работой и успехом наших защитных мер. Внезапно я замечаю перед собой… прямо на краю летного поля… это совершенно невозможно! Последний советский танк. Он избежал нашей бомбардировки и полон решимости выполнить свою задачу. В одиночку он вполне способен превратить все, что находится на аэродроме, в щепки. Я ухожу в пике, и хорошо нацеленная бомба поражает танк в нескольких метрах от взлетной полосы.
Вечером, делая семнадцатый вылет за день, я с удовольствием оглядываю поле боя. Здесь тихо, противник буквально сметен. Сегодня мы определенно поспим спокойно. Во время наших последних вылетов противовоздушная артиллерия покидает свои позиции и создает нечто вроде защитного заслона перед аэродромом, на случай если какой-нибудь уцелевший иван забредет сюда ночью. Я лично считаю, что это вряд ли возможно. Немногие уцелевшие скорее спешат в штаб, чтобы доложить, что кавалерийский отряд больше не существует и его следует вычеркнуть из документов.
Перед Рождеством мы в Морозовске, немного дальше на запад. Здесь с нами случается похожая история. Иван просачивается в нескольких километрах от нашего аэродрома в Урюпинске. Погода затрудняет вылеты. Однако нам приходится спешить, поскольку, если мы не справимся с иванами днем, они удивят нас ночным появлением. 24 декабря в любом случае нам предписано перелететь на другой аэродром на юго-востоке. Продолжительная плохая погода вынуждает нас повернуть и отпраздновать Рождество в Морозовске. В канун Рождества мы знаем, что охрана может поднять тревогу в любой момент. В этом случае нам придется защищать свой аэродром с оружием в руках. Никто не чувствует себя спокойно; у одних это заметно меньше, у других сильнее. Хотя мы поем рождественские гимны, настоящей христианской атмосферы здесь нет. Писсарек покончил с ней после восьмого гимна. Он схватил Юнгклаузена, словно медведь, и закружил его по комнате. Вид нашего трезвенника, превратившегося в танцующего медведя, оживил атмосферу. Он развеселил всех, заставил забыть мрачные мысли и развеял общую скованность. Скоро мы все чувствовали себя хорошими друзьями.
На следующий день мы узнали, что накануне Рождества Советы захватили соседний аэродром в поселке Тацинском, в 45 километрах к западу, где располагалась транспортная эскадрилья нашего подразделения. Советы вели себя безобразно – трупы наших коллег были изуродованы, глаза выколоты, а носы и уши отрезаны.
Мы смогли представить, что произошло с оставшимися в Сталинграде. В рождественскую неделю мы атаковали силы противника около поселка Тацинского и нашего собственного аэродрома. Постепенно прибывают боеспособные подразделения люфтваффе из тыла; из резерва подбрасываются к фронту свежие войска. Все это позволяет создать защитный рубеж впереди нашего аэродрома. Оптимисты могут назвать это фронтом, но реальной боевой ценности эти подразделения не представляют – до тех пор, пока сюда не переводят боевые дивизии, способные восстановить положение, ухудшившееся не по их вине. Но до того как это должно случиться, мы испытываем трудности и вынуждены часто прибегать к импровизации. Ситуация меняется, и мы уже не способны поддерживать войска на фронте в районе реки Чир, а также поселков Нижний Чир и Суровикино.