Пилот «Штуки». Мемуары аса люфтваффе. 1939–1945
Шрифт:
Наше продвижение остановлено по всему фронту. Мы наглядно видим, как дивизии снимаются с фронта и убывают в Европу, поскольку после высадки на Сицилии против Муссолини начался путч. Часто мы говорим друг другу: Советы должны благодарить своих западных союзников за то, что они продолжают действовать как эффективная военная сила!
Наступает горячий август – горячий для нас во всех смыслах. На юге упорное сражение за Кромы. Во время одного из первых боевых вылетов в этом районе, когда мы должны были уничтожить мост, со мной происходит любопытный случай. Когда я ухожу в пикирование, русский танк начинает переезжать через мост. Через мгновение я ясно вижу мост в прицел. Полутонная бомба попадает в мост, когда танк преодолел его наполовину. Как мост, так и танк разлетаются на куски.
Оборона здесь необычно
Я сразу вылетаю на очередное задание и в тот же район. Возникает странное чувство, когда возвращаешься на место, где совсем недавно был сбит. Но это скоропалительное возвращение позволило мне выбросить из головы возникшие колебания и размышления о риске, которому подвергаешься в воздухе.
Мы близки к району цели. Я забираюсь довольно высоко, чтобы определить местонахождение тяжелой противовоздушной артиллерии. Она ведет огонь по нашему строю и заметна по дыму от стрельбы. Я немедленно делаю заход, чтобы остальные самолеты последовали за мной и тоже сбросили свои бомбы на позиции русских зенитных расчетов. После всего лечу домой с радостной мыслью, что теперь досталось и русским зенитчикам.
Русские самолеты каждую ночь совершают налеты на аэродром в районе Орла. Поначалу мы пережидали бомбежки в палатках, позднее – в каменных домах на аэродроме. Вдоль палаток идут узкие окопы; предполагается, что во время налета мы сможем в них прятаться. Некоторые из нас, однако, во время этих налетов спали, поскольку после вылетов весь день требуется посвятить хорошему сну, чтобы оставаться пригодными для боевой работы. Иваны обычно бомбят нас ночь напролет. Мой друг Вальтер Краус, выполнявший обязанности штурмана 3-й эскадрильи, был убит во время одного из этих налетов. Он проходил учебу вместе со мной в резервном звене в Граце, затем служил в воздушной разведке, после чего перешел в штурмовики и оказался ценным приобретением для нашего полка. Непосредственно перед гибелью он стал возглавлять строй нашей эскадрильи и получил дубовые листья к своему кресту. Мы с глубокой скорбью узнали о гибели нашего друга и боевого товарища; его смерть стала для нас тяжелым ударом. Сколько еще тяжелых ударов нанесет нам непредсказуемая судьба?
Меня освободили от командования 1-м звеном, поручив вместо этого 3-ю эскадрилью. Я знал эту эскадрилью с ее первых шагов; неужели я уже не служу здесь инженером? Даже новые летчики мне знакомы. Довести их летное искусство до мастерства нетрудно, поскольку эскадрилью ведет Бекер. Мы прозвали его Фридолин. Нет ничего, чего бы он не знал. Для наземного персонала он словно заботливый отец. Здоровье пилотов эскадрильи находится в руках капитана медицинской службы Гадерманна, который тоже может поделиться знаниями и готов помочь любому. Скоро командующий состав 3-й эскадрильи превращается в дружную семью, в которой все команды отдаются и выполняются в атмосфере взаимного сотрудничества. Это означает взаимозаменяемость в воздухе – в этом году я сам несколько раз вел строй.
Скоро число моих вылетов доходит до 1200. К слову, в эскадрилье истребителей сопровождения служит знаменитый лыжник Йенневайн. Между боевыми вылетами мы часто вспоминаем родные горы и, конечно, ходьбу на лыжах. Однажды он не вернулся из вылета, и о нем послали уведомление как о пропавшем без вести. По всей видимости, в него попал снаряд, после чего летчик, по словам коллег, передал по радио: «Попадание в двигатель, лечу на солнце». В то время солнце находилось почти строго на западе. Это было лучшим для него направлением, но на севере, в Болхове, где находилась цель нашей атаки, Советы пробили уступ в виде воронки – на фронте, тянущемся с востока на запад. Если бы Йенневайн полетел на запад, ему бы пришлось лететь над серединой зоны прорыва, то есть над занятой русскими территорией. Если бы он повернул
На протяжении нескольких дней после этого в эскадрилье все были необычно молчаливы. Говорили только в случае нужды. Горечь утрат последних дней подействовала на всех. В других подразделениях положение было не лучше. На утренний вылет на важные по значению советские артиллерийские позиции восточнее Орла звенья 1-й эскадрильи вылетали под моим командованием, 2-е звено вел пилот Якель. Он стал превосходным летчиком, и у него есть любимый трюк, который он проделывает время от времени. Когда он видит истребитель, то атакует его, даже если тот превосходит его в скорости и вооружении. На Кубанском фронте он доставил нам этим немало веселых минут. Якель всегда утверждает, что его «Ju-87» – самый быстрый в эскадрилье и на полном газу он обставит нас всех. Этот весельчак часто сбивает вражеские истребители. Мне он представляется оленем, который рыскает по лесу в поисках охотника и, обнаружив его, немедленно бросается в атаку. Якель – душа нашего звена, он придает нам всем жизненные силы. Шутки из него сыплются с девяти вечера до четырех утра, никогда не повторяясь. Разумеется, у него в репертуаре «Бонифаций Кизеветтер» и другие баллады.
Этим утром он вместе со своим звеном атаковал находящуюся неподалеку русскую батарею, после чего стал возвращаться обратно. Мы находились как раз над линией фронта, когда кто-то крикнул по радио: «Истребители!» Я вижу их, они очень далеко и, похоже, не собираются нас атаковать. Якель разворачивает свой самолет и летит им навстречу. И вот один уже сбит – но толстый Йенч, обычно надежный бортстрелок, на этот раз, похоже, смотрит куда угодно, но только не перед собой. Я вижу, как за самолетом пристраивается еще один «Ла-5» – после чего «юнкерс» начинает падать к земле с высоты 200 метров, охваченный пламенем. Не могу понять, как Эгберт мог забыть, что летит низко, а в таких условиях воздушной акробатикой не занимаются. Так или иначе, но мы потеряли в этот день нашего дорогого товарища.
Многим из нас приходит на ум: «Один за другим уходят „старики“. И я могу по календарю примерно определить, когда наступит мой черед». Любая случайность может произойти с каждым; мы слишком долго ждем, когда закончится полоса наших неудач. Жизнь с постоянной угрозой гибели приводит к фатализму и делает человека черствым. Теперь никто из нас не вылезал из кровати, когда ночью падали бомбы. Мы смертельно устали из-за того, что совершаем вылеты без перерыва. С этого времени, не выходя из сна, мы слышали разрывы бомб каждую ночь.
В зоне прорыва к северу от нас дела шли все хуже. Угроза нависла над Кричевом, что располагался северо-западнее. Чтобы быстрее долетать до этого района, а также до района Жиздры, дальше на север, мы перебрались на аэродром Кричева. Большая часть боев проходит в лесах, где цели сверху разглядеть нелегко. Красные маскируют свои позиции, и атаковать их очень трудно. Танки я вижу крайне редко и потому пересаживаюсь на пикирующий бомбардировщик. Поскольку на меня возложили командование эскадрильей, звено с противотанковым оружием еще более тесно связывается с эскадрильей; личный состав – как технический, так и тот, что разрабатывает операции, – быстро осваивает использование самолетов с пушками.