Пинбол
Шрифт:
В своей арендованной квартирке он запил бутылкой пива пару таблеток аспирина и, завернув в полотенце кубики льда, водрузил на голову компресс. Затем он развесил по стенам увеличенные фотографии обнаженной, как ему хотелось верить, Андреа, и около часа пристально их разглядывал. Уже в полусне он поклялся себе, что утром первым делом позвонит ей. И уснул.
Проснувшись, он обнаружил, что шишка на голове увеличилась, зато боль утихла. Прежде чем позвонить Андреа, он некоторое время раздумывал, стоит ли говорить ей о вчерашнем происшествии, и решил наконец, что, поскольку она, вполне вероятно, все равно узнает
Похоже, Андреа не ожидала его звонка. Стараясь не выдать своего желания немедленно оказаться рядом с ней, он небрежно поинтересовался, не желает ли она пообедать с ним сегодня вечером. С притворным простодушием Андреа спросила, будет ли с ним Донна. Он ответил, что с Донной они разбежались — и при весьма удручающих обстоятельствах. Когда он описывал ей свою встречу с Донной и Домостроем, выставляя себя невинным идиотом среди злодеев, сочувственное хихиканье Андреа побудило его приукрасить историю выдуманными подробностями и посмеяться вместе с ней.
Прежде чем закончить разговор, они договорились о времени и месте встречи.
— "Не оставайся долго с музыкантшею, чтобы как-нибудь не попасть в сети ее". Это из "Книги Премудрости сына Сирахова". [21] — Андреа беседовала с Домостроем по телефону. — Вчера вечером я обедала с Джимми Остеном, — продолжила она. — Зачем это твои наемные громилы избили его на глазах "бурого сахарка" [22] Даунз? Ты что, трахаешь ее теперь и захотел покрасоваться?
21
Сир. 9, 3–4.
22
"Brown Sugar" (бурый сахар) — один из хитов "Роллинг Стоунз", где с таковым сравнивается чернокожая невольница.
— "Женщины, в сущности, это музыка жизни". Это из Рихарда Вагнера! — парировал Домострой. — Кроме того, меня возмущают твои расистские замечания в адрес Донны.
— Ах, неужели? Так позволь же мне сказать, кто здесь расист. Знаешь, почему ты запал на Донну Даунз? Из-за ее поразительного таланта и консерваторского образования? Чушь! Ты бегаешь за своей темнокожей сиреной, мистер Лицемер Белый Хер, не потому, что у тебя встает под ее музыку, и не потому, что нашел себе в гарлемской одалиске духовную сестру, а потому, что она шустрая девица, и для тебя, как и всякого белого сексиста, черная кожа означает рабство, а черная дырка — блядство. Ты убеждаешь себя, будто домогаешься Донны из-за ее таланта и тому подобного дерьма, а на самом деле просто хочешь трахать развратную шоколадную рабыню. Как и любого другого белого господина, бегающего за черными потаскушками из гетто, тебя заводит только один ее талант — услаждать тебя! И в глубине души ты понимаешь это! И твоей черной Кармен тоже это известно!
— Ты что, у себя там драму изучаешь или мыльную оперу?
— Тебя-то я хорошо изучила.
— Тогда ты должна знать, что я познакомился с Донной Даунз через крошку Джимми Остена — еще одного ее, как ты выражаешься, "белого господина". Или Джимми как раз любил ее по-настоящему?
— Сомневаюсь, что он когда-нибудь
— Но это же не ты купила ему шпионские игрушки и послала нас подслушивать?
— Нет, не я. Наверное, он переживал из-за того, что она таскается с кем попало за его спиной, пока сам он учится в Калифорнии. — Она помедлила, прежде чем сказать: — Между прочим, как любовник Джимми имеет перед тобой одно неоспоримое преимущество… — И замолчала, словно специально его поддразнивая.
— Он молод, — предположил Домострой.
— Возраст не имеет значения, — возразила Андреа. — Зато его ранимость — имеет. Она пробуждает в женщине материнский инстинкт, а это лучший фон для сексуальных отношений.
— Любовница, которая помогает родиться, мне не нужна, — отрезал Домострой.
— Поэтому-то Джимми и даст тебе сто очков вперед.
— Я с Джимми Остеном соревноваться не собираюсь, да и ни с кем другим, если на то пошло, — ответил Домострой, пытаясь сменить тему разговора. — Если в тебе проснулась мать, можешь опекать малыша Джимми сколько душе угодно, но я убежден, что все это во вред нашим замыслам. Что, если вдруг появится Годдар и увидит, как ты кормишь Джимми грудью?
— Прекрати называть его малышом, если не хочешь, чтобы я поинтересовалась у Донны, каков ты по сравнению с Диком Лонго.
— Если ты сделаешь это, я…
— Что — ты? — с вызовом спросила Андреа.
— Я позвоню Джимми и все о нас расскажу.
— Он тебе не поверит.
— Так, может, он поверит фотографиям? У меня есть негативы.
— Ну и что? Там не видно лица!
— На некоторых не видно. Ты была тогда слишком занята собой, так что не знаешь, что я наснимал!
— Если ты сделаешь это, Патрик, я…
— Что — ты? — Теперь он бросил вызов. Впрочем, тут же понял, что вся эта перепалка не имеет смысла, и заговорил примирительно: — Довольно городить чепуху, Андреа. Клянусь, я не спал с Донной. И не имею никакого отношения к негодяям, стукнувшим по башке Джимми Остена во время его ребяческой игры в "Невыполнимые поручения". [23] Надеюсь, он это понимает.
— Он очень тобой интересовался, — с облегчением сообщила Андреа. — Во всяком случае, ты прав, в моей квартирке ему не место. Вряд ли Годдару понравится, если он увидит здесь Джимми. Нет, мальчику пора обратно, в свою любимую Калифорнию.
23
Телевизионный сериал 60–70 гг.
— Калифорнию? При чем тут Калифорния?
— Он изучает литературу и писательское мастерство в Калифорнийском университете в Девисе. Пишет докторскую диссертацию. Может, Джимми и мальчишка, но он, знаешь ли, интеллектуал. Так что, если твоя драгоценная Донна бросит его, я подберу — даже вцеплюсь в него — на какое-то время.
— Давай-давай. В самом деле, будь подобрей с мальчиком. В конце концов, то, что хорошо для Остенов, хорошо для «Этюда», а что хорошо для «Этюда», хорошо для меня. Не забывай, я все еще в их жадных лапах. — Он рассмеялся. — Просто будь начеку. И дай мне знать, если произойдет что-то неожиданное.