Пионерский гамбит 2
Шрифт:
— Но это же… ваш… твой… ребенок… — прошептала она одними губами.
— Какой еще ребенок, милая? — он холодно усмехнулся. — Может там и ребенка-то нет никакого. Ты просто давишь на жалость, чтобы я дал тебе денег. Так вот. Денег я тебе не дам. Понятно?
Снова рябь, какие-то полосы, посторонние звуки…
Темная комната, луч фонаря косо падает на занавеску. Глупое
— Нет-нет, не надо, — шепчет девушка и снова глупо хихикает. Слышна возня совершенно определенного толка. — У меня есть жених…
— А мы ему ничего не скажем, правда же? — шепчет Артур Георгиевич.
Я моргнул. И снова оказался за столом в комнате физрука. В стакане передо мной плескалась новая порция наливки. Щеки Аллочки заливал яркий румянец, она уже сидела на коленях у Артура Георгиевича, а его руки по-хозяйски блуждали по ее телу.
— А пионер-то наш поплыл с пары глотков, а? — захохотал физрук. — Осоловел совсем!
— Ничего-ничего, тяжело в учении — легко в бою! — воспитатель подмигнул мне и кивнул на стакан. — Давай вторую!
Меня затошнило. Не знаю даже, от чего больше — от мысли о новой порции самопальной приторной выпивки или от того, что тут могло или может произойти.
— Что, сдрейфил, пионер? — физрук снова захохотал. Кажется, я пропустил часть пьянки, и они успели тут порядком поднабраться. Ну да, в бутылке самогона осталось всего-то чуть-чуть.
— Тебе совсем необязательно пить, Кирилл, — сказала Марина. Она так и не допила свою самую первую порцию.
— Давай, Кирюха, ты же мужик! — хриплый смех физрука перешел в кашель.
Я взял стакан. Поднял его, покрутил в руке, глядя, как на дне перекатывается густая красная жижа. А потом выплеснул в лицо физруку.
Капли вишневой наливки повисли на его бровях и усах. Он несколько секунд молча открывал и закрывал рот.
— Ах ты мандюк мелкий! — он взревел, схватил меня за грудки, приподнял над табуретом и встряхнул. Я залился пьяным смехом. Ну а что? Они сами решили напоить подростка, действие алкоголя может быть непредсказуемым, кто им тут доктор?
— Гена, ну ты давай осторожнее там… — пробормотал Артур Георгиевич, запуская руки под футболку Аллы.
Физрук толкнул меня, я зацепил ногами табуретку и вместе с ней обрушился на пол. Довольно чувствительно треснулся затылком. Закрыл глаза, приоткрыл рот.
— Кирилл? — сказала Марина. — Кирилл, с тобой все в порядке?
Я молчал и не шевелился. Хорошо бы сейчас еще кровь носом пошла.
— Кирилл! — Марина вскочила и бросилась ко мне.
— Да прикидывается этот мандюк, точно тебе говорю, — пробурчал физрук.
—
Она склонилась надо мной. Ее пальцы сжали мое запястье. Вроде бы сейчас те двое алконавтов не должны видеть мое лицо, его как раз должна закрывать от них спина Марины. Я открыл глаза и прошептал одними губами.
— Тише…
Брови девушки сошлись на переносице, но она ничего не сказала.
— Наклонись ниже, — сказал я, опять же одними губами. Но она поняла. И склонилась к моему лицу, будто слушая дыхание. — Марина, уводи отсюда Аллу!
— Да что ты говоришь… — прошептала она.
— Ты дура, да? Не понимаешь, к чему все идет?
— И как я ее уведу? Силой утащу что ли?…
— Вы там уже шепчетесь, да? — спросил Артур Георгиевич. — Ну что, Мариночка, живой там наш пионер?
— Живой, — буркнула она, поднимаясь. Бросила на меня непонятный взгляд. Досадливый и беспомощный. Протянула мне руку, я ухватился за нее и встал, пошатываясь. На самом деле, пьяным я себя вообще не ощущал. Меня слегка мутило, но это и все. Похоже, все опьянение ушло на «прозрение будущего». Которое теперь надо как-то предотвратить.
Я посмотрел на совершенно разомлевшую Аллочку. Глаза подернуты поволокой, розовые губы приоткрыты, пальцы перебирают распахнутый воротник рубашки Артура Георгиевича.
Как сбить с настроя нашего воспитателя, который явно решил, что у него сегодня будет секс, вне зависимости от того, что думает его партнерша? Сколько ей лет? Восемнадцать?
Пальцы Артура Георгиевича тем временем стянули под футболкой лифчик с груди Аллочки и игрались с ее сосками.
Меня снова замутило.
Я покачнулся и натянул на лицо пьяную улыбку.
Замутило.
Знаю я один стопроцентный антисекс…
Есть два способа вызвать рвоту, когда и так немного мутит. Можно сунуть себе в рот два пальца, а можно начать думать о блюющих людях. Представлять себе, как они исторгают из себя съеденное, издают утробные звуки. И запах этот неповторимый еще… То, что совсем недавно было аппетитной едой, с кислой примесью.
Я напряг живот, как бы показывая желудку, что, мол, давай-давай, внутри тебя куча лишнего, от этого нужно немедленно избавиться.
«Закусывать лучше манной кашей или винегретом, — подумал я. — Каша выходит легко, а винегрет — красиво».
Тут желудок рванул вверх, я повернулся к Аллочке, сидящей на коленях у нашего воспитателя, и весь мой почти переваренный ужин, чуть подкрашенный вишневой наливкой, оказался на ее футболке. Ну и немного еще на рубахе Артура Георгиевича.
— Б…! — Артур Георгиевич отдернул руки от девушки. — Е…. твою мать!
— Ой, — сказала Аллочка и сложила губы буквой «О».
— Упс, — сказал я, вытирая губы. — Простите, я не хотел…