Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Щедрость сердца. Том VII
Шрифт:
Действительно, перед Абрамом Моссе в Амстердаме открылись все двери. Исправно посещая синагогу и еврейские культурные общества, он через неделю стал своим в торговых и финансовых кругах. Почти всякий раз, когда он заводил речь о некой гипотетической деликатной финансовой операции и просил совета насчет фирмы, наиболее сведущей в этом вопросе, его собеседники без колебаний называли «Импэкс». Не полагаясь на собственные впечатления и зная, как в Берлине любят документацию, Лёльке обратился за помощью к частным информационным конторам. Его требования были противоречивы и сбивали информаторов с
Довольный сделанным, он сел однажды вечером на скорый поезд и утром доложил свои наблюдения штурмбан-фюреру Бюлову.
Осторожный Бюлов с неделю понемногу его расспрашивал, в то же время, очевидно, советуясь со своим начальством, и наконец объявил:
— Ну, хорошо. Выбор одобрен. Теперь вы поедете на Принц-Альбрехтштрассе и примете деньги. Их надо сдать в Нидерландский коммерческий банк через фирму «Импэкс». А список французских адресатов вы сами отдадите непосредственно банку.
— Я понял.
— Вы назвали сумму в восемнадцать тысяч долларов?
— Да. Столько полагается фирме и банку за услуги.
— Хорошо. Значит, вы получите на Альбрехтштрассе триста тысяч долларов и эти восемнадцать.
При этих словах перед глазами у Лёльке проплыли большие радужные круги во главе с высокомерной тройкой, целый поезд с паровозом. Дальнейшее доходило до его ушей как бы под отдаленный звон колоколов, хотя он слушал Дитера Бюлова со всем вниманием.
— Вы поедете на машине. Кроме шофера, вас будут сопровождать двое в качестве охраны. Таможенный досмотр вас не касается — вы имеете дипломатический паспорт. Пересечь границу будет просто. Выгрузиться в «Карлтоне» тоже нетрудно. Пока вы будете улаживать дело в банке и у дирекции фирмы, чемодан с деньгами должен находиться в запертом номере под охраной. Опасным моментом будут десять минут переноса чемодана из «Карлтона» в банк на Кал-верстраат или двадцать минут в помещение фирмы на Ро-кине. Но Амстердам — не Чикаго, эсэсовцы — не американские полицейские.
Дитер Бюлов встал.
— Желаю удачи, — и, нарушая ритуал, протянул одеревеневшему Клаусу Лёльке руку.
Когда Лёльке вышел, Бюлов из неплотно прикрытой боковой двери впустил в кабинет молодого и очень интеллигентного на вид штурмфюрера Конрада Рейтера.
— Вам хорошо было слышно?
— Вполне!
— Вы назначаетесь ответственным за целость денег при всех обстоятельствах. Вам заказаны комнаты по соседству с номером Лёльке.
— Ну?
— Вы хорошо сидите на стуле? — по своей всегдашней манере вопросом на вопрос отвечал старик.
— Ну, ну, не тяните.
— Герр Моссе, хотя я-то знаю, что это совсем не герр Моссе, — он не такой уж проходимец, как вы, может быть, себе думаете… Он почище!
— Короче можно?
Но Рубинштейн не спешил. С видом гурмана, которому в еврейском ресторане на Калверстраат подали петушиную печенку, жаренную
— Герр Моссе интересуется достать голландский заграничный паспорт.
У Гая даже уши заложило — несколько секунд он ничего не слышал.
— Что вы ему сказали?
— Что я могу сказать? Вы помните, что я сказал вам, когда вы попросили достать гестаповский жетон? Нужны деньги, много денег.
— Это все? Он ведь торчал в конторе битый час…
— Еще он спрашивал, могу ли я положить деньги в банк на имя какого-то одного человека.
— Ну?
— Я ему сказал: какая мне разница?
— И до чего же вы договорились?
— Придет завтра в девять…
— А вы действительно можете достать паспорт?
— Я? Нет… Деньги — могут.
Гай и не хотел, а улыбнулся:
— С вами пообщаешься — жить научишься.
— Ого-го! — Рубинштейн был явно польщен.
— А много надо денег? — спросил Гай.
— Вы говорите так, как будто в кошелек надо лезть вам, а не ему.
— Но все-таки: сколько?
— Этого я не знаю, но это легко узнать.
— А с чего вы взяли, что он не Моссе?
— Когда этот мальчик шлялся тут по городу, его встретила одна моя знакомая — она работает посудомойкой в столовой. Удрала из Берлина еще три года назад. Она знает этого Клауса Лёльке, как я вас.
— Придется доставать паспорт.
— А кто говорит, что не придется?
Из ресторана, взяв такси, Гай отвез Рубинштейна не к нему домой, а на квартиру к его хорошим знакомым, жившим в Амстердаме с незапамятных времен, которые, как сказал Рубинштейн, знали здесь всех, кроме кладбищенских сторожей, и которых тоже знали все, кроме налоговых инспекторов.
А утром, ровно в девять, Рубинштейн встречал в конторе дорогого, уважаемого клиента — Абрама Моссе.
Поговорив о преимуществах берлинской погоды перед амстердамской, они перешли к сути.
— Как насчет паспорта? — смахивая со стола несуществующие пылинки, как бы между прочим поинтересовался клиент.
— Можно. Тысяча долларов.
Клиент кивнул головой.
— А как скоро?
— Три дня.
— Что от меня еще требуется?
— Фотокарточка и ваш паспорт.
Клиент вынул из кармана немецкий паспорт на имя Абрама Моссе, порылся в портмоне, извлек фотокарточку, положил то и другое на стол. Рубинштейн спрятал паспорт и карточку в свой карман и выжидающе взглянул на клиента.
Тот понял и отсчитал из толстой пачки, лежавшей в портмоне, десять стодолларовых купюр.
— Может быть, вы хотите взять другую фамилию? — осведомился предупредительный вице-директор, приняв и пересчитав деньги.
Клиент подумал и сказал:
— Пожалуй…
— Как же?
— Карл Герзон.
Если бы Рубинштейн знал, что Абрам Моссе, он же Клаус Лёльке, штурмфюрер СС, пожелал взять себе фамилию своего бывшего хозяина, обворованного и в конце концов доведенного им до краха, даже такой тертый калач подивился бы вычурности человеческих прихотей. Но он этого не знал и потому бесстрастно записал в блокнот новое имя герра Моссе.