Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Щедрость сердца. Том VII
Шрифт:
Гай с первого взгляда понял состояние Греты, и у него возникло было желание сейчас же рассказать ей о себе все до конца, но он сдержался. Психологически было бы опрометчиво посреди пути давать ей такую эмоциональную нагрузку. Он решил открыться после того, как с проконсулом Мональди все будет ясно.
Из кафе Маргарита ушла с подробными инструкциями на ближайшее будущее.
…В Базеле Гаю пришлось существовать в двух сильно разнящихся обличьях, и это делало его жизнь трудной. Маску графа ван Гойена он испытал и обкатал еще в Амстердаме. Влезть в шкуру развозчика мяса, в общем-то, было тоже не так уж сложно.
В
Сложность представлял сам момент перемены обличий. Артисты, подвизающиеся на эстраде в жанре трансформации, пользуются для незаметных зрителю переодеваний элегантными ширмочками. Его ширмой по необходимости должна быть, как минимум, отдельная квартира. Не может же развозчик мяса повсюду таскать с собой изысканные графские костюмы, как графу не пристало носить чемодан с пропитанной запахом крови одеждой мясника.
Югослав из Фиуме снимал комнату в верхнем этаже старого дома на окраине Базеля и, будучи зарегистрирован в полиции и состоя на службе в мясоторговой фирме, имел юридический статус.
Граф ван Гойен существовал в городе только де-факто и являлся на свет очень редко.
Единственным общим признаком у этих двух лиц были темные узкие усики. Но на каждом из лиц они выглядели столь разно и участвовали в мимике так непохоже, что Гай при долгом размышлении перед зеркалом не побоялся их оставить.
Комнату югослава для трансформаций использовать было невозможно: с какой стати вдруг появится в этой конуре щеголь-аристократ?
На квартире, где жили Ганс и Альдона, Гаю просто нельзя было появляться.
Поэтому пришлось Гансу и Альдоне снять на тихой улочке недалеко от центра помещение из трех комнат на втором этаже и открыть заведение медицинско-куафюрного профиля под вывеской: «Гигиенический массаж». Познания Аль-доны в этой области были вполне достаточны, а особенного наплыва клиентуры не предвиделось.
Ширма получилась удобная. Под вывеской этого тихого заведения можно было переделывать графа в мясника и обратно без боязни вызвать нездоровое любопытство окрестных обывателей.
Маргарите было сказано, что в случае крайней необходимости она должна прийти или позвонить Альдоне. Условный язык, простой и надежный, она усвоила в пять минут. А повседневная связь — целиком забота Гая. С помощью Ганса и Альдоны ему не составляло особого труда держать под постоянным наблюдением отель «Кайзергоф» и особняк, который штандартенфюрер СС Раушбергер подарил своему тестю — проконсулу Гаэтано Мональди.
С каждым днем хозяин «Кайзергофа» относился к Маргарите все лучше — такая формулировка была бы вполне уместна, если бы не одно соображение. Отношение Иоганна Брандта в данном случае не поддавалось никаким градациям.
Этот много повидавший на своем веку стареющий джентльмен уже по роду занятий должен был сделаться психологом, тонким знатоком человеческих душ. Владелец гостиницы, если он желает своему предприятию процветания, обязан все видеть и слышать, но ничего не замечать и не говорить.
Он, без сомнения, быстро оценил Маргариту по всем возможным статьям и статям. Фамилия Равенбург-Равенау, конечно же, была ему известна, но он давно понял, что далеко не всегда можно ставить знак равенства между титулом и его носителем. Определяя степень благородства, он больше верил своим глазам и чутью, чем визитным карточкам. Маргарита была камнем чистейшей воды.
Все угадал верно опытный Иоганн и поэтому с первого дня пребывания Маргариты в «Кайзергофе» отдал ей все свои симпатии без всяких оговорок. И именно поэтому неправильно было бы говорить, что он относился к ней день ото дня все лучше. Лучше относиться было просто невозможно. Маргарита прекрасно это чувствовала. Ей, как всякой молоденькой женщине, льстило молчаливое, бескорыстное поклонение умудренного жизнью седеющего мужчины, у которого такие умные и всезнающие глаза.
И, однако, был один пункт, в котором Иоганн допустил колоссальную ошибку. Как и все остальное, он правильно определил состояние финансов фрейлейн Маргариты Виктории, но сделал из этого неправильные выводы.
Однажды вечером, вернувшись от Густавссонов, Маргарита заглянула на минутку в бар выпить чего-нибудь холодного и нечаянно сделалась участницей маленького летучего торжества: служащие отеля и ресторана поздравляли своего хозяина с днем рождения — ему исполнилось пятьдесят семь. Маргарита порывалась тут же пойти куда-нибудь, чтобы купить подарок, но Иоганн удержал ее, подал бокал шампанского.
Выпив со всеми вместе и сказав слова благодарности, он взял Маргариту под руку и пригласил пройтись по аллее в гостиничном саду.
— Я надеюсь, вы не осудите меня за навязчивость в такой знаменательный день, — сказал он, когда они ступили на белый песок дорожки.
— По-моему, менее навязчивого человека, чем вы, трудно представить, — искренне возразила Маргарита.
— Рад, что вы так думаете. Это придает мне смелости.
Вероятно, Маргарита сделала какое-то непроизвольное движение, потому что Иоганн тут же воскликнул:
— Нет, нет, не беспокойтесь! Я не буду объясняться в любви!
Она рассмеялась. Иоганн тоже.
— Кажется, с вас довольно и одного старичка, — сказал он шутливо.
— Вы имеете в виду вашего друга проконсула Мональди?
— Да. Но он мне друг лишь постольку поскольку… Приятели — еще куда ни шло, но друг…
— Разве? — удивилась Маргарита. — А он так восторженно о вас отзывается…
— Я тоже ничего плохого о нем не говорю. Но все-таки друг — это слишком сильно сказано. Много ли у вас друзей?