Пир бессмертных. Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Возмездие. Том 4
Шрифт:
На сегодня я сказал всё, товарищи!
Борис поднял руку.
— Последний раз беру слово и я, друзья! Обещаю не тянуть. Говорю как беспартийный советский интеллигент весьма пожилого возраста, немало испытавший и в борьбе за советскую власть и сполна получивший её «благодарности».
Я считаю, что человек не может существовать без идеала — мы по натуре борцы, а борец обязательно должен знать, за что он проливает свою и чужую кровь. Вместе с тем мы — просто люди и свою повседневную жизнь тоже хотим устроить поудобнее. Этим двум запросам полностью удовлетворяет марксизм — сочетание веры с наукой, крашеных мощей на площади и бесплатного образования, медицинского обслуживания, страхования и многого другого.
Я полагаю, что организация общества, где все потребности
А достижения социализма у всех на виду, они бесспорны, и мы ушли бы по этому пути гораздо дальше, если бы руководство страной не находилось в руках случайных и неподготовленных людей. Вопреки им народ строит свою жизнь, очень медленно, но идёт вперёд. Пусть же, добиваясь конкретного, он всегда видит вдали абстрактное — эго не беда, это надо. Итак, подвожу итог.
Советская практика не доказывает и не опровергает идеи коммунизма, как церковная практика не доказывает и не опровергает идею бога. И то и другое в равной степени и по одним и тем же причинам невозможно: не надо путать знания и веру. Что же касается социализма, то пятьдесят лет строительства показывают, что коренное улучшение нашей жизни возможно и перспективы на будущее беспредельны, если учитывать развитие науки. Думаю, что спор между капитализмом и социализмом уже предрешён в пользу социализма, и нам остаётся только пожелать, чтобы наш советский социализм когда-нибудь освободился от бюрократических пут и смог развиваться в полную силу нашего народа! Это всё, что я хотел сказать.
Семён проговорил устало:
— Много социалистов и коммунистов трудилось над определением понятия «социализм». Всякая эпоха вкладывала в это слово свой смысл, но наша выдвинула главу многомиллионной партии, марксиста-ленинца, который дал на веки веков научное определение. Оно восславит и его самого, и его удивительную эпоху, оно покажет степень культуры руководства нашей несчастной партией. Мудрец изрёк: «Социализм — не колбаса!!!»
Все весело расхохотались.
— Да, не колбаса… И именно благодаря самому Никите: в магазинах уже неделю нет колбасы! Так и дальше будет развиваться наша политика: волнами и спадами или вихлянием из стороны в сторону. Жаль. Очень жаль.
— Однако дело не в колбасе, — серьёзно и печально продолжал Степан. — Мы подошли к истокам нашего принципиального расхождения с хрущёвским правительством и сталинской партией.
Все власть имущие в мире всегда и везде ставят знак равенства между своей властью и родиной: кто против их власти, тот, видите ли, не патриот. У нас он ещё и антисоветчик.
При диктаторском принципе управления партией то же положение создаётся и в самой партии: только толкование коммунизма, которое даёт очередной проходимец, захвативший власть, и есть истинное и единственно возможное, и каждый, кто считает, что могут быть иные толкования, — тот не марксист, не ленинист, не коммунист, короче — контрреволюционер. А между тем именно смена наших диктаторов наглядно показывает каждому дураку, что каждый новый властелин в партии даёт коммунизму своё особое толкование, исключающее все предыдущие: Ленин творчески углубил Маркса, Сталин — Ленина, Хрущёв — Сталина. Первые двое это делали негласным путём, а Хрущёв даже изъял книги того, кого «Правда» с таким бесстыдством объявляла «Лениным сегодня». Мы смеёмся сегодня над выкрутасами Кукурузника, а завтра он будет сам свергнут и объявлен исказителем марксизма-ленинизма, и громко сказать на партийном собрании: «Товарищи, социализм — это не колбаса!» — будет уже считаться контрреволюционным выпадом и антисоветчиной!
Чем дальше мы уходим в теории и особенно в практике от гуманного и глубоко демократического учения Маркса и чем больше оно обрастает необходимостью увязывать теорию с государственной бюрократической практикой, тем меньше в нём остаётся первоначального, тем назойливее и грубее имена Маркса и Ленина
Ещё при жизни Маркс с улыбкой говорил, глядя на своих последователей: «Я — не марксист!» А что бы он сказал теперь, увидя сталинские массовые казни и хрущёвские дикие бесчинства в партии и в стране?! Вот поэтому, друзья, давайте уточним: Маркс, бедняга, за Ленина, Сталина и Хрущёва не отвечает. Их государственная практика ему навязывается зря. Она — производное российских условий и не пример для коммунистов других стран, где, может быть, скорее и дальше уйдут к коммунизму. И мы, подчёркивая ряд грубейших ошибок в этой практике, совсем не выступаем ни против домарксовского социализма, ни против научного социализма Маркса-Энгельса,
То, что мы видим вокруг, не утверждает и не опровергает идею коммунизма. Это — явления разных планов, и давайте скажем, что, не кривя душой, мы честно считаем себя коммунистами, хотя и не нашего казённого пошива! История рассудит, кто из нас прав!
— Прошу слова! — сказал я, — Хочу добавить по этому поводу несколько слов.
Во времена Маркса многое из того, что знаем мы теперь, ещё не было открыто, но факт остаётся фактом, что, увлёкшись экономикой и политикой, Маркс построил своё учение о будущем коммунистическом обществе без изучения современной ему медицины, а Павлов, Ухтомский и многие другие исследователи сказали своё слово гораздо позднее.
Работая с собаками, Павлов подметил, что у собак встречаются разные характеры, но в общем их можно сгруппировать в несколько ярко очерченных типов или групп.
У нас в доме живёт старый чекист-собаковод, человек, всю жизнь посвятивший дрессировке собак, готовых растерзать заключённых. Я его спрашивал: «Трудно ли натаскивать псов?» — «По разному, — отвечал он. — У них ведь бывают разные характеры, и прежде, чем начать дрессировку, надо узнать характер пса и идти не от правил дрессировки, а от характера. Тогда бывает легче работать, легче использовать определенные наклонности; пойдёшь против них — успеха не будет!»
Каждый человек обладает своим особым характером.
Нас на земном шаре свыше двух миллиардов, а все характеры практически можно объединить всего-навсего в четыре группы. Они прекрасно наблюдаются в истории человечества и в нашей личной жизни: тип Жилистого насильника, как прототип Дворянина и Начальника вообще; тип Толстенького жулика, как прототип Буржуа; тип Простака силача, как прототип Рабочего; и тип Выродка, как прототип асоциального Босяка и Бунтаря.
Я видел новобранцев на царском флоте: все одеты одинаково, все похожи друг на друга как две капли воды, потому что одинаково вымуштрованы кулаками фельдфебелей, все загнаны в одну стальную плавающую коробку. И что же? Служба началась, и скоро от однообразия и единства не останется и следа: Жилистые идут в унтер-офицеры, Толстенькие — в каптёры и повара, Простаки — в рядовые, а Выродки — в штрафники. Позднее, в Норильске, в первый день работы я с ужасом смотрел на ряды заключённых этапников, обмундированных и выведенных в тундру: все одинаково бесправны, все в равных условиях. И что же? Опять эта безликая чёрная масса распалась на те же группы, и работягой я в заключении не был никогда, потому что, выражаясь языком урок, «работать на общих мне не положено». Я сам себя произвёл в бригадиры, а потом, использовав болезнь, ушёл на тыловую работу.
Возможно, что когда-нибудь врачи-социологи найдут объективное обоснование такого распределения всего живого на группы, скорее всего, на основании различия в хромосомах или генах. Вот и строй в таких условиях общество с всеобщим равенством! Формально, конечно, это просто: сверг царя, объявил о равенстве — и дело в шляпе. Но прошло пятьдесят лет, всего только пятьдесят лет, и наше общество формально равных раскололось на резко очерченные группы.
Что такое советский образ жизни? Летать в Париж, чтобы завить волосы перед приёмом в Кремле, или голодной и измученной до полусмерти часами стоять в очереди, чтобы получить пару галош нужного размера?