Пир попрошаек
Шрифт:
Лайам велел Фануилу обследовать Храмовую улицу и городскую площадь. Сам он тем временем неторопливо побрел к центру города, иногда останавливаясь, когда дракончик занимал очередную наблюдательную позицию. Тогда Лайам закрывал глаза и переключался на зрение фамильяра. Однако ни возле святилищ, ни на площади маленькой воровки не оказалось, хотя и там, и там сновали толпы празднично разодетого люда, довольно оглаживающего толстые кошельки. Мысленно выбранившись, Лайам приказал фамильяру вернуться к галерее писцов.
Мопса
Лайам узнал ее по светлой, отливающей каштановой рыжинкой головке. Маленькая воровка с самым невинным видом стояла возле одной из колонн галереи, изображая из себя пай-девочку, дожидающуюся родителей. Одета она была в тот самый наряд, который Лайам купил ей с месяц назад. Правда, плащ уже выглядел изрядно замызганным, равно как и подол платья, высоко поддернутый для свободы маневра. В крепко сжатом кулачке Мопсы что-то опасно поблескивало. Девчонка определенно присматривалась к стоявшему в очереди нарядному господину – точнее, к свисавшему с его пояса кошельку.
Лайам снова переключился на собственное зрение и, стараясь не обращать внимания на тупую боль в затылке, поспешил к галерее писцов, благо та была от него в трех кварталах. К тому времени, как он до нее добрался, мужчина в красном плаще уже собирался делать заказ, а Мопса изготовилась к действию. Лайам тихонько подошел сзади и похлопал девочку по плечу.
– Привет, карманница! – прошептал он и схватил Мопсу за руку.
Маленькая воровка так испугалась, что даже не пыталась удрать, и Лайам пожалел о своей шутке. Но уже в следующее мгновение на чумазой мордочке отразилось такое облегчение, что он рассмеялся.
– Ты не очень-то осторожна, – сказал Лайам и отпустил ее руку.
– Никогда больше так не делай! – прошипела Мопса. – Я чуть было не окочурилась от страха!
– Сама виновата. Надо поглядывать по сторонам. Что, если бы к тебе подкрался не я, а кто-то другой?
Мопса беспокойно завертела головой, всматриваясь в толпу.
– А что, тут есть и такие?
– Нет, – успокоил ее Лайам. – Но если бы были, то могли бы заметить у тебя кое-что. Я, например, заметил, – и он похлопал девочку по руке, в которой та прятала нож. – А теперь пойдем, мне надо с тобой поговорить.
Мопса нахмурилась.
– Не могу. Я работаю, – она взглянула через плечо на человека в красном плаще, который как раз заказывал писцу несколько поздравительных писем.
– Ты опоздала, – сказал Лайам. – Его уже грабят. И потом, ты все равно не смогла бы незаметно перерезать обе завязки. Пойдем…
– Смогла бы! – заупрямилась Мопса. Лайам покачал головой.
– Идем со мной, это важнее, – он повлек упрямицу за собой, но та вывернулась и с подозрением спросила:
– Насколько важнее?
– Настолько, что нам перед разговором придется перекусить, – со вздохом сказал Лайам.
Девчонка, что-то недовольно
– И где же мы перекусим?
Лайам заметил неподалеку ларек, где торговали горячей пищей.
– Там, – сказал он и показал рукой. Мопса ухмыльнулась и стрелой метнулась к ларьку. Прежде чем Лайам ее нагнал, она успела заказать три порции горячих колбасок.
– Дядюшка платит, – сказала Мопса розовощекой торговке. Та с сомнением оглядела бедно одетую покупательницу, но тотчас успокоилась, увидев подошедшего Лайама.
Торговка улыбнулась хорошо одетому господину и повернулась к жаровне.
– Добавьте еще одну для меня, и, будьте добры, с хлебом, – сказал Лайам.
– Мне тоже с хлебом! – потребовала Мопса. Когда торговка, разрезав колбаски вдоль и поместив их на хлеб, выложила заказ на прилавок, девчонка быстро схватила свою долю. Два бутерброда она упрятала в карманы плаща, а в третий жадно вонзила зубы.
– Малышка проголодалась, – заметила продавщица.
– Я не кормлю ее неделями, – сказал Лайам, доставая деньги. – Так выходит дешевле.
Он положил на прилавок несколько мелких монеток, лучезарно улыбнулся опешившей женщине и, прихватив свой бутерброд, повел Мопсу в сторонку.
– Туда, – Лайам показал на пустующий уголок в дальнем конце галереи. Увлеченная своим занятием маленькая воровка покорно потащилась за ним. По дороге она успела разделаться с первой порцией пищи и приступила ко второй. Лайам откусил разок от своего бутерброда и скривился – хлеб был черствым, а в колбаску переложили хрящей. Покачав головой, Лайам отдал бутерброд Мопсе. Та запихнула его в карман, не переставая жевать.
Лайам уже в который раз задумался о том, сколько же Мопсе лет?
«Двенадцать? Или тринадцать? Но никак не больше четырнадцати! Вся перемазанная и худющая, однако выглядит довольно неплохо. От нее уже не воняет, как прежде, и она как будто не голодает». Мопса теперь, несмотря на темные круги под глазами, действительно разительно отличалась от той изможденной и дурно пахнущей оборванки, какой она была месяц назад.
Между тем маленькая воровка, расправившись со второй колбаской и облизав пальцы, сказала:
– Ну так чего тебе надо?
– Мне нужно свидеться с Оборотнем.
– И зачем?
– Чтобы сказать, как сильно я его уважаю.
Мопса весело рассмеялась, захлопав в ладоши.
– Тогда ты точно его не увидишь! Нет, честно – зачем он тебе?
– Это тебя не касается. Просто скажи ему, что я хочу с ним поговорить.
– И ты думаешь, что он побежит к тебе, как собака на звук рожка? Нет, с этим я к нему не пойду.
Лайаму пришлось признать, что девчонка права. Кто он такой, чтобы тревожить главаря воровской гильдии по пустякам? Волк прежде всего блюдет свои интересы.