Пир в Одессе после холеры

Рекемчук Александр Евсеевич

Однако, как водится, техника подвела: к назначенному сроку оборудование магазина не было завершено, хотя занимались этим делом не русские и даже не ливанские умельцы, а итальянцы.

Пришлось дожидаться, покуда вобьют последний гвоздь и расставят на полках товар.

Но мы, конечно, не томились от скуки — в Бейруте не соскучишься.

К тому же чрезвычайным и полномочным послом СССР в Ливане был Сарвар Алимжанович Азимов, узбекский прозаик, отнюдь не гнушавшийся своей принадлежностью к писательской братии, а наоборот, с подчеркнутым уважением относившийся к коллегам по перу.

Стоит ли говорить, что мы чувствовали себя в Бейруте как у бога за пазухой?

Нас возили к развалинам Баальбека, где в античных пропилеях

гулкое эхо взывало к сообразности речей, а тысячетонные плиты Баальбекской платформы заставляли размышлять не столько о том, откуда они, эти плиты, взялись, сколько о том, откуда взялись мы, люди-человеки, на безгрешной до нас Земле.

Мы бродили в толчее восточных базаров Бейрута, дивясь пестроте товара, разноликости торговцев, разноязычию торга, где одновременно звучала арабская, армянская, курдская, греческая, французская речь — и вдруг возникала догадка о том, что и до нашей северной разноплеменной державы, празднующей ныне свой полувековой юбилей, существовали ее древние подобия, причем они жили веками, меняя свои названия, уклады, символы веры, обычаи и законы, именно здесь, на выжженных солнцем нагорьях: Финикия, Вавилон, империя Александра Македонского, Эллада, Золотой Рим, Византия, Халифат, княжества Креста Господня, империя Османов...

Однажды ночью, гуляя по Хамре, мы встретили знаменитого иракского поэта Мухаммеда Махди Аль Джавахири, коротающего в Бейруте свою политическую эмиграцию. И на следующий вечер в ресторане «Альказар», где нам приготовили трапезу ливанские писатели, произошло незабываемое: молодой и красивый, как восточный витязь, Мумин Каноат, уступив настойчивым просьбам, поднялся за столом и начал читать на фарси свои стихи, а седовласый старец Аль Джавахири, встав против него, как в поединке, повел синхронный стихотворный перевод на арабском — мы с Чесноковым, не понимая ни слова (он владел лишь французским), внимали потрясенно музыке персидского стиха и вдохновенному ритму импровизации переводчика.

Представитель «Международной книги» в Бейруте Василий Васильевич Глуховский (месье Международная Книга, как величали его ливанцы), который, собственно, и отвечал за открытие книжного магазина, тоже старался нас развлечь по мере сил.

Убедившись, что мы не рвемся смотреть секс-шоу и рассказав с усмешкой о неких советских визитерах, которые тоже не захотели смотреть голых баб, но потребовали выдать им стоимость этого развлечения «сухим пайком», Глуховский повел нас в фешенебельный кинотеатр «Пикадилли» на премьеру итало-мексиканского фильма «Убийство Троцкого». Вначале на экране появился Никита Сергеевич Хрущев, колотивший ботинком по столу в зале заседаний Генеральной Ассамблеи ООН — оказалось, что эти хроникальные кадры использованы для рекламы обувной фирмы «Рэд шу». Затем началось захватывающее действо, в финале которого Ален Делон, изображавший Рамона Меркадера, хватил по темечку ледорубом Ричарда Бартона, игравшего Льва Троцкого. Мы, тогда еще непривычные к подобным крамолам, лишь поеживались, а месье Международная Книга, глядя на нас, улыбался снисходительно. Как вдруг сидевший рядом с ним сын, мальчик лет восьми, разревелся на весь зал. «Ну, что? Чего ты?» — обеспокоился папа. «Дядю жа-а-лко...» — не унимался малыш. Наш опекун заметно скис. Вероятно, он жалел, что не уговорил нас пойти на стриптиз.

Пошла последняя декада года, а в книжном магазине еще вовсю стучали молотки.

И Бейрут жил своей обычной жизнью — меж двух огней.

В ночь на 21 декабря из багажника «Опеля», припаркованного в ста шагах напротив посольства США, шарахнули четыре противотанковые ракеты американского же производства, снеся несколько этажей модерного здания. В машине, по сообщениям газет, нашли записку: «За Вьетнам мы будем бить вас везде!»

Украдкой мы ездили смотреть полуразрушенное здание, обращенное к морю.

А в лагере палестинских беженцев под Сайдой, который мы

посетили, на стене ежевечерне вывешивали фотографии тех, кто накануне ушел на выполнение боевой операции и уже никогда не вернется. Вокруг нас вились босоногие, с голодными глазами, дети — Мумин Каноат раздавал им свои последние доллары. Нам прикололи значки с палестинской символикой и арабской вязью.

«Этот значок я не сниму никогда!» — пылко заявил наш таджикский друг. Но за воротами лагеря, на пути к кафе, где нам предстояло обедать, ливанские провожатые весьма настойчиво попросили нас снять эти значки, намекнув, что мы рискуем, не дождавшись десерта, взлететь на воздух вместе с другими ни в чем не повинными посетителями кафе.

На перекрестках ливанской столицы то и дело преграждали путь баррикады, сложенные из мешков с песком. За ними, выставив в бойницы дула автоматов, сидели смуглые парни в стальных шлемах: они были готовы встретить огнем и палестинских боевиков, и израильских коммандос.

Из своего окна в отеле «Атлантик» я наблюдал, как истребители «Мираж», подобные стальным наконечникам стрел, оперенных выхлопами, неслись к горизонту, туда, где Южный Ливан, где граница Израиля, где погромыхивали бои, где пахло большой войной.

Память подсказывала текст из Книги Чисел, заложенный бумажкой в томе Ветхого Завета, что лежал на моем письменном столе, по которому я отчаянно соскучился за месяц странствий по этим библейским местам.

И сказал Моисей народу, говоря: вооружите из себя людей на войну, чтоб они пошли против Мадианитян, совершить мщение Господне над Мадианитянами...

И пошли войною на Мадиама, как повелел Господь Моисею, и убили всех мужеского пола.

И вместе с убитыми их убили царей Мадиамских: Евия, Рекема, Цура, Хура и Реву, пять царей мадиамских, и Валаама, сына Веорова, убили мечом (вместе с убитыми их).

И жен Мадиамских, и детей их сыны Израилевы взяли в плен, и весь скот их и все имения их взяли в добычу.

И все города их во владениях их и все селения их сожгли огнем...

И еще — параллельный текст в Книге Иисуса Навина:

...И все города на равнине, и все царство Сигона, царя Аморрейского, который царствовал в Есевоне, которого убил Моисей, равно как и вождей Мадиамских: Евия, и Рекема, и Цура, и Хура, и Реву, князей Сигоновых, живших в земле (той).

Также Валаама, сына Веорова, прорицателя, убили сыны Изралевы мечом в числе убитых ими...

Я не встречал более вероятного корня той фамилии, что мне досталась.

21 декабря нашу писательскую делегацию принял президент Ливанской Республики Сулейман Франжье. Прием был официальным: у дворца Баабда выстроен караул гвардейцев в синих мундирах с аксельбантами и лихо сдвинутых набок беретах. Нас сопровождал посол СССР Сарвар Азимов в парадном, расшитом золотом дипломатическом мундире. Однако президент старался придать встрече не слишком протокольный характер: он сам был в светлосером фланелевом костюме, мокасинах, шерстяных по сезону носках. Седоголовый, щуплый, очень подвижный. Мы уже знали, что он по рождению горец, христианин-маронит (по конституции Ливана президентский пост всегда занимает представитель христианской общины, а вице-президентом избирается мусульманин). Сулейман Франжье был подчеркнуто внимателен. Угощая кофе, расспрашивал о делах литературных: с кем из ливанских писателей мы успели познакомиться? Есть ли в советской литературе авангардистские течения? (Мы отвечали, что есть)... Было ясно, что этот прием на высшем уровне, не запланированный ранее (нам пришлось впопыхах, на последние франки, покупать белые рубашки) был знаком уважения того праздника, который предстоял через два дня.