Пирамида, т.2
Шрифт:
– Однако пора и мне завершить свои хлопоты о вашем подопечном пареньке... – сказал наконец Хозяин, – еще минутку терпенья!
Левой рукой наугад он коснулся привычной точки на столе, и тотчас, словно дожидался сигнала за дверью, помощник предстал на пороге. Произошел невыразительный диалог без уточненья, о чем речь.
– Итак, чем увенчался розыск, отыскалась наконец иголка в сене? – не сомневаясь в благоприятном ответе, осведомился Хозяин.
– Всю Сибирь обшарили... отыскалась лишь в магаданском лагере, – не сразу и с опущенной головой сообщил помощник.
– Эка, поторопились, оперативные ребята! Нашего брата туда по этапу месяцами гнали. Не иначе как телеграфом переправили его в такую даль... – усмехнулся ангелу Хозяин и подозрительно нащурился на докладчика, настороженный его виноватым молчанием, – но по крайней мере дали команду
– Выяснилось, что московского задержанья три дня назад вообще не было, так как человек этот никуда из лагеря не отлучался... – покосившись на Дымкова, уклонился тот от прямого ответа из боязни разглашать при свидетеле ведомственные секреты. – Словом, целая совокупность трудностей помешала доставить его в Москву.
– И в чем заключалась главная из них?.. Не заставляйте же тянуть из вас по слогам! – начинал сердиться Хозяин, повергая померкшего чиновника в опасное для здоровья багровое замешательство. – Нелетная погода, нехватка горючего? Или лишнего спецсамолета не оказалось под рукой там у них, на краю света? Нищета какая!
– В данном случае повлияла косвенная, так сказать, а именно нынешнее пребывание зэка скорее на том свете, чем у нашего на краю!.. – напропалую, в поддержанье своего престижа перед посторонним пошутил генерал. – Неувязка в том, что заключенный Лоскутов погиб полгода назад при попытке к бегству.
Потребовалось время, чтобы образовавшийся вакуум вновь заполнился жесткой казенной тишиной. Хозяин кинул взор на круглые часы. Ввиду неотложных дел расследование престранного несовпадения выяснившихся дат и административную бурю приходилось отложить до утра.
– Вот вам поучительный пример, к чему приводит неосторожное поведенье на минном поле, каким становится наша планета, – рассудительно сказал он с жестом извиненья за служебную оплошность, обусловленную все более сгущавшимся туманом эпохи. – Однако уже поздно и ночь на дворе, а мой рабочий день пока в самом разгаре. Не слишком утомил я вас своей исповедью естественной для вожака на распутье и в цейтноте? Ну вот и славно... – и не дожидаясь ответа, похвалил он за быструю сговорчивость и заодно для помощника, чтоб не повторять распоряжений, уведомил ангела, что во избежание заблудиться в ночном городе его отвезут домой в машине и отныне обеспечат ему полное уединенье, без помех извне, чтобы сосредоточился на главной цели.
– У нас еще совещанье по Уралу... можно впускать? – вполголоса и не поднимая глаз напомнил об очередных делах помощник.
– Минуточку, – кивнул ему Хозяин и без прощального рукопожатья, прикосновеньем к рукаву удержал ангела на месте. – Кстати, забыл вам сказать напоследок... Хочется верить, что установившегося меж нами содружества не омрачит досадный инцидент, как с тем молодым человеком, гарантирующий ваших оставшихся друзей от подобного несчастья. Вдобавок нам известно кое-что о прогрессирующей ущербности вашего дара, чем и объясняется наше нетерпенье насчет сроков... так что не сочтите за ультиматум, благоразумие не повредит и ангелу, застрявшему на чужбине в такую непогоду, не так ли?
– Да... – почти беззвучно отозвался ангел, заметно содрогнувшись не столько от произнесенной угрозы, как от зловещего присловья, которым уже не впервые обозначилось чье-то активное и незримое присутствие, снова ощутил опустошительный холодок в спине, с каким в последнее время выключалась способность чудотворенья.
По склонности ума увязывать воедино реальные и едва подозреваемые сущности мирозданья, Никанор Шамин вплетал в канву действительности не только фантастические прогнозы бедной своей подружки с расстроенным воображением, несовместные с передовым мировоззрением эпохи, но и пофазно полученные от нее сведения о пребывании ангела в нашей столице. Надо оставить на совести студента живописные подробности о ночной встрече великого вождя с Дымковым – вроде скандала на концерте или кремлевских подземелий, в частности причину тогдашнего дымковского испуга. По этой версии, не постигший истинную суть хозяйского монолога ангел несомненно должен был уловить скрытую там угрозу для земного оазиса, хотя и загаженного шлаками старости людской, но сложившегося на руинах бывшего рая и потому небезразличного Создателю как творческое воспоминанье, так что завербованному в ту ночь небесному агенту разумнее было потом не
Произнесенный в тот вечер наедине с Дымковым, без свидетелей и стенограммы, монолог кремлевского диктатора нельзя считать достоверным документом эпохи. Представленный здесь незамысловатый его портрет, изготовленный как бы с бытовой изнанки, без должной политической подоплеки и свойственного оригиналу логического акцента, выглядит всего лишь рукоделием пылкого и не бесталанного, вроде Вадима Лоскутова, почитателя из смятенной, безличной толпы, на коленях аплодирующей своему кумиру, только что осознавшему жуткий апофеоз доктрины. Но современники имеют священное право на собственное суждение о личности вождя, который столько безумных дней и ночей беспощадно распоряжался судьбой, жизнью, достоянием их отчизны, чтобы завести ее в цейтнот истории. И потому еще уместней и правдивей оказался бы тут судебно-патологический анализ его мертвящей деятельности – на основе бессчетного множества и причудливого разнообразия казней, если вспомнить небывалую численность сопроводительной свиты в девятьсот затоптанных мертвецов, то может быть еще значительнее оказался бы мистический аспект этой незаурядной личности, как она представится однажды прозревшему потомку.
Великий вождь принимал ангела с расчетом на неограниченное время для посвящения его в программу совместной отныне деятельности на благо человечества. Популярно изложенная мировая ситуация не давала должного представления ни о последствиях такого преобразования, ни об обязательных для исполнителя навыках, достигаемых годами специальной тренировки. По нехватке воображения, которым после содеянных некогда скандальных вольностей, нынешние ангелы наделены лишь в пределах служебной надобности, Дымков покидал кабинет Хозяина со своим конвойным генералом в тоскливом смятении – не оттого, что любое государство, лишенное движущего в прогрессе эгоистического импульса, может оказаться без руля и ветрил в бешеной стихии капиталистического моря, не из опасения, сгодится ли для труда конструктивно вывернутая наизнанку рабочая рукавичка, не потому наконец, что торможенье разума, пока не выродился в мозговую опухоль на границе познаваемости, погасило бы весь творческий опыт памяти людской, а из очевидной теперь вероятности, что ввиду участившихся провалов даже мелкого, чисто бытового чудотворения, у него, бывшего ангела, просто не хватит сил на столь объемное задание, о котором судил по количеству времени, затраченного на его изложенье.
Прикосновеньем к дымковскому рукаву генерал еще раз напоминал об окончании аудиенции, но, и пятясь к двери, тот не отрывал устрашенного взора от чего-то вдруг проступившего над головой Хозяина. На мгновенье воротившийся было дар прозренья исчез тотчас за порогом. В приемной молча толпились участники предстоящего совещания, и одни, видимо, повторяли что-то в уме, а крупный и рыхлый, стоявший в сторонке, совал в рот белую таблетку. Сколько их там было и что за люди, Дымков не заметил, как и они его. Он уходил весь расплесканный, ничто встречное не отражалось в его сознанье.
Назад генерал вел Дымкова коротким путем, по безмолвной коридорной дуге, мимо часовых и дежурных. Высокий ранг провожатого, в лицо известного охране, избавлял от показа пропусков и удостоверений, которых у Дымкова никогда не было. И опять, во исполнение директивы, ангел и домой возвращался под почетным конвоем того же заметно притихшего генерала. После таинственной встречи при закрытых дверях некая наивысшая, для всей страны обязательная, святость облекала это долговязое чучело. Прежняя покровительственная ирония уступила место предупредительной заботливости, в частности, сделал героическую, при его-то росте, подать подопечному его жалкое пальтишко, чудом оказавшееся прямо под рукой, а на мокрых выходных ступеньках уверенней подпирал ангела, в самом деле поутратившего устойчивость, под локоток, дабы не подломился раньше времени. Осведомленный о всех государственных тайнах, кроме нынешней, провожатый лишь на полпути, в машине, справился безучастным тоном – договорились ли? И хотя Дымков в его тогдашнем растерзанном смятенье просто не расслышал вопроса, именно молчанье повергло генерала в трепет перед неизвестной ему, явно всемирной дымковской миссией.