Пиранья против воров - 2
Шрифт:
В джунглях Мазуру вдруг почудилось некое неправильное шевеление, и он повернулся в ту сторону, автоматически стиснув гладкую деревянную рукоять паранга. Долго всматривался. Нет, то ли почудилось, то ли осмелевшая макака сквозанула со всей прыти.
– Ну что, корсары? – невесело усмехнулся Джонни. – За работу пора?
Пьер тоскливо вздохнул: они стояли в аккурат возле смердящей оленьей туши, и не было возможности перетащить тяжеленного ящера куда-нибудь подальше, пока он был в целости.
– Давай-давай, хаоле, – усмехнулся Джонни. – Доставай ножик и – за работу… ч-черт!
Он шарахнулся с похвальной быстротой – хотя ему самому, как тут же выяснилось, ничего не грозило. Остальным,
Драконий хвост взметнулся еще раз, но уже гораздо более вяло, взмах получился слабеньким, лишь примявшим траву. Лапы задергались и засучили. Батак истошно орал.
– Говорил же идиоту… – Оскалясь, Джонни, осторожно обойдя хвост ящера, полез в траву, заворочался там. – Не ори ты так, тварь, кому говорю! (Вовсе уж нечеловеческий вопль.) Лежи спокойно, дай посмотреть, макака хренова!
Видна была лишь его спина в грязной и пропотевшей рубахе. Батак дико вопил, заслоненный от них высокой жесткой травой, она в том месте шуршала и качалась, словно под порывами ветра, – это бедняга, надо полагать, катался в шоке по земле.
Негромко треснул выстрел из кольта, и все стихло, успокоилась трава, оборвался вопль. Почти сразу же гаваец выпрямился, пошел к ним, кривясь, застегивая потертую кобуру. Остановившись в двух шагах, ни на кого не глядя, он сказал ровным голосом:
– Обе ноги переломало. Открытые переломы, кровища… Куда его было девать? Все равно сдох бы еще на шхуне. Предупреждал же… Что таращитесь? Работенка у нас такая, люди взрослые… Долю поделим на всех. Или у тебя, наследный принц, гуманность играет и в дележе участвовать не будешь?
– Отчего же, – спокойно ответил Мазур. – Я, как все, и не ищи ты во мне особенного гуманизма…
Он и в самом деле не был так уж потрясен. Печальная участь, конечно, но этот парень хорошо знал, на что шел. Рассуждая с профессиональным цинизмом, гаваец, хотя он и гад ползучий, был в чем-то прав. Открытые переломы, кровотечение… Батак все равно был не жилец, даже если бы они дружно сошли с ума и повезли его прямиком в ближайшие цивилизованные места, где найдутся хирурги и лекарства.
Он заставил себя остаться над происшедшим. Потому что был здесь чужим, и эти маленькие трагедии, эти жизненные сложности его совершенно не касались, перед ним стояла другая задача – во что бы то ни стало вырваться отсюда к своим. В конце-то концов, покойный батак по кличке Чарли был обыкновенным мелконьким «джентльменом удачи», а не угнетаемым трудящимся, эксплуатируемым иностранными колонизаторами или местными компрадорами… Плоховато вписывался покойный в идеологические схемы, которыми Мазуру предписывали руководствоваться партия и правительство, идущие ленинским курсом… Ну и слава богу. Мало мы навидались?
– Ну что? – спросил приободренный гаваец, видя, что открытого протеста подчиненных не последовало, а парочкой хмурых взглядов можно пренебречь. – Без прочувствованной панихиды обойдемся, и уж тем более без торжественных похорон? За работу, дармоеды! Время…
– Нивин майяль! – азартно и ожесточенно рявкнули поблизости.
Встрепенувшись, они обернулись в ту сторону. И слаженно подняли руки – даже команду на совершенно неизвестном языке нетрудно понять, когда она подкреплена нацеленной тебе в лоб солидной десятизарядной винтовочкой…
Метрах в пятнадцати от них, прочно расставив ноги, стоял высокий крепкий яванец в оливковых шортах и такой же рубашке – определенно форма, под широкий малиновый погон на левом плече подсунут скатанный в трубку берет с какой-то разлапистой,
Неизвестный и пока что не идентифицированный страж закона все так же стоял с расставленными ногами, целясь в них из устаревшей изрядно лиэнфильдовской четверочки – устаревшей, увы, лишь морально. Надежная штука, десять зарядов, прицельный бой на два с лишним километра – тот самый пресловутый «бур», с которым Мазур столкнулся в Афганистане и сохранил самые тяжелые воспоминания…
Вооруженный граждан взирал на них с откровенной ухмылкой удачливого охотника. Они молчали – никто пока что не придумал убедительной отговорки или хотя бы первой вступительной фразы. Мазур скосил глаза вправо-влево: нет, пожалуй что, никак не удастся выдать себя за научную экспедицию, мирных ботаников или безобидных энтомологов. Во-первых, нет с собой ничего, что могло бы хоть отдаленно сойти за сугубо научное снаряжение, во-вторых, вот он, карабин Пенгавы, валяется на открытом месте неподалеку от мертвого ящера, в чьей плоской башке великолепно просматриваются дырки от пуль. Не стоит обольщаться – даже в этой глуши полиция умеет подвергать пули трассологическим исследованиям и устанавливать их принадлежность конкретному оружию. В-третьих, совсем неподалеку отсюда почти на виду валяются мешки с добычей, в-четвертых, ни у кого нет документа, разрешавшего бы находиться на территории заповедника, каковыми являются все места обитания варанов… ну, хватит, не стоит умножать аргументы, свидетельствующие против тебя, их и так с избытком хватает на приличный срок… Надо же было так глупо влипнуть…
Но ведь он один, один! Так до сих пор и не появились другие! А это шанс, господа мои, это шанс…
– Послушай, парень… – с примирительной улыбкой начал Джонни. – Не знаю, что ты там решил, но мы люди мирные…
– Новин майяль, рака! – цыкнул вооруженный без особой злости, чуть приподняв ствол винтовки.
То ли не понимал пиджина – хотя полицейскому или егерю на бойком месте и следовало бы знать универсальный язык общения, на котором только и могла кое-как объясниться пара сотен наций, народностей и племен, то ли относился к службе крайне ревностно и не собирался вступать в ненужную болтовню до прибытия начальства… «Вот это влипли», – вновь констатировал Мазур печальный факт. Ужасно тоскливо было стоять под дулом посреди яркого солнечного дня, под синим небушком, в облаке невыносимого смрада от дохлого оленя…
И вновь – характерный шорох в траве, но человека не видно. Должно быть, еще один дракон издали унюхал благоухающее лакомство, но опасался двуногих и оттого не приближался, кружил поодаль. Вооруженный лишь мельком покосился в ту сторону – нет, это никак нельзя было использовать для броска, парень явно обвыкся с ящерами и не собирается отвлекаться на столь привычную деталь пейзажа. Ну что же выдумать-то?! Самая пора. Он не собирается задавать вопросов, что-то выяснять, он молча ждет… Есть здесь и другие, есть, нюхом чую…