Пират (сборник)

Брандт Лев Владимирович

Сжав кулаки и собрав, как для прыжка, мускулы, рядом с ними застыл Воробушкин. Пот выступил у него на черном, закопченном сажей лбу. Всегда плотно сжатые и опущенные книзу губы приоткрылись, и от этого разгладились морщины, обильно залегшие вокруг рта.

– Какая птица! Какая птица! Рубашку последнюю за такого красавца отдать не жалко, – каким-то стонущим голосом заговорил Воробушкин и вдруг заулыбался и показал два ряда белых зубов.

Мальчики на минуту забыли даже о турмане: до того необычным был в этот миг Воробушкин. Все они в первый раз видели его улыбающимся. Он стоял рядом

с ними, очень прямой, помолодевший, с блестящими глазами, и казался совсем непохожим на хорошо знакомого Воробушкина. Мальчики глядели на него почти со страхом.

Увидев изумленные лица, великан как бы очнулся и пришел в себя. Сразу исчезла улыбка. Опустились книзу концы губ, вокруг рта опять залегли глубокие морщины, и привычно согнулась спина. Только глаза еще лишнюю секунду горели под косматыми бровями.

– Хороший голубь, – сказал он уже своим обычным голосом.

– Только все равно такой разобьется. Такие всегда разбиваются, – сказал кто-то из мальчиков.

Наконец голуби по одному начали садиться на крышу. Белый турман опустился последним. Он устал, но дышал ровнее других. Сев на крышу, он начал ворковать и подзывать голубей. Пестрая, с перевязанным крылом голубка павой заходила вокруг турмана.

Белый турман, распушив хвост, громко воркуя, пошел за ней по пятам.

– Не парный он, – заключили знатоки под навесом.

Голуби начали забираться в голубятню. На крыше остались только залетный голубь и пестрая голубка.

Турман ни на шаг не отставал от голубки. Ходил за ней, почти наступая на хвост, ворковал и мел своим хвостом крышу.

Пестрая, с широкими красными пятнами голубка кокетливо убегала от него и манила за собой в голубятню.

Белый турман останавливался у входа, ложился грудью на крышу и громко, призывно стонал до тех пор, пока снова не появлялась голубка.

Даже самым терпеливым надоело ждать.

– Не зайдет он, – убеждали мальчишки друг друга.

– Это суковский турман.

В Заречье ходила слава о знаменитых турманах купчихи Суковой. Ее турманы не заходили в чужие голубятни. Воробушкин, долго из-под нависших бровей наблюдавший за турманом, сказал:

– Совсем не видно, что этот голубь только что в руках был. На таких белых перьях всегда пятна от пальцев остаются.

Турман просидел на голубятне весь день, но внутрь не зашел. Вечером он улетел в сторону города.

На следующий день, еще до того как открыли голубятню, он сидел уже на крыше мастерской.

Потом целый день вертелся на крыше, гонялся за голубками и только вечером решился заглянуть в голубятню. Дверка клетки захлопнулась за ним, едва только он успел переступить порог.

Голубь рванулся назад, ударился о стальную сетку и повис, отчаянно колотя по ней крыльями.

Митька, целый день подстерегавший турмана, быстрее кошки забрался на голубятню и схватил голубя руками. Его окружила ватага подростков. Десятки рук тянулись к пленнику. Голубя разбирали по статьям, мерили длину клюва и крыльев, рассматривали лапы и считали перья в хвосте.

Митька пересчитал несколько раз и объявил, что у турмана двадцать два больших пера в хвосте. Такого широкого хвоста не было ни у одного голубя в их голубятне.

Пленника

засадили в большую клетку, туда же впустили и пеструю голубку.

Первые дни турман сидел надувшись, тосковал по воле и не обращал внимания на голубку. Пестрая голубка соскучилась без пары и теперь сама увивалась вокруг мрачного сожителя и таскала для гнезда в угол солому. Вскоре голубь повеселел, ворковал не переставая и строил гнездо.

Недели через две в гнезде появилось белое с голубоватым отливом яйцо. Турман важно ходил вокруг гнезда и с гордостью смотрел на яйцо.

Мальчики решили не выпускать турмана, пока не выведутся птенцы, но Воробушкин, давно уже устранившийся от управления голубятней, стал требовать, чтобы открыли клетку.

– Нельзя, стыдно такую птицу в тюрьме держать. Надо выпустить вечером, он на ночь от гнезда не улетит…

Клетку открыли. Турман с голубкой вылезли на крышу. Забрались на самый верх, уселись рядком, чистили перья и, казалось, любовались закатом.

Многочисленные хозяева голубятни, следившие за ними из-под навеса, успокоились. Турман не собирался улетать.

Вдруг, точно сговорившись, голубь и голубка разом поднялись кверху, и тотчас вдогонку им швырнули старых прирученных голубей. Их приготовили заранее и держали в руках.

Голуби соединились, и маленькая стайка закружилась в воздухе. Снизу казалось, что голуби соединены невидимой ниткой и тянут в разные стороны, по очереди перетягивая друг друга.

Старые обитатели голубятни тянули к дому. У каждого из них было там гнездо, и в этот час на гнездах высиживали птенцов их пары. Голуби старались не отрываться далеко от гнезд и летали, кружась, над самой голубятней. Белый турман тянул к реке, в город. Хлопая крыльями, он вырывался вперед и увлекал за собой голубку и остальных голубей. Голуби, пролетев с ним немного, поворачивали к дому. Наконец, словно не выдержав, лопнула невидимая нитка, и стая разделилась надвое.

Подброшенные вслед беглецам голуби вернулись домой.

Турман забрал в сторону реки, прямо к большому облупившемуся куполу. Пестрая голубка полетела следом за ним. Напрасно до позднего вечера поднимали голубей мальчики.

Беглецы не вернулись.

– К гнезду должны вернуться, – успокаивал своих огорченных друзей Воробушкин.

Турман вел свою спутницу прямо к куполу. Голубка покорно летела за ним. Только у самого входа в купол она нерешительно остановилась. Из темного отверстия доносились гул, злобное воркование и удары крыльев.

Но когда турман уверенно забрался внутрь, прыгнула и она. Очутившись в куполе, она испугалась и начала дрожать. Здесь дрались и ворковали сотни больших темных голубей.

Между этими большими, злыми птицами турман чувствовал себя дома.

Он уже добрался до знакомого угла, когда к нему навстречу бросился серый голубь, его приятель. Прежде чем турман успел опомниться, серый ударил его крылом и угрожающе заворковал. Рядом с серым стояла сизая незнакомая голубка и, словно подбадривая, кивала головой. В следующее мгновение уже два крыла с треском ударились одно о другое. Бывшие друзья бились теперь с той яростью, с которой дерутся весной самцы, защищая гнезда или оспаривая подругу.