Пират

Марриет Фредерик

Ядра шхуны производили страшное опустошение. Многие из команды корабля, равно как и многие солдаты, бы ли вырваны из строя один за другим. Наконец, видя, что всякие попытки защищаться бесполезны, большинство уцелевших матросов и солдат сочли за благо позаботиться о своей безопасности и поспешили спуститься в самые нижние закоулки трюма, где можно было укрыться от губительных снарядов. К тому времени как шхуна прекратила огонь, чтобы дать пушке охладиться, на палубе не осталось никого, кроме португальца капитана и старого, закаленного ветром матроса, который стоял у рулевого колеса. А внизу, в кубрике, находилась вся остальная команда и пассажиры, из-за тесноты сбившиеся в кучу. Одни перевязывали раненых, которых было очень

много, другие взывали к заступничеству святых. Епископ, высокий, почтенный старик, на вид лет шестидесяти, стоял на коленях среди этой группы, тускло озарявшейся двумя или тремя фонарями; то он творил горячую молитву, то обращался в сторону, чтобы отпустить грехи какому-нибудь тяжелораненому, который, находясь при последнем издыхании, был принесен с палубы и положен своими товарищами возле него. Рядом с ним стояла, тоже коленопреклоненная, его племянница, сирота, девушка лет семнадцати. Она следила за выражением его лица во время молитвы или, исполненная сострадания, склонялась со слезами на глазах над своими земляками, чьи предсмертные мгновения были облегчены его святым напутствием. По другую сторону от епископа стоял губернатор, дон Филиппо де-Рибьера, и оба его сына – юноши, переживавшие первую пору своей молодости и только что поступившие на службу в королевские войска. Печально было лицо дона Рибьера, он опасался самого худшего и знал, что надо быть готовым ко всему. Старший его сын не отрывал глаз от прелестного лица Терезы де-Сильва; не далее как в минувший вечер, гуляя вдвоем по палубе, они поклялись друг другу в вечной любви; не далее как в минувший вечер они наслаждались настоящим и с восторженными надеждами смотрели в будущее. Однако мы должны оставить их и вернуться на палубу.

Капитан португальского корабля отправился на ют и подошел к Антонио, старому моряку, который стоял у рулевого колеса.

– Я все еще вижу их в подзорную трубу, а между тем вот уж часа два, как они прекратили стрельбу. Как ты думаешь, не случилось ли что с их пушкой? Если так, то для нас еще не все потеряно.

Антонио покачал головой.

– Боюсь, капитан, что нам не на что надеяться: по звуку выстрела я сразу узнал, что пушка у них бронзовая. Действительно, ни одна шхуна не смогла бы везти на своей палубе длинную стальную пушку этого калибра. Можете быть уверены, что они только ждут, чтоб охладился металл, и чтоб рассвело. Будь у нас хоть одна дальнобойная пушка, мы были бы спасены, а так, идя за нами по пятам, они имеют перед нами все преимущества и могут с нами делать, что хотят.

– Что это за корабль! Не французский ли капер?

– Хотелось бы верить, что так! И я обещал святому Антонио серебряный подсвечник, если беда ограничится этим; тогда у нас ведь есть хоть какая-нибудь надежда вернуться в родные места. Но я боюсь, что дело обстоит гораздо хуже.

– В таком случае, какой это может быть корабль, Антонио?

– Пират, о котором мы столько наслышались.

– Иисусе, помилуй нас! Мы, значит, должны продать нашу жизнь как можно дороже.

– Я так и намерен поступить, капитан, – ответил Антонио, повернув штурвал на одну спицу.

Наступил рассвет, обнаруживший шхуну, которая продолжала преследовать корабль с кормы, с соблюдением прежней дистанции, хотя на палубе ее не было заметно никакого движения. И только когда солнце на несколько градусов поднялось над горизонтом, облако дыма снова окутало носовую часть шхуны, и ядро с треском ударилось о деревянные части португальского судна. Отсрочка объяснялась тем, что пиратам надо было дождаться полного восхода солнца, чтобы удостовериться, нет ли на горизонте других кораблей. Только после этого они решились снова броситься на свою жертву. Португальский капитан пошел на юг и поднял свой флаг, но шхуна не показала никакого знамени. Снова просвистело ядро и снова расщепило часть палубы несчастного корабля Многие из тех, что поднялись наверх, побуждаемые

желанием узнать, как обстоят дела, поспешили теперь опять в свое прежнее убежище.

– Постой у руля, Антонио, – сказал португальский капитан, – я сойду вниз посоветоваться с губернатором.

– Будьте покойны, капитан, пока руки и ноги не отвалятся, я буду исполнять мой долг, – ответил старик, хоть он и был утомлен долговременной вахтой и бессонницей.

Капитан спустился в кубрик, где собрались пассажиры и большая часть команды.

– Монсиньоры, – сказал он, обращаясь к губернатору и епископу, – шхуна не выкинула никакого флага, несмотря на то, что наш штандарт поднят. Я пришел вниз, чтобы представить дело на ваше усмотрение. Защищаться мы не в состоянии, и я боюсь, что мы находимся во власти пирата.

– Пирата?! – воскликнули некоторые, бия себя в грудь и призывая всех святых.

– Тише, друзья мои, тише, – невозмутимо заметил им епископ. – Относительно того, как надлежит поступить, – продолжал он, повернувшись к капитану, – я не могу ничего советовать. Я служу делу мира и не гожусь для участия в военном совете. Дон Рибьера, я должен предоставить решение вам и вашим сыновьям. Не содрогайся, Тереза, – разве мы все не находимся под защитой Всевышнего?

– Пресвятая Дева, сжалься над нами! – воскликнула Тереза.

– Пойдем, сыновья мои, – сказал дон Рибьера, – поднимемся на палубу и там будем совещаться. А вы все оставайтесь здесь, не ходите за нами. К чему подвергать опасности жизнь, которая еще может пригодиться?

Дон Рибьера и его сыновья последовали за капитаном на верхнюю палубу и начали совещаться с ним и с Антонио.

– Нам остается только одно, – сказал, наконец, старик, – спустим наш флаг, как бы в знак того, что мы сдаемся. Они тогда поравняются с нами и либо абордируют нас со шхуны, либо подъедут к нам в лодках. Во всяком случае, мы узнаем, кто они, и если это пираты, то мы дорого продадим нашу жизнь. Поэтому, если только шхуна, увидев, что наш штандарт спущен, станет рядом с нами, а я не сомневаюсь, что это так и будет, то всем нам придется быть готовыми к отчаянной схватке.

– Ты прав, Антонио, – ответил губернатор. – Ступайте, капитан, на ют и спустите флаг! Посмотрим, как они теперь поступят. Ступайте вниз, молодцы, и скажите людям, чтоб они были готовы исполнить свой долг.

Как и предсказал Антонио, шхуна перестала стрелять и распустила паруса, лишь только был спущен штандарт. Она поравнялась с кораблем, между тем как на ее грот-флагштоке взвилось грозное черное знамя. Она выпалила всем лагом в португальское судно, и прежде чем рассеялся дым, оба корабля вздрогнули от столкновения бортов, и бородатые пираты толпой полезли на палубу.

Команда португальского корабля вместе с отрядом солдат составляла все-таки довольно значительную вооруженную силу. Появление черного флага оледенило все сердца, но чувство это сразу же сменилось решимостью отчаяния.

– Берись за ножи, ребята, за ножи! – крикнул Антонио, бросаясь навстречу врагам во главе самых отважных.

– Кровь за кровь! – зарычал второй помощник пиратского капитана, замахиваясь на старика.

– Что ж, получай, – ответил Антонио и всадил нож в сердце пирата, но в то же мгновение сам упал бездыханный.

Борьба была отчаянная, но численность и зверская сила пиратов одержали верх. Каин устремился вперед, в сопровождении Хокхерста, уничтожая всех, кто им сопротивлялся. Одним ударом пиратский капитан разрубил до самого плеча голову дона Рибьера, вторым ударом он уложил его старшего сына, между тем как сабля Хокхерста пронзила насквозь тело другого юноши. Португальский капитан был уже убит, а остальные не могли больше отражать нападавших. Началась поголовная резня, и людей швыряли за борт по мере того, как убивали их. Меньше чем через пять минут на залитой кровью палубе злосчастного корабля не оставалось ни одного живого португальца.