Пиратская принцесса
Шрифт:
Он попытался освободиться, уверенный, что у нее не получилось как следует связать его. Но он зря старался. Узлы были вполне прочные. Как ей это удалось? Почему он не проснулся, когда она возилась с веревками? За годы службы в армии он давно уже научился спать вполглаза, со шпагой наготове, так как же она застала его врасплох?..
И вдруг его поразила догадка. Вино!
— Ты подмешала сонный порошок в вино, да? Она улыбнулась в ответ.
— Да, дорогой, и в мясо. Я постаралась на славу. Надо же мне быть уверенной,
Ему почему-то не показалось это таким забавным, как ей. Он снова подергался в своих путах, они не поддались ни на дюйм, и он нахмурился.
— Тебе это с рук не сойдет, — проворчал он. — Не можешь же ты меня вечно держать связанным, меня начнут искать, придут сюда…
— Ну что ты, я не собираюсь держать тебя вечно связанным, Саймон, — она положила ладонь ему на бедро. — Только до тех пор, пока мы с тобой не договоримся кое о чем.
— Если ты думаешь, что сможешь на чем-то настоять, пока я связан…
Он резко замолчал, когда она провела рукой вдоль его бедра. Он хрипло задышал. Что, черт подери, она задумала? Не собирается же она и впрямь приводить в исполнение всю эту чушь «что хорошо для гуся».
Она расстегнула пуговицы и принялась за шнурок его нижнего белья. Да чтоб она под землю провалилась! Именно это она и задумала. Любое ее прикосновение мгновенно возбуждало его, и похоже…
Он повернул голову к двери.
— Луис! — крикнул он. — Иди сюда сию же минуту!
— Я отпустила слуг на вечер, — пояснила она с величайшим спокойствием. — Думаю, они отправились в цирк.
Она все продумала, проклятая креолка! Ярость захлестнула его.
— Я буду орать, пока кто-нибудь не услышит, — пригрозил он, задыхаясь.
— И кто же тебя здесь услышит? — довольная улыбка блуждала по ее губам. — Кроме того, представляю, как ты будешь выглядеть, когда кто-нибудь примчится сюда и увидит тебя в собственной постели связанным и со спущенными штанами. — Он негромко выругался. Она права. Если это станет известно кому-нибудь, он и глаз не сможет поднять на людях.
Камилла, подняв брови, уставилась на его предательскую часть тела, готовую к бою.
— Ну что, развлекаешься? — процедил он. Она перевела взгляд на его лицо.
— Ага, развлекаюсь, и знаешь, мне это нравится. — Она взяла предателя в руку и подразнила легкими, как перышко, прикосновениями.
Саймон застонал, все его внимание было приковано к ее руке.
— Знаешь, когда ты меня развяжешь, — а тебе придется это когда-нибудь сделать, — я тебя отшлепаю так, что ты на попу не сядешь в течение недели!
Улыбка ее погасла, на лице появилось странное выражение. Она разжала руку.
— Нет, ты меня не ударишь. Это будет первое условие, с которым тебе придется согласиться, Саймон: ты
Он смотрел на ее погрустневшее лицо. Он обидел ее. Обидел больше, чем сам того ожидал, силой заставив себе подчиниться. Было обидно осознавать, что она могла хоть на минуту поверить, будто он действительно способен ее ударить.
Она снова потянулась рукой к предателю, охотно раскрывавшему все тайные желания Саймона, и Саймон торопливо проговорил:
— У меня не было ни малейшего намерения бить тебя, Принцесса. Я был бы полным дураком, если бы собирался подобным образом налаживать наши отношения. — Его голос смягчился. — Это были пустые угрозы, я просто никогда не смог бы поднять на тебя руку, что бы ты ни натворила. И честью клянусь, что так оно и будет всегда.
Они встретились глазами. Он вдруг увидел, что она вовсе не так уж беззаботна, какой хотела казаться. Губы ее дрожали, глаза блестели от еле сдерживаемых слез. Она положила руку ему на бедро, даже не заметив, как он сразу напрягся.
— Ты сделал кое-что похуже, — сказала она прерывающимся голосом. — Ты не ударил меня, Саймон, ты поступил еще хуже. Ты отнял у меня чувство собственного достоинства. Отнял право отказать тебе.
Она глядела на него так, что он не мог думать ни о чем, кроме ее боли.
— Я знаю это. И прошу простить меня. Я ни о чем так не жалел в жизни, как об этом своем поступке. Гнев затмил мне разум.
Она задумчиво вздохнула.
— Я понимаю, но ты довольно часто сердишься. Я не могу каждый день жить под страхом того, что ты можешь снова связать меня… и вообще делать со мной все, что захочешь. Я должна чувствовать себя с тобой в безопасности, а этого нет.
Он уже тысячи раз проклял себя за то, что в голосе ее сквозила такая мука. Сердце сжималось от того, как запросто он потерял ее доверие к себе только потому, что хотел во что бы то ни стало настоять на своем.
— Я хочу, чтобы ты снова стала доверять мне, Принцесса, — сказал он.
Он взял бы ее сейчас на руки, как дитя, и качал бы, утешая, но не мог. Впервые он понял, что она должна была ощущать при полной невозможности двигать руками. Руками можно и оттолкнуть, и обнять. Когда у тебя отнимают право этого выбора, остается такое чувство, что тебе отрезали руки.
Она отвернулась, прикусив губу, будто стараясь справиться с подступающими слезами.
— Я не могу больше доверять тебе, пока ты не поклянешься никогда меня впредь не связывать, никогда не использовать своего… таланта обольщения, принуждая меня к чему-нибудь.
Он посмотрел на ее страдающее лицо, и мысли его сами собой сложились в нужные слова.
— Клянусь. Клянусь никогда тебя не связывать, не применять силы, не делать тебе того, чего я не хотел бы, чтобы сделали со мной. Клянусь честью!