Пиратское братство
Шрифт:
– Что плохо, а что хорошо – это один Аллах ведает. Нам мало что дано понимать. Люди слишком глупы для понимания всего этого.
– Зато мне понравилось, что братья должны всячески воздерживаться от причинения зла другим. Все веры у них в почете, и никакой драчки из-за этого быть не должно. Мне такое нравится. А тебе?
– Мне как-то все равно, но так быстро изменить отношение к неверным мне трудно.
– А как же ко мне?
– Ну, это особый случай. Просто мы подружились и все тут.
Фуста быстро шла на север, довольно сильно кренясь под юго-восточным ветром. Пьер узнал, что курс у них на Каликут
Вскоре тот вернулся и поделился вестями:
– Да они всегда так делают. Они больше занимаются торговыми делами и никогда не убивают купцов. Оставляют им многое, а то, говорят, на море ни одного купца не останется, коли всех ограбить дочиста.
– Так они долго будут копить себе на жизнь.
– А у них никто не может прокутить или пропить, или еще куда бесполезно потратить много своих денег. Никому всех не выдают, а лишь малую толику, чтоб, значит, только отдохнуть и немного повеселиться в порту.
– Интересно, а наши сокровища нам отдадут? Хорошо бы. А то в порт на стоянку придем – и выйти не на что будет, а свои камушки боязно доставать.
– Этого я не знаю. Вот скоро дойдем до порта, тогда все и станет ясно.
На четвертый день матросы возвестили, что впереди показался Каликут – база португальцев на побережье. Старик, постоянно находившийся поблизости, сказал на французском:
– Вот и отдых скоро, ребята. К полудню станем у причала, разгрузимся и немного развлечемся. Охота небось, а?
– Да мы и так не устали, Леонар, – ответил Гардан. – Мы долго на берегу были. А в море и недели не пробыли. Да и не на что нам погулять на берегу. Ведь у нас все отобрали.
– Ну, это не совсем так. У вас отберут не больше половины, да и то, как посмотрит капитан. Остальное вернут – и можете погулять на славу. Вы ребята осмотрительные и глупостей не допустите. Я уже понаблюдал за вами. Так что не унывайте и всегда надейтесь на лучшее. Без надежды очень трудно жить.
– Спасибо, Леонар, за радостное сообщение, – улыбнулся Гардан, в то время как Пьер внимательно вслушивался в их речь, стараясь уловить ее смысл. Это ему уже немного удавалось, хотя и с трудом.
А Гардан за эти три-четыре дня уже мог понимать французскую речь и даже отвечать на вопросы вполне уверенно. Правда, Леонар старался говорить с ними только простыми словами.
Глава 3
Будни
Дни текли незаметно и довольно весело. Люди в команде оказались не очень старыми, и ребятам не приходилось скучать. Однако и здесь они были самыми молодыми, и это сказывалось на отношении к ним. Умудренные старожилы смотрели на друзей несколько свысока и покровительственно. И все же им здесь нравилось. Атмосфера располагала к веселому настроению.
– Знаешь, Гарданка, – сказал Пьер другу, – мне кажется, что у меня с французским дела идут лучше, чем с другими языками.
– Так это здорово! Может, потому, что этот язык тебе больше нравится, или тебе просто здесь по душе, вот ты и стараешься.
– По-моему, ты прав. А
– Так ты постоянно стремился к этому. А капитан наш ищет способных людей для разных дел. Вон слышишь, колокол отбил призыв к пушечной стрельбе? Сейчас начнем палить. Вот это мне нравится, хотя у тебя получается лучше.
– Это так, Гарданка. Мне охота так нацелить ствол, чтобы промаха никогда не получалось.
– Ладно тебе, пошли на сбор, а то опоздаем. Уже плотики спускают.
Матросы, свободные от вахты, спешили к бортам. В воде уже покачивались плотики с вертикально поставленными щитами, окрашенными в белый цвет. Эти щиты размером пять на пять футов были целями для пушкарей. Они размещались на разном расстоянии, с тем чтобы пушкари учились поражать их на любой дистанции.
Каждое попадание награждалось премией. Все результаты пальбы заносили в журнал, а потом определялись наиболее меткие пушкари, которые получали дополнительную долю при дележе добычи или прибыли от торговли.
Ребята затыкали уши при каждом выстреле и следили за попаданием.
– Мазила! – кричали матросы, видя, как очередное ядро взметнуло воду в тридцати ярдах от цели. – Тебе лишь по девкам глазами стрелять в портах! Отходи, дай достойным стрельнуть!
Раздосадованный стрелок отходил, и вскоре опять раздавались подобные крики, ибо мало кто мог похвастаться меткостью стрельбы.
– Пьер Блан! – раздался выкрик. Это нашего Пьера вызывали к пушке.
Пьер сам должен был заряжать пушку. Он торопливо и тщательно протирал банником ствол, заглядывал в него, проверял ладонью и, лишь убедившись в чистоте канала ствола, приступил к закладке пороха и пыжей с ядром. Ядра были из мягкого камня, которые применялись только для подобных учебных целей.
Пьер неторопливо наводил ствол, поворачивая на вертлюге тяжелую махину. Это было не очень легко, но мальчишка старался вовсю. И пот тяжелыми каплями собирался на его озабоченном лбу. Его почти белые волосы слегка шевелились на ветру, но он не обращал на них внимания.
– Пьер Блан! – раздался возглас главного пушкаря. – Долго возишься! Время истекает. Торопись!
Пьер не ответил, стараясь не отвлекаться. Наконец прицел был установлен, и он взял в руку фитиль. Порох в затравнике коротко вспыхнул. Пушка грохнула, выбросив горизонтальный столбик дыма.
– Попал! Вот стервец, попал! – матросы радостно кричали, хлопали Пьера по плечу, а тот внимательно глядел в море, где на волнах покачивались щепки разбитого им щита. На душе у него было радостно, и он со слезами умиления услышал марш, исполняемый музыкантами в его честь. Этот марш раздавался не так уж часто, и тем радостней было ему слышать его, мальчишке, который всего месяц назад был принят в это странное братство волков.
Густав Руж оглаживал ладонью огненно-рыжую бороду шириной с лопату и зорко вглядывался в плавающие щепки. Это был главный пушкарь, его серые колючие глаза постоянно смотрели подозрительно и настороженно. Ему было лет под пятьдесят, он был коренаст, невысок, а на лице выделялся объемистый нос, формой и даже размером напоминающий столовую свеклу. И цветом он мало отличался от нее. Человек этот был строг и даже груб, но мастерство в своем деле ценил и уважал.