Пиратское солнце

Шредер Карл

Наконец, совсем уже поздней ночью, прибыл сенешаль Кормчего. Антонин Кестрел вошел без предупреждения, нахмурив темные брови.

— Он недоволен, — сказал он без предисловий.

— И тебе добрый вечер, Антонин. — Чейсон улыбнулся своему старому другу; чуть помедлив, Кестрел неохотно улыбнулся в ответ.

— Мне нужно что-нибудь ему сказать, — произнес он через мгновение. — Ты ведь понимаешь. Как они смогли с такой легкостью напасть на нас? Почему нас поймали со спущенными штанами?

— Это его

поймали со спущенными штанами, потому что эта атака не вписывается в его стройную картину мира. — Чейсон откинулся на спинку стула, заложив руки за голову. — Я ему говорил, что такое может случиться, но он настаивал на подготовке к нападению, которое бы в его представления вписывалось, а теперь он вместо того заполучил кое-что другое. Все просто.

Кестрел скрестил руки на груди и негодующе уставился на него:

— Не время сейчас тебе поворачиваться своей мятежной стороной, Чейсон.

Чейсон расхохотался:

— Насколько я помню, у тебя в академии тоже была такая «сторона». Только в те дни мы ее называли не мятежной. Мы называли ее здравым смыслом. И патриотизмом.

— Я здесь не для того, чтобы выслушивать очередное твое обвинение нашего суверена в якобы неисполнении долга, — сказал Кестрел. — А что касается твоей теории о том, будто Мавери дергает за ниточки кто-то другой… — Он помедлил, затем очень осторожно присел на стул напротив стола Чейсона. — Ты не скрывал своего недовольства с момента умиротворения Эйри. Эта операция…

— …была погромом, причем совершенно необоснованным, — отрезал Чейсон. — И он сделал козлом отпущения за нее меня!

— Ее героем, ты имеешь в виду. Всем этим, — Кестрел обвел жестом комнату, — ты обязан заслуженной славе за эту миссию. Что бы тебе не сидеть и ей не радоваться?

Чейсон фыркнул:

— Радоваться репутации безжалостного мясника? Всем командовал он, Антонин. Пусть репутация будет у него, не у меня.

У Кестрела стал страдальческий вид.

— Говорю тебе теперь как друг, что ты должен быть осторожнее. Ты не можешь публично проявлять несогласия с его политикой. Особенно, когда тебя неожиданно наделяют такими обширными полномочиями.

Он откинулся назад и стал выжидать ответа.

— Полномочиями? — Чейсон позволил себе еле заметно улыбнуться. — Значит, он дал добро на мобилизацию, да?

— Против Мавери. И никаких других целей, даже если они подвернутся. — Кестрел встал и бросил на Чейсона суровый взгляд, с гарантией леденящий кровь любому младшему офицеру или гражданскому. Этот взгляд они с Чейсоном когда-то отрабатывали вместе в казармах. — Я не шучу, Чейсон. Это серьезно. На тебя возлагаются слишком весомые доверие и власть, чтобы ты мог позволить себе еще один промах.

Чейсон уставился на него.

— Ты имеешь в виду, что мне никак не простят, что я прав?

Кестрел стряхнул волосок с угольно-черного рукава.

— Если это означает, что неправ он, то нет, — сказал он, вставая, чтобы уйти. —

Во всяком случае, не в этот раз. Это твое заявление о том, что за Мавери стоит Формация Фалкон… — Он посмотрел на Чейсона, затем покачал головой. — …Вызывает недоумение. — В его голосе прозвучало разочарование, но ничего иного он не сказал, и объяснений Чейсона ждать не стал.

После ухода Кестрела Чейсон долго сидел в полной тишине. Затем написал на листе бумаги семь имен и снова поднялся, чтобы дернуть за звонок. Когда появился младший офицер, он протянул ему бумагу:

— Вызвать этих капитанов ко мне. Немедленно. Передать им, чтобы явились в одиночку.

Когда офицер удалился, Чейсон сел и замер, переплетя пальцы и хмуро глядя на беспорядочно разбросанные по столу стопки бумаг и книг.

Намеренная слепота Кормчего была преступной. Теперь на кону стоял весь Слипстрим, и совершенно неожиданно Чейсон обнаружил, что ему придется поверить во что-то неправдоподобное — рискованное, и даже, если ему совсем не повезет, абсурдное.

До сих пор Венера оказывалась права. На этот раз, однако…

На этот раз оказаться правой ей просто придется.

* * *

Чейсон пробудился от грохота. Он резко сел, насилуя длинные мышцы спины. Снова донесся грохот, за ним серия бухающих тупых ударов. С опозданием завыла городская тревожная сирена.

Почти две недели он и остальные держались подальше от чужих глаз, в основном укрываясь в глухих каморках для прислуги, на втором этаже особняка. Официально они считались частью бригады, ремонтировавшей дом Эргеза, и потому могли приходить и уходить, когда им заблагорассудится, но пока оставались в особняке. После тюрьмы он казался роскошно необъятным.

Шум был незнакомый; Чейсон быстро оделся и устремился по коридору, обнаружив, что Дариуш уже покинул свою комнату, да и Ричард выглядывает из-за собственного дверного косяка.

— Что происходит? — раздраженно спросил посол. — Даже солнце пока не взошло.

Еще глухие удары. Теперь Чейсон слышал отдаленные людские крики.

— Не знаю, — сказал он, — но оставайтесь здесь и держитесь тихо. Я разберусь.

— Сэр? — подпрыгивал на цыпочках Дариуш. Чейсон кивком позвал его за собой.

Спускаясь по лестнице, Чейсон споткнулся. «Все болит» — проронил он. Дариуш утвердительно буркнул. В последние дни они без дела не сидели. А именно, они тратили каждое мгновение на восстановление боевой формы. Вчера, к огромному удовольствию Эргеза, они устроили во дворе спарринг. А когда не тренировались, тогда они ели.

Ступеньки выходили во дворик. Квадратную площадку ярко освещал газовый свет, в его белом сиянии стоял Эргез и несколько слуг. Все заполошно вглядывались вверх. Внезапно один из них вскинул руку, и все закричали. Слуги кинулись к аркам, бросив пошатывающегося Эргеза у фонтана. Тот укрыл голову руками и пригнулся как раз в тот момент, когда до него добрался Чейсон.