Пираты государственной безопасности
Шрифт:
– Если не согласишься, поедешь в Москву с ментами. Вон они стоят, родимые, – ждут окончания наших переговоров. Они ведь ради «галки» в графе «задержания» из шкуры вылезут. А господин в судейской мантии накинет тебе за попытку побега, и получишь ты вместо обещанных следователем трех-четырех лет все шесть или восемь. Ну, так как, Игорь Федорович?
Игорь Федорович раздумывал около минуты. За это время он успел подойти к соседнему окну и посмотреть сквозь мутноватое стекло. За забором перед воротами все так же стоял полицейский «уазик», возле его открытых дверок курили и о чем-то переговаривались
– Что за работа? – спросил он, возвращаясь к столику.
– Ничего сложного – несколько погружений на глубину около двухсот метров. За это ты получишь очень приличную сумму в долларах или евро и новый паспорт гражданина любой страны.
– Любой?
– Какой пожелаешь. Для меня и моих связей – это дело двух-трех дней.
Игорь тяжело вздохнул: в конце концов, предлагаемый кавказцем вариант был гораздо лучше поселения в СИЗО или колонии общего режима и немного приятнее пучины неизвестности, в которую обрекал вариант с изготовлением липовых документов братом Татьяны.
– Хорошо, – выдавил он. – Я согласен…
Глава третья
Российская Федерация,
Баренцево море
Около месяца назад
– Скат, я – Ротонда. Как меня слышно?
– Ротонда, я – Скат, связь в норме.
– Как условия?
– Видимость в норме, температура в верхнем слое одиннадцать градусов, слабое южное течение.
– Понял.
– Приступили к погружению.
– Удачи…
Позывной Скат присваивается старшему рабочей смены. Если под водой одновременно находятся две смены – Скатом остается работающая на глубине пара, а та, что выше, зовется Барракудой. Ротонда всегда остается Ротондой, ибо это – позывной руководителя спуска, который всегда находится на берегу или располагается на палубе судна.
Моя пара идет в воду последней, а посему я сижу у гидроакустической станции и контролирую спуск по докладам Георгия Устюжанина. Погружение идет по плану без каких-либо отклонений.
– Ротонда, я – Скат. Глубина сорок, видимость хорошая, – информирует он.
– Объект видишь? – интересуюсь я.
– Панель включена, объекта на экране пока нет.
Жаль. Стало быть, придется поискать. Впрочем, Жора наверняка производит погружение, не выпуская из виду фал сигнального буя. Искать затонувшее судно придется в том случае, если буй сброшен рыбаками траулера не совсем точно над целью.
В своей работе мы используем панель «P-SEA». Панель имеет цветной экран, отображающий хорошую картинку со сканирующего гидролокатора кругового обзора. Прибор немного тяжеловат – в воде его вес составляет около трех килограммов, зато он отлично видит в радиусе до сотни метров: рельеф подстилающей поверхности, движущиеся и статичные объекты, относительно крупные предметы, группы водолазов… Все это пеленгуется и графически отображается на экране с выводом данных о геометрическом размере объекта, дистанции до него, пеленге, высоте расположения над грунтом. Навигационно-поисковая панель – настоящая палочка-выручалочка для нашего брата, особенно при затрудненной видимости под водой или при выполнении скрытных задач, когда высовываться на поверхность опасно.
– Ротонда,
– Скат, Ротонда на связи.
– Достигли дна. Наблюдаем якорь фала. Траулера поблизости нет.
– А на экране панели?
– Тоже пусто.
Ну, вот и первые сложности. Вспомнив о течении, я советую сместиться первой паре к северу.
Через несколько минут раздался радостный голос Георгия:
– Ротонда, есть контакт! Лежит, родимый, в двухстах метрах от якоря с фалом.
– Скат, как температура?
– Терпимо. На глубине, по показанию компьютера, семь с половиной градусов, – бодро рапортует Георгий. – Сейчас осмотрим «рыбачка» и потихоньку пойдем наверх…
Благодаря жаркому лету температура воды в Баренцевом море держится вполне сносной. Семь с половиной градусов – не самый худший вариант из тех, что нам доводилось испытывать на собственной шкуре. Многослойные гидрокомбинезоны мембранного типа в сочетании с толстым тинсулейтовым нательным бельишком неплохо спасают от холода, но чертовски затрудняют движение. Работать на глубине в такой одежде тяжело, неудобно и утомительно, поэтому смены сокращены до минимума.
Через несколько минут динамик станции снова гудит голосом товарища:
– Ротонда, я – Скат. Осмотр закончили, приступаем к подъему.
Мы настолько давно знакомы с Георгием, что я легко распознаю его настроение по интонациям. На этот раз он чем-то расстроен.
Интересуюсь, забыв про формальности радиообмена:
– Что там, Жора?
– В двух словах не опишешь. Расскажу на поверхности…
Самая неприятная из картин Репина, – поднявшись с катера на борт корабля, говорит Устюжанин. – Глубина подтвердилась – около ста метров, но дно неровное. Вероятно, в этом месте донное возвышение, а вокруг него рельеф резко уходит вниз. Траулер стоит на ровном киле на самом краю довольно глубокой впадины. Обойдя его со всех сторон, я даже удивился, почему он не сполз в нее сразу. Осматривая корму, понял: лопасти гребного винта пропахали ил до твердого скального грунта, зацепились за скалу и удержали судно от дальнейшего падения.
Скребу подбородок. Ситуация действительно не из приятных. Обшаривать судно, которое в любую минуту способно сорваться в подводную пропасть – дело весьма рискованное.
– Тел поблизости не обнаружил?
– В радиусе пятнадцати-двадцати метров тел нет, только мелкие обломки оснастки и такелажа.
Отдышавшись и освободившись от гидрокомбинезона, мой товарищ садится рядом:
– Что скажешь?
– Думаю, следует сделать так: сейчас отправлю вниз Жука с Фурцевым, пусть хорошенько изучат пространство в радиусе метров шестьдесят-семьдесят.
– Внутрь судна не пустишь?
– Нет.
– Неужели полезешь внутрь сам? – настороженно спрашивает Георгий.
– Не знаю. Буду действовать по обстоятельствам…
Вода, как мы выражаемся, чище анализов младенца. Взвеси – планктона и неорганики – практически нет, горизонтальная видимость составляет около пятидесяти метров. Но это там, где хорошая освещенность. А на приличной глубине, куда почти не проникают лучи северного, низко висящего над горизонтом, солнца, видно только то, что освещают штатные фонари.