Пираты острова Тортуга
Шрифт:
В 1682 году Питер Констант получил под свое командование 46-пушечный линейный корабль «Корнелия», который использовался для конвоирования торговых судов в бассейне Средиземного моря. 17 ноября 1683 года он прибыл на «Корнелии» в Алжир, чтобы выкупить у местных корсаров христианских пленников. Что стало с ним в дальнейшем — неизвестно.
Глава 47
Злоключения д'Ожерона на Пуэрто-Рико
В начале 1673 года Франция вступила в войну с Голландией. В феврале того же года генерал-губернатор Французских Антил Жан-Шарль де Баас подготовил экспедицию против голландской колонии, находившейся на острове Кюрасао. Главное поселение острова — современный Виллемстад — защищал форт Амстердам, гарнизон которого, по данным разведки, состоял всего лишь из 80 солдат. Захватить его казалось
Имея под своим началом флагманский 70-пушечный линейный корабль «Бельике» (капитан — Дюмэ д'Амплимон), фрегаты «Сивилла» (командир — маркиз де Ментенон) и «Фея» и три транспортных судна, на борту которых разместилось примерно 600 волонтеров с Мартиники, Гваделупы и Сент-Кристофера, де Баас послал на Сен-Доменг 50-пушечный корабль «Л'Эюоэль» (иначе — «Гранд-Инфант», капитан Бодар) и фрегат «Пти-Инфант» (капитан дю Бонно) с приказом д'Ожерону собрать флибустьеров, буканьеров и часть плантаторов и присоединить их к экспедиции. Рандеву было назначено у острова Санта-Крус на 4 марта 1673 года. Понимая, что местные жители едва ли захотят участвовать в предприятии против голландцев (тем более что пришла пора сбора урожая табака), губернатор Тортуги все же сообщил жителям Леогана и Пти-Гоава о намечающейся акции.
«Так как дело не терпело отлагательств, — писал позже Ожерон, — я немедленно отправился поговорить с жителями Леогана, которые, вопреки моему прежнему предположению, приняли решение участвовать. Они лишь просили, чтобы я согласился отправиться вместе с ними, будучи уверенными, что мое присутствие станет гарантией их возвращения назад и воспрепятствует, если Кюрасао будет захвачен, чтобы их оставили там в составе гарнизона».
Ожерон удовлетворил просьбу колонистов, согласившись сопровождать их. В этой экспедиции в качестве руководителей флибустьеров участвовали два кузена-авантюриста: одного из них звали Пьер Овине, другой был известен по прозвищу Большой (Le Grand).
Сотня волонтеров поднялась на борт «Пти-Инфанта» в Леогане, а с другой сотней губернатор отправился по суше в Пти-Гоав, куда прибыло еще 200 человек из других районов побережья. Объединившись с ними, он велел всем грузиться на борт «Л'Экюэля». После этого корабли пошли к Тортуге за припасами. Бросив якоря на тамошнем рейде 18 февраля, «Л'Экюэль» и «Пти-Инфант» простояли там всего один день и, забрав провиант, снова вышли в море.
Погода стояла отличная, ветер был попутный, и участники экспедиции полагали, что, двигаясь вдоль северных берегов Эспаньолы и Пуэрто-Рико, они смогут достичь Санта-Круса не позднее 1 марта. Сначала корабли держались вместе, но, выйдя на траверз гавани Исабель, ночью разошлись. Потеряв своего напарника из виду, «Пти-Инфант» продолжил путь к Санта-Крусу самостоятельно и прибыл туда через три дня. Пять дней флотилия генерал-губернатора ожидала прихода корабля д'Ожерона, однако так и не дождалась. 8 марта сьёр де Баас велел ставить паруса и идти к Кюрасао.
Что же случилось с «Л'Экюэлем»? Из-за ошибки пилотов в ночь с 25 на 26 февраля, за три часа до рассвета, корабль неожиданно налетел на рифы, находившиеся у северного побережья Пуэрто-Рико. Когда рассвело, французы увидели скалистый берег, на который с помощью шлюпки удалось переправить больше половины людей. Затем погода испортилась, началось сильное волнение, и спасение оставшихся на борту людей пришлось отложить на три дня.
По версии Эксквемелина, французы подверглись неожиданному нападению со стороны испанцев.
«На следующий день, в час рассвета, — рассказывает он, — на берегу появились испанцы и, решив, что эти люди пришли, чтобы разграбить их остров (этого они всегда ждали от французов), собрали достаточные силы и напали на пришельцев. Пираты попали в крайне тяжелое положение, и многие из них были склонны скорее просить пощады и не желали сражаться; они думали лишь, как бы спасти свою жизнь.
Испанцы напали на них, собрав все свои силы, — в их войске были негры, индейцы и полукровки, однако белых было мало. Пираты выступили им навстречу, чтобы сдаться в плен и испросить пощады; пираты пытались умилостивить испанцев, утверждая, что они европейцы, которые попали та французские острова, чтобы вести торговлю, и что их корабль во время шторма налетел на рифы и был разбит в щепы. После того как они смиренно запросили пощады, испанцы ответили им: «На perros ladrones no hay quartel para vosotros» (Вы, разбойничьи псы, вам не будет никакой пощады).
По данным Давида Марли, испанцы убили от сорока до пятидесяти французов, тогда как сами потеряли десять человек убитыми и двенадцать — ранеными. Всё это противоречит свидетельству самого Ожерона, который ничего не сообщает о нападении испанцев на потерпевших кораблекрушение. По его словам, французы, убедившись, что спасти корабль не удастся, нашли первую попавшуюся дорогу, «которая привела нас к месту, называемому St-Hillaire de la Resive [Аресибо], в двенадцати лье к востоку от города Портерик (современный Сан-Хуан. — В.Г.), где имелось пять или шесть жителей, которые встретили нас довольно хорошо».
Эксквемелин, подробно описавший злоключения французов на Пуэрто-Рико, безусловно, воспользовался информацией из недостоверного источника. Его рассказ больше похож на легенду, в которой присутствуют ставшие традиционными представления об испанцах как «исчадиях ада».
«…Испанцы, — пишет он, — стали допрашивать, кто из них главный, но те ответили, что предводитель их утонул (так приказал им говорить мосье д'Ожерон в канун встречи с испанцами). Испанцы не поверили пиратам и стали их пытать, требуя, чтобы они выдали своего начальника, причем некоторые из них, не выдержав пыток, умерли.
Сам Ожерон притворился дурачком и показывал жестами, что не умеет говорить; поэтому испанцы оставили его в покое и не причинили ему никакого вреда, напротив, они даже кормили ею объедками, в то время как все другие пленники страдали от голода: пищи было так мало, что ее не хватало и многие умирали. Когда один из пиратов тяжело заболел и был уже при смерти, испанцы проделали над ним следующую шутку: его привязали к дереву, сели на лошадей и стали бросать в него пики, соревнуясь в меткости: это был своего рода турнир.
Мосье д'Ожерон, человек умнейший, продолжал притворяться дурачком. Но его возмутили зверства, которые творили испанцы, и он решил рискнуть жизнью, чтобы освободить французов. Все французы были связаны, и, кроме того, их зорко стерегли испанцы; д'Ожерона, как простачка, никто не трогал, и он бродил повсюду с хирургом Франсуа ла Фаверье, который перешел на службу к испанцам, причем пленнику разрешено было ходить, куда ему вздумается. Он держал при себе д'Ожерона в качестве шута, и испанцы с удовольствием смотрели на все проделки, которые по велению хирурга совершал д'Ожерон».
Согласно свидетельству самого д'Ожерона, испанцы с самого начала знали о том, что к ним в руки попал губернатор Тортуги и Сен-Доменга. «На следующий день, — сообщает он,— месье Бодар, чувствовавший себя плохо, отправил своего лейтенанта вместе с моим племянником [Жаком Непвё де Пуансэ] к губернатору Портерика (который знал уже, что почти все мы спаслись), дабы просить его оказать нам помощь и позволить нам как можно скорее отправиться на Санта-Крус, чтобы сообщить г-ну де Баасу о том несчастье, которое нас постигло. Но вместо того, чтобы пойти нам навстречу, он задержал наших посланников в качестве пленников и послал к нам своего майора, который расположил наших людей лагерем и приставил к нам надежную охрану.
На следующий день [27 февраля 1673 г.] губернатор Портерика [Гаспар де Артеага] отправил специальное судно к президенту Санто-Доминго, дабы информировать его о задержании меня и многочисленных жителей с Берега Сен-Доменг, полагая, что тот сумеет воспользоваться данным обстоятельством для изгнания всех французских жителей с его острова. Через некоторое время президент отправил к нему двух офицеров, которые, проведя в Портерике три дня, на обратном пути пришли взглянуть на меня и весьма угрожали мне, добавив, что собираются нанести визит в Леоган и Пти-Гоав — наши главные поселения. Я в ответ сказал им только одно: я не хочу жаловаться на то огромное несчастье, которое со мной приключилось и о котором они знают, как знают и о том, что мне приходится лежать в таком месте, где содержат преступников, в обществе множества насекомых, чьи укусы доставляют мне тысячу неудобств, и что под голову мне положили мало сухой травы, хотя земля, на которой я отдыхал, была весьма влажная».