Пираты сибирского золота
Шрифт:
Эти значки пометили те места, где старец Василий спрятал свои клады со шлиховым неправедно полученным золотом.
Чёрные крестики — крупные клады, красные — мелкие, а зелёные — клады с золотыми самородками весом от 1–5 золотников до полфунта и даже более. В условных обозначениях к карте эти значки не объяснялись. В части цветных крестиков карта была немой. Именно эти разноцветные значки и были главной тайной, секретом старца Василия. Тем не менее расшифровка значения значков существовала, но отдельно от карты на трёх листках плотной клетчатой бумаги.
На этих листках рядом с цифрой, обозначавшей номер клада, была цифра в кружке, обозначавшая
Карта размером с четыре двойных листа из обычной тетради складывалась гармошкой, а потом пополам, и становилась размером с один лист. Прятал её Василий в небольшой иконе. Сзади к доске была прикреплена дощечка с прорезью на толщину карты. Цвет этой дощечки не отличался от цвета доски, на которой писалась икона. Крепления серебряного оклада были своеобразными зажимами. Эту икону старец всегда возил с собой в специальной коробке, обитой жестью, под замком. Там, где он заживался на 3–5 дней и более, икона ставилась в красном углу. После пятидесяти лет старец вдруг вспомнил о Боге и подолгу молился перед этой иконой.
Бумажки с цифрами для карты хранились отдельно. У массивного бронзового подсвечника в четырёхгранной оправе была высверлена пустота и особым движением открывалось дно. Туда и попадали скатанные в трубочку листки с цифрами и приметами.
Этот подсвечник старец возил, как и икону, всегда с собой, куда бы ни ездил. Подсвечник был тяжёлый, почти четыре фунта весом. Вместо одной свечи, надев на него съёмную люстру, можно было заложить сразу шесть свечей. При этом одна свеча была в центре. Этот подсвечник не был произведением искусства, скорее он был грубоват, но имел ещё одну секретную особенность.
Кроме открывающейся подставки, его верхняя часть могла вывинчиваться из нижней массивной пирамидообразной части. Если вывернуть верхнюю часть, то открывалось отверстие глубиной в вершок. Там Василий хранил яд в упаковке из-под конфеты. Этот яд имел вид светлых горошин, растворявшихся в водке, а ещё лучше в питьевом спирте, без осадка, не меняя вкус и цвет растворителя. Свою силу яд сохранял около года, и старец регулярно его менял на «свежий». Знал он одного бурята, который за хорошие деньги изготавливал сие снадобие.
Составом яда покупатель не интересовался, однако знал, что трёх таких горошин на бутылку водки или спирта достаточно, чтобы после выпивания даже чайной ложки этого зелья человек уже ничем интересоваться не мог, он погибал, тихо впадая сначала в сон. Запасливый старец Василий всегда икону держал при себе. На всякий случай. И ведь были эти случаи.
Новый Тимоха
Зря искал старец Василий своего компаньона по тёмным делам в Иркутске. Он уже жил в Чите со своей законной женой Марфой.
Забрав из золотых кладов Василия один крупный (два других не смог найти, хотя знал о трёх) и получивши таким образом девяносто шесть килограммов в химически чистом золоте, прибавив к ним свою долю, которая составляла почти полтонны шлихового золота и кое-что скопленное Марфой, начал новую жизнь.
Удачно продал китайцам две трети металла, а остаток, по старой привычке, спрятал
В городе он жил на частной квартире с отдельным от хозяев входом, а в это время артель хорошо оплаченных мужичков строила ему двухэтажный дом и обустраивала по сибирской традиции службы — конюшню, баню, сарай и отдельный флигель для гостей. Занимательно было то, что, сам того не ведая, он заказал строительство своё наподобие того, что видел у купца Сурова в Бодайбо.
Помня то, как старец Василий запасал законные, «чистые» документы, он добыл все необходимые бумаги частного золотопромышленника и именовался теперь Тимофеем Ивановичем Гладышевым. Откупил в центре города магазин со складами, где хозяйствовала его жена. Та, зная с детства городскую жизнь, очень быстро преобразовала лесного бродягу и грабителя Тимоху в эдакого городского господина при деньгах. Бывший лесной разбойник не без скрипу преобразовывался в Гладышева Тимофея Ивановича, делового человека с положительной репутацией.
После серьёзного банкета в лучшем ресторане он был принят в круг промышленников и купцов города. Крупные пожертвования на народное образование, приют для сирот и храм, сделанные незадолго до банкета, способствовали признанию семейства Гладышевых как почтенных людей города.
Переезд в Читу был обставлен так, что знавшие их люди не ведали, куда девалась эта пара, Тимоха и Марфа.
Вскоре они въехали в новую усадьбу. Нанятой прислуги вместе с тремя поварами, истопником и горничными было пятнадцать человек с очень пристойным жалованием. Сторожей и домоправителя нанял лично Тимофей Иванович. То, что он их знал давно, сомнений у Марфы не вызывало, а об их жаловании она мужа никогда не спрашивала. Домоправитель и сторожа жили при доме в отдельных комнатах. Домоправитель столовался вместе с хозяевами, а один из сторожей всегда исполнял должность кучера, когда хозяин выезжал из города по делам. Для городских поездок у семейства было два экипажа.
Те четыреста килограммов золота, что исчезли в тайге под Бодайбо и о которых страдал старец Василий и шумела вся округа (бандитская доля Василия), Тимофея Ивановича не волновали. Он точно знал, где это золото лежит, то есть спрятано, и кроме него место это никто указать не может. Четверых свидетелей, которые ему помогали оборудовать тайник, он застрелил и засыпал в старом шурфе вблизи заброшенного прииска. Того, чего больше всего боялся старец Василий, то есть убивать его, Тимофей Иванович делать не собирался, да и золотом заниматься в будущем он не хотел. Слишком тяжёлая и грязная работа, да и скрываться годами, всегда быть настороже он устал. В отличие от старца Василия он не стал богомольцем, но прошлую жизнь вычеркнул навсегда. Заметим, что не каждый способен забыть прошлое.
Конец старца Василия
Старец Василий, отправив письмо внуку в Питер, глубоко вздохнул и вдруг почувствовал, что ему совсем худо. Он позвал человека и послал его за доктором. Сам снял сапоги и прилёг на диван. В голове всё закружилось, по телу холодной волной прокатилась страшная слабость. Прибывший вскорости доктор определил сердечный приступ, сделал укол, дал выпить капель и строго-настрого запретил вставать целую неделю. Ивану объяснил, как и когда давать старцу пилюли, порошки и капли.