Пироскаф «Дед Мазай»
Шрифт:
Намотанный на толстенную жердь брезент лежал у поручней верхней палубы — на всякий случай. И вот, пригодился…
Потом Сушкин, когда вспоминал эту бурю, не мог понять, как они втроём (или вчетвером) справились с парусиной. Ведь она была похожа на взбесившееся листовое железо. Она несколько раз сбивала с ног ругавшегося по-африкански Донби, швырнуло на поручни и оглушило капитана, замотало в свою сырую твёрдость Сушкина.
Как он вырвался?..
И как они сумели поднять на продёрнутых
Но они это сделали. Капитан кинулся в рубку, к штурвалу.
— Донби, держи Тома, чтобы не сдуло! — и налёг на рукояти.
«Дед Мазай» нехотя повернулся спиной к шторму. Тонкая мачта перед рубкой изгибалась, но держала парус. Ветер по-прежнему ревел, струи дождя, как и раньше, были похожи на резиновые жгуты, но гром взрывался уже в некотором отдалении. А в движении судна появилась осмысленность. Оно шло по прямой, послушное рулю, хотя волны ещё захлёстывали корму.
К счастью, все это случилось на широком разводье, вдали от берегов. И впереди тоже открывался простор. Над ним сквозь ослабевший дождь осторожно проглянула солнечная щель. Сушкин понял, что на этот раз стихия пощадила его. «Дед Мазай» выдержал штормовой напор.
«Хороший ты мой», — сказал Сушкин пироскафу (впрочем, сейчас это был не пироскаф, а парусник).
Дядя Поль окликнул из рубки:
— Том помоги старому Поддувале на руле…
Том подскочил, вцепился в рукояти.
— Что-то спина застонала после встряски, — пожаловался капитан.
— А я перепугался, как зайчонок, — честно сказал Сушкин. — Даже заорал с перепугу… Дядя Поль, ты слышал?
— Что можно было слышать в такой свистодуй? Да и заорал ты, скорее всего, не с перепугу, а для разрядки нервов. Такое бывает даже с опытными матросами…
— Может быть, — охотно согласился Сушкин. — А ещё, наверно, оттого, что брякнулся плечом о нактоуз. Вон какой синячище…
— Изрядный… Ну, ничего, заживёт Поздравляю тебя, Том, с морским крещением. Правда, здесь не море, но переделка была, почти как в Бискайском заливе. Хорошо, что стихает…
— Наш Поликарп любит драматические сравнения, — ласково сообщил Бамбало. Две страусиные головы торчали в распахнувшемся окне рубки. Дон спросил: — Поль, пивка не осталось?
— Сгиньте, изверги, — велел капитан. — Том, смотри, там за мысом, кажется, скрытая от ветра бухта. Давай, свернём туда. Станем на якорь и будем зализывать раны…
— Лево руля, — скомандовал себе Сушкин. И налёг на рукоять плечом (не тем, где синяк, а другим).
Повернули у самого мыса, сбросили парус, по инерции прошли вплотную к берегу. Отдали якорь, потравили канат и закачались на мелкой ряби — метрах в двадцати от песчаной
— Уф, — сказал капитан Поль. Похоже, что остальные сказали так же.
Здесь совсем не дуло. Пахло сырым песком и береговой травой.
Капитан осторожно проговорил:
— Я, конечно, не смею настаивать, но если бы у нашего самоотверженного Донби нашлись силы приготовить хотя бы маленький обед.
— Что вы делали бы без Дона и Бамбало, — с горделивой ноткой сказал Дон. — Том, ты сможешь помыть морковку для супа?..
— Смогу! Ура!..
Наследник Юга
Гроза ушла, будто её и не было.
После обеда потянуло в сон, однако капитан Поль заявил:
— Тихий час отменяется. Нам пора позаботиться о топливе…
— А куда оно девалось? — наконец спохватился Сушкин. — Ведь в Воробьёвске погрузили уголь…
— Том! Ты хозяин судна, а рассуждаешь, как пассажир! Ты видел сколько погрузили? Полтора мешка! Это для печки, для бани и для аварийного запаса. Ты думаешь, двух лопат угля, которые ты ради интереса раз в день кидаешь в топку, достаточно для котлов? Им нужен кашеварий!
Сушкин обиделся на пассажира, и у него даже улетучилась сонливость. Он сердито спросил:
— Что за кашеварий? Почему не котлетожарий?
— Потому что кашеварий. Разве я не объяснял? Такой элемент. Похожий на алюминий, только содержащий в себе большущую энергию. Вроде урана. Однако без всяких вредных излучений. Знающие люди используют его для хозяйственных целей. Его полным полно в красной глине на здешних берегах.
Сушкин не то чтобы не поверил, но он всё ещё обижался на «пассажира» и сварливо сказал:
— Фигня это. Если бы он был на свете, его бы использовали на электростанциях вместо урана.
— Его не используют, потому что учёные ничего про него не знают. Они в детстве мало играли глиной, не лепили из неё солдатиков и динозавров. А я и мои приятели, когда были мальчишками, лепили. И строили из кашевария зимние вигвамы, в которых было жарко в лютый мороз. И кипятили на нем чай…
— Мы в «Фонариках» никогда про такое не слыхали…
— Потому что нынешние дети ленивы и нелюбопытны… А мы не были избалованы электроникой и телевизорами…
— И дождики были мокрее, — насуплено сказал Сушкин. — И эскимо в сто раз… эскимоснее …
— Том, не дуйся на старого Поля. Мы же у самого берега, и вы с Донби наведайтесь на сушу. Маленькая прогулочка. Возьмите с собой два ведёрка, наберите в них на откосах красной глины. Я пошёл бы с вами, да (й-ёлки палки мохнатые!) опять разболелась поясница…