Пирожок по акции
Шрифт:
В черных глазах вспыхнула ярость. Профессор подобрался, пристальным взглядом ощупывая лицо собеседницы, щелкнул кнопкой блокировки дверей и преувеличенно-спокойно продолжил:
— Как и у местных северных народов, у майя есть верования в существование у человека нескольких душ. Их принято обозначать квази-материальными понятиями: дыхание… тень…кровь…кость… Но очень мало изучена та часть представлений, что касается дополнительных параллельных сущностей. В такую сущность вполне можно перевоплотиться, следуя обрядам черной магии. Ради этого ты готова на жертву? То ли защитник, то ли тварь угрожающего
Прим. авт.: подробнее о том, какую роль сыграла «улум ис» в профессиональной деятельности Лозинского как сотрудника ОМВО — в романе «Нулевой портал». Это самостоятельная история.
В салоне машины словно бы сгустился мрак. Ответ тяжелым, как камень, гладким и обтекаемым словом, сорвался с губ, подчеркнутых темно-бордовой помадой. Красивых, безупречных губ, которые минувшей ночью шептали молитву — и вряд ли первым в ней фигурировал мертвый младший брат, так и не получивший имени. Нынешней ночью, второго ноября, Ману непременно упомянет в молитве Dia de los Difuntos безвременно ушедшую мать. Но, наверное, уже после того, чья смерть до сих пор не погасила в ее душе огонь мести.
— Wayob.
Прим. авт.: этим словом юкатанские майя обозначают нагваля, человека, способного во время сна превращаться в животных (ягуар, лиса — считались ах уаай шибальба, «порождениями подземного мира»), но способного стать и призраком странного вида, «существом с крыльями из соломенных циновок».
— Хочешь стать им после той самой благородной смерти — с помощью сеньоры Торнеро, которая расплатится твоей душой с хозяином всех, кто заигрывается с тьмой? Пройти испытания в Домах уровней Шибальбы — от Дома Холода до Дома Обсидиановых ножей? Ради мести?..
Скрины статей мексиканских газет от две тысячи десятого года, присланные Еленой, кричали о крупнейшем сбое и даже крахе программы защиты свидетелей. Семья бывшего гангстера, ставшего преуспевающим бизнесменом и пошедшего на сделку с правосудием в две тысячи седьмом году — по делу одного из крупнейших наркокартелей, — оказалась в центре внимания прессы после чудовищного происшествия. Дочь того самого бывшего гангстера, которая дала во время судебного процесса решающие показания, упекшие боссов картеля за решетку, всего-навсего спускалась в лифте одного из торговых центров Мехико вместе со своим мужем и двухмесячным сыном. Уже три года она носила другое имя, а один год из них — и фамилию мужа, совершенно не подозревавшего, на ком женился он, учитель иностранных языков в одной из лучших частных школ города.
Месть картеля была ужасной. Внезапно и странно опустевший этаж торгового центра, застрявший между этажами лифт, безжалостно вскрытые снаружи двери, отсутствие обычного негласного наблюдения агентов спецслужб, молчание диспетчера и напрасные крики о помощи. Дочь бывшего гангстера оставили в живых — ей безукоризненно точно сломали спину, так, чтобы будучи парализованной, но в полном сознании и без болевого шока, она видела кровавую и невероятно жестокую расправу над самыми
Любимыми мужем и сыном.
То, что сделали с ней потом, уже выходило за всяческие рамки простой человеческой жестокости. Трое нападавших были застрелены через полчаса, у одного из эвакуационных выходов торгового центра, как по волшебству оказавшимися там бравыми полицейскими. У мертвых не спросишь ничего, концы в воду. Расследование было, конечно, но быстро сошло на нет.
Лицо женщины с фотографии в заметке, присланной Еленой — крупным планом, — было лицом той, что сейчас сидела в машине Лозинского. Несмотря на прошедшие годы, это лицо практически не изменилось.
Клубились щупальца страха и ненависти в темном салоне кроссовера. Рушилась с жалобным звоном битого стекла картина золотого света, вместе с отражением оплывающей свечи, головок сушеных бархатцев и потертого молитвенника в черном переплете.
— Как мне тебя называть? — тихо спросил Лозинский. — Ману или… Агнесс?.. Ведь так назвали тебя родители?..
— Агнесс давно нет. — Смуглая женщина сидела с абсолютно сухими глазами, в которых жажда мести словно выжгла все слезы. — Да. Я стану wayob. Будь ты проклят, Антонио, откуда тебе все известно… Ты такой же колдун, как муж Аллы…
Лозинский затаил дыхание.
— Ее муж?..
— Сеньор Торнеро. Он был сильный brujo. С ним сам президент советовался по особо важным делам… Алла оказалась сильнее, сеньор был стар и знал, что она впитает, поглотит его силу — даже невольно. Он стал слаб, мечтал уйти, как христианин, говорил о том, что нужно жить дальше… Он сделал многое для нашей семьи, потому что знал моего отца с детства, он поставил меня на ноги, но не пожелал помочь мне так, как я хотела.
Сеньор Торнеро был мудр, подумалось Антону, когда помогал склеить сломанную жизнь целой семье. Жаль, что покидая этот мир, он не додумался часть мудрости передать своей жене вместе с прочим наследством.
— А как ты хотела?.. — с горечью спросил профессор, уже уверенный в самом ответе мексиканки. — Вы с Аллой нашли друг друга после того, как она овдовела, и решили вот так друг другу «помочь»?.. На кого ты направишь свою ярость?
Страшная тишина держалась несколько секунд. Затем Ману выплюнула с холодной яростью, рубя слова, будто куски мяса:
— На того, кто нанял трех подонков. Они в тюрьме до конца жизни, но это ничего не значит. Им не будет покоя. Им, их детям. Их семьям. Семьям тех, кто убил моих близких — тоже. Никому. Ни один не умрет своей смертью в чистой постели. Будут уходить в крови и дерьме. Я помогу. И после смерти им не будет покоя — в этом уже мне помогут. Те, кто правит подземным миром… Я все отдам. И жизнь, и душу.
Антон взялся за руль. Женщина сжалась в комок, готовая к отпору — не физическому, но к словесному. Она ждала убеждений, уговоров, она была во всеоружии. Но она никак не могла ожидать того, что увидела позже.
— Ты хочешь умереть ради того, чтобы убивать других — и в том числе тех, кто сам не поднял руку — ни на тебя, ни на твоих родных. Я не brujo, Маняша. Сейчас я покажу тебе то, что могу видеть сам. Нам осталось проехать несколько метров. Быстренько, пока местные сторожа полицию не вызвали. А потом… ты просто дашь мне руку.