Писатель-функционал или Полёты на Марс и наяву
Шрифт:
– А зачем вам нужны 48-часовые бдения у моей капсулы? – робко спросил Иван Петевич.
В дальнейшем «Двое из ларца одинаковы с лица» отвечали на вопросы Водкина-Безделкина всё так же: по очереди, но кто из них что конкретно сказал – наверное, не столь важно; поэтому нашей истории они будут именоваться,
Андрюха-Коля бодро объяснили летописцу:
– Наша посадочная капсула в экстренных случаях может упасть куда угодно. Поэтому космонавтов сначала должны найти, а потом прилететь за ними. А на это нужно время! Такие тренировки идут 1965 года, после того, как Александр Леонов, первым совершивший выход в открытый космос, приземлился не там где его ждали, а в глухой тайге. Прежде чем экипаж обнаружили, Леонов и Беляев провели двое суток в лесу на сильнейшем морозе. А вот вашу новую экспериментальную капсулу, Витя Олегич, нам даже не терпится рассмотреть!
Иван поморщился:
– То Сопелкин, то Витя Олегич. Да ну их, пусть хоть горшком называют.
– Выдвигаемся, пора! – сказали Андрюха-Коля, закинули баулы со всем необходимым за плечи, повесили небольшой рюкзак на писательскую спину, и все вместе выкатились во двор.
Яркий солнечный свет и белоснежный снег ослепили глаза Ивана. А когда он начал более или менее различать предметы, то космодром остался уже позади.
– Что за чертовщина! – буркнул он, – А-а-а-а… я хотел рассмотреть все конструкции Восточного.
– Успеете еще! – обернулись кандидаты и прибавили ход.
Тут Иван вспомнил о своём телефоне, порылся по карманам, не нашёл оных на новом комбинезоне, плюнул:
– Потом!
– Что вы сказали, Витя Олегич?
– Ничего. А зачем нам лезть по пояс в снегу? Вы хоть бы снегоступы с собой привезли.
– Нельзя! Всё должно быть как в реале: у звёздного десанта нет снегоступов.
Они шли по следам, оставленным Иваном и «Бураном» вчера, и вскоре наткнулись на баллистическую капсулу.
Молодые космонавты кинулись рассматривать её, как чудо:
– А почему она совсем мизерная? Ну понятно, что рассчитана на одного человечка, но всё же! И она не так сильно обгорела, как выгорают наши в плотных слоях атмосферы. Какова высота полёта вашей «бомбы», вам сказали?
Водкин-Безделкин наморщил лоб, вспоминая слова инструктора Падалкина:
– Высота полёта двести километров, большая капсула сгорает в атмосфере, но успевает выплюнуть пассажира, находящегося во второй капсуле, которая и раскрывает свой парашют.
– Ух ты! – заохали Андрюха-Коля совсем как мальчишки. – Вот технологии, вот это да! Так вы герой!
– Испытатель, – скромно потупился Иван.
– Да ладно тебе! – космонавты сразу перешли на «ты» и похлопали писателя по плечу.
Ваня впервые в жизни почувствовал гордость за свой поступок и дико пожалел, что забыл взять с собой смартфон с фотокамерой.
– Весь фейсбук сдох бы от зависти! – подумал он и осёкся. – Хотя, может быть, я и совершил этот безбашенный шаг, только лишь потому что мёртв.
– Витя Олегич, прекращай принижать себя! – блеснули глаза у кандидатов.
От гордости Иван тут же забыл про свою мёртвость и озаботился всякими разными научными вопросами:
– Э-э-э, подождите ребята, вы меня тут совсем запутали своей космической физикой: а почему объект не сгорает в верхних слоях атмосферы, когда летит в космос; а сгорает лишь когда падает на землю?
– Потому что при взлете ракета летит с маленькой скоростью и разгоняется уже там, наверху, где нет сопротивления воздуха. К тому же она имеет обтекаемую форму. А при посадке скорость изначально уже есть и ее надо лишь гасить. Это делается трением об воздух, при этом выделяется очень много тепла. А падающие спутники вообще имеют необтекаемую форму, сопротивление воздуха для них сверх велико. Более того, при падении они начинают вращаться и разваливаться на части.
Андрюха-Коля открыли дверцу капсулы, вытащили наружу скафандр в котором летел Иван, а сами по очереди полезли внутрь – рассматривать аппаратуру, но её там не оказалось.
– Так ты летел вслепую? Ручняка вааще нет? – удивились хлопцы.
– Нет, – кивнул Иван. – Там, в аэропорту Внуково нажали кнопочку, и я полетел.
– А-а! А у нас и автомат, и ручное управление одновременно.
– Ну это у вас. Сравнили!
– Ох, да. В наших капсулах куча аппаратуры, а летят в ней всегда три человека, да ещё и в скафандрах, но не в таком лёгком, как твой, а в аварийно-спасательных, которые весят по десять килограммов. К тому же, их ещё и надувают воздухом, это позволяет организму перенести перегрузки. Кстати, а как ты перенёс перегрузки без подготовки?
– Новые технологии. Перегрузки полностью отключены. Так мне сказали.
– Ух ты-ж! – снова, как юнцы, заверещали космонавты. – Неужто и в наши машины такое скоро установят! А знаешь, какие перегрузки ощущают на себе сегодняшние звездолётчики при приземлении? 5–8 g и длится это 7–10 минут. Представь, это всё равно что твоё тело потяжелело на триста тонн. Вот такие ощущения. В 1975 году космонавты Василий Лазарев и Олег Макаров испытали критическую перегрузку в 21,3 g. У них была даже кратковременная остановка сердца, но они вернулись живыми. Лазарев больше никогда не летал и через пятнадцать лет умер. Макаров летал еще дважды, но проведя двадцать лет в клиниках, тоже ушел из жизни.
– Опять про смерть! – беспомощно крякнул Петров-Водкин и почувствовал, как он сам постепенно разлагается изнутри.
А космонавты уже вытаскивали из капсулы сиденье, на котором полчаса летел Иван, и попутно объясняли писаке:
– Вот такие подобия кресел называются ложементами, они повторяют форму спины космонавта. Их делают по фигуре каждого конкретного пилота, и учитывают даже то, что в космосе человек временно вырастает на 3–5 сантиметров: это оттого что из-за невесомости ослабевают мышцы и позволяют позвонкам немного разойтись. Астронавты лежат в своих ложементах, свернувшись калачиками. Но у тебя тут всё немного по-другому. А где твой НАЗ?