Пища Мастеров
Шрифт:
– Ну все?- спрашивает Назар громко, - разобрались? В прошлые разы гораздо меньше крика было. А ты что это делаешь, Смородинка?
– Пытаюсь варенье унести. Не могу я его тут оставить.
– Не надо. Я вырубил флоримонии. А возле админского дворца - ночью вырублю, не хочу привлекать внимания. До заката запах в воздухе будет, а потом совсем развеется. Я скажу когда можно будет по саду ходить. Оставайся и доваривай свое варенье.
– Спасибо.
– Так ты принесешь живой воды?
– Да. Но я не могу отойти от варенья пока она здесь.
Софья Марковна шепчет
– Иди сюда, Смородинка.
– Нет. Сказала не уйду от варенья пока она здесь, значит не уйду.
– А и не надо уходить, - это здесь,- он приподнял лиственную завесу за которой ступеньки вели вниз - в полутемный подвал, взял меня за руку и повлек туда.
– Куда ты ведешь меня?
– Тсс…
Окошко под потолком завешено плотной тканью. И запахи странные, сладковатые, цветочные…
– Здесь темно совсем!
– Сюда не должен проникать солнечный свет, я сейчас зажгу свечку.
Он чиркнул спичкой, и я увидела что нахожусь в помещении, похожим на склад-лабораторию: повсюду стояли корзинки с сухими травами и ягодами, наливки в бутылях, флакончики с пряностями и маслами, на столе возвышался аппарат пожожий на дистиллятор, а диковинные пряжи из сухих растений были расстелены повсюду. В центре комнаты стоял застеленный полотном стол, на котором сушились крупные алые лепестки.
– А, да тут и сесть негде, ну сейчас…- Назар снял со стола полотно, свернул его аккуратно рулоном и положил на пол.
– Ну садись. Али высоко тебе?- он легко поднял меня как куклу и усадил на стол, а сам встал напротив. Его глаза на уровне моих глаз- совсем близко, а руки он положил мне на бедра… несколько неловкая поза…
– Я дверь закрою, но если она войдет на верхнюю кухню, - ты услышишь- здесь люк в потолке открыт, видишь? А сюда она не спустится. Она здесь никогда не была.
– А зачем ты меня сюда привел?
– Чтобы решить. Я знаю зачем ты здесь, Смородинка. Я знал это когда ты еще сама не знала. Я увидел тебя и сразу все понял, только слушать фуэрзу не хотел. Для кого-то ты- фуэнсен, а для меня - алисента, приманка, кукла-забавница. Для меня. Моя кукла. Но я не хочу уходить отсюда, какой бы ты заманчивой не была, понимаешь?
Это был целый спич для него- он никогда столько предложений сразу не произносил.
– П-почему не хочешь?- я спросила дрогнувшим голосом, -его руки сжимавшие мои бедра, были горячими, от кончиков его пальцев шел жар, который я чувствовала сквозь тонкую ткань платья. Исходившая от него мощная энергия, окутывала меня как облаком и я вдруг поняла, что если мне не удастся его увести отсюда, то это будет равносильно бедствию, - я не смогу без него сделать что-то очень важное, необходимое для верхнего уровня.
– А потому, что труднее всего нам, игреалам, главное правило демокодекса дается, - он приблизил лицо к моему и зашептал мне на ухо, щекоча бородой шею:
– К-какое?
– Ты должен уйти когда все хорошо, даже отлично, и ты всем доволен.
– А зачем же такое правило существует?
– Если ты всем доволен, то это знак для миров Голденгейта, что тебе
– Ты так говоришь, что я невольно чувствую себя виноватой.
– Ты ни в чем не виновата, ты все правильно делаешь: фуэрзу слушаешь, идешь куда хочешь и к кому хочешь. А у меня есть два пути: первый- уговорить тебя, упросить, умолить- оставить меня в покое, то есть - нарушить демокодекс из-за меня.
– А второй?
– мой голос звучал совсе хрипло, потому что он крепко сжал мои бедра уже под платьем, продолжая глядеть прямо в глаза.
– А второй- уйти с тобой, не оглядываясь, с пустыми руками. С собой нельзя ничего брать. Поэтому нам, игреалам, так трудно: мы привыкаем к месту, людям, даже простым вещам, а нельзя здесь этого. С людьми расставаться приходится, а вещи - вообще ничто. Ты переходишь как есть- со всем, что умеешь, всем чему научился. Даже мешочек семян взять не смогу. Даже одно семечко. До сих пор я сопротивлялся как мог, не клевал на наживку, с крючка срывался. А если клюну сейчас, то будущее предвидеть невозможно, - может зажарят на сковороде, может в огромный аквариум запустят, а может в другую реку…
– Разве здесь так не бывает, чтобы люди были вместе всегда?
– Бывает, если они способствуют взаимному развитию и подходят под игру мастеров-админов.
– Так что? Что же ты решишь?- дыхание мое участилось, он гладил мои ноги и живот, подняв подол платья, а я не противилась, даже наоборот, коленки мои как-то сами собой разжались, позволяя его рукам блуждать свободно. Он просунул ладони под мои ягодицы и резко притянул меня к себе. Я сидела теперь на самом краю стола, откинувшись назад.
– Это зависит… зависит от…
– От… чего?
– истома внизу живота… сердце колотится так сильно…
– Мммм…. от чего, спрашиваешь? От сладости твоей, Смородинка, спелости твоей, терпкости. Решу когда отведаю тебя…
Я еще помню, что думала до того: о том, что с ним- я думаю, а с Женей вообще мыслей не было и что это- первый раз после Жени и еще, что стол такой твердый… и член у него огромный… и как это он крошечную Вишенку насквозь не пронизывал? …И свой стон помню, и еще то как он рукой мне рот зажал и прошептал: «Тссс…. не кричи так… они же еще в саду…», а потом полное отсутствие тела, невесомость.
Следующий момент который осознаю - я лежу голая на столе и дышу тяжело, в ушах звон, он надо мной… голый… золотистые волоски на его груди… капли пота катятся по могучей шее и потемневшие пряди волос на лбу. Даже не знаю сама ли я одежду сняла или это он… будто провал в памяти, но зато невесомость продолжается, если бы он не держал меня - я бы взлетела сейчас - как воздушный шарик, - свободный, не сдерживаемый никакими узлами! Ах да, вот отчего такая легкость- это узел развязался- один из самых важных, наверно. ……………………………………………………………………………………