Письма 1842-1845 годов

Гоголь Николай Васильевич

Я поступаю теперь вот как, если только замечаю, что начинаю иметь на кого-нибудь влияние и становлюсь ему чем-то необходимым, я спешу с ним тот же час расстаться, хотя бы это было и тяжело. Мое дело упрекнуть, или ободрить, или в нескольких словах указать ему его же данные и заключенные в нем самом матерьялы, а там — иди себе своей дорогой: бог вразумит и поможет. Разве вновь какой-нибудь такой случай, когда человеку трудно без братской помощи управляться самому. Оттого-то я очень люблю снаряжать в дорогу и расставаться с близкими душе моей людьми в твердой уверенности, что бог им без меня еще лучше поможет управиться, чем со мною. Но довольно. Душа ваша сама найдет законы и определит всему надлежащую меру. А до того будьте светлы духом и не смущайтесь ничем. Если вам случатся какие-нибудь соблазнительные разговоры, не вооружайтесь против них суровостью и строгостью правил, а старайтесь лучше с детским смехом обратить разговор на что-нибудь другое, тоже пустое и светское, чтобы все видели, что вы не потому оставили этот разговор, что он оскорбил строгость ваших правил, а потому, что вы просто потеряли вкус к таким вещам. Тогда будут и волки [и волки сыты] и овцы сыты и целы. Старайтесь, чтобы во всяком случае ваш разговор походил на тот ваш разговор, который вы ведете тогда, [всегда] когда бываете окружены одними добрыми душами. Вы обыкновенно делаетесь тогда совершенно другой, какой-то веселой и умной резвушкой, говорливы неистощимо и всем совершенно приятно вас слушать, хотя бы речь шла о совершенных пустяках. Этот разговор ваш ничуть не похож на то приторное любезничанье, которое иногда у вас является тогда, когда вы беседуете с каким-нибудь истаскавшимся селадоном, рассказывающим вам свои конфиденции, куда он посадил весь ум свой. Словом, случится ли вам [если вам с кем ни слу<чится>] вести разговор с молодым ветрогоном или изношенным старичишкой, воображайте всякий раз, что с вами тут же сидит Софья Михайловна, и всё будет хорошо. Они же, кстати, вам теперь кланяются все, и все благодарят вас. Поблагодарите

и вы меня также за все эти упреки, а если вам за что-нибудь из сказанного здесь захочется на меня посердиться или сказать, что всё это весьма детски и вам известно, то вы меня выбраните; а письмо положите себе прочитать в другую минуту и особенно недовольную, если же и тогда что покажется не так, вы опять выбраните меня, а письмо отложите на третью минуту. И так поступайте со всеми теми письмами, где есть какие-нибудь упреки. Затем бог вас да хранит! Будьте здоровы и не позабудьте описать подробно ваш приезд и ваше нынешнее житье-бытье. Отправьте это письмо Перовскому. Я не знаю, где он теперь живет, а потому и не выставил адреса. Здесь больше ничего, кроме три строки в ответ на его очень милое письмо. Я написал их единственно для успокоения его совести, которая упрекает его в том, что долго мне не отвечал.

Ваш Г.

На обороте: St P'etersbourg. Russie.

Ее высокородию Александре Осиповне Смирновой.

В С. Петербурге, в собственном доме на Мойке, близ Синего моста.

В. А. ЖУКОВСКОМУ

Остенде. 1 сентября <н. ст. 1844>

Поручение ваше относительно известия о покойной вел<икой> княгине графиня Вьельгорская обещалась выполнить. Я, слава богу, кажется начинаю чувствовать пользу от купанья, впрочем настоящее действие оного говорят ощущается потом. Еще две недели мне остается продолжать купанье, а после этого времени я уже надеюсь с помощью божией засесть с вами во Франкфурте солидным образом за работу. А потому вы меня уведомите. Если на случай у вас будет еще проживать кто: напр<имер> Тургенев или кто другой близкий вам, я тогда на время попячусь вновь в H^otel de Russie. Затем желаю вам и всему дому всех благ и подумываю с неизъяснимым удовольствием о нашем свидании и житии, которое мне теперь будет очень, очень нужно.

Весь ваш Гоголь.

На обороте: `a Son Excellence Monsieur de Joukoffsky.

Francfort s/M. Salzwedelsgarten vor dem Schaumeinthor.

M. П. ПОГОДИНУ

Остенде. 1 сентября <1844. н. ст.>

Благодарю вас обоих, [Далее было: за] и тебя, и Елисавету Васильевну, за ваши милые письма и за уведомления меня обо всем. Слава богу, что помог он тебе оправиться от болезни. Но советую тебе прежде очень успокоиться и не предпринимать до времени совершенного укрепления и отдохновения никакого путешествия. Впрочем, обо всем этом нужно будет расспросить хорошенько доктора [докторов] и послушаться всех слов его. Если поедешь ты на случай за границу и чрез Берлин, то если будет у тебя место, ты бы меня очень разодолжил взятием с собою Москвитянина за прошлый и нынешний год, которого я жажду очень, и просил Языкова прислать мне, и который мне обещал его, а впрочем ты с ним увидься, и если он нашел другое средство, то есть послать с другим, то я буду рад, боясь обременить тебя. Если же случится тебе взять другую какую-либо русскую книгу для меня, то отправь из Берлина во Франкфурт на имя Жуковского или с почтой, или через посольство, как заблагорассудишь, или же отдай Вьельгорскому.

Через две недели я оканчиваю морское купанье в Остенде, откуда теперь пишу. Кажется, как будто здоровье немного лучше. Впрочем, постоянное действие вод окажется потом после купанья. Через две недели я перебираюсь во Франкфурт, дабы провести время с Жуковским и потрудиться с ним вместе. До сих пор я ничего почти не делал, потому что запрещено было даже заниматься вовсе.

Затем обнимаю тебя со всем домом и семейством.

Твой Гоголь.

На обороте: Moscou. Russie.

Его высокородию Миха<й>лу Петровичу Погодину.

В Москве, в собственном доме на Девичьем поле. Moscou. Russie

Н. М. ЯЗЫКОВУ

<Первая половина сентября н. ст. 1844. Остенде.>

Письмецо это вручит тебе граф Иван Петрович Толстой, пребывающий на службе в Москве, с которым мы купались в Остенде. Он очень добрая душа и взялся не только уведомлять тебя о своих знакомых, отъезжающих из Москвы за границу, но даже исправить самому все сопряженные с этим хлопоты. И в этом я ему верю, потому что он человек весьма обстоятельный относительно дел. Я еще купанья своего не кончил. Морские воды, кажется, несколько помогли мне, и если бог поможет, то верно помогут еще более по окончании купанья. Теперь я тебе не пишу ни о чем, потому что спешу. Но в следующем письме постараюсь. Адресуй по-прежнему во Франкфурт. Всю зиму и осень я вероятно проведу с Жуковским, потому что это мне теперь весьма нужно и полезно относительно моих занятий. Но обо всем этом потом. Прощай, обнимаю тебя много раз.

Весь твой Гого<ль>.

Адрес: Николаю Михайловичу Языкову.

В Москве. В приходе Иоанна Предтечи, в доме кн. Гагариной во Власьевском переулке.

Е. В. ГОГОЛЬ

Остенде. Сентября 15 <н. ст. 1844>

Адресую это письмо тебе потому, что ты хочешь непременно письма, обращенного к тебе лично. Впрочем, если я пишу к одной из вас — это значит — ко всем: я даже и не знаю, о чем бы мне можно было сказать которой-нибудь из вас по секрету, [Далее было: того] чего бы нельзя было сказать и другой. Жалобы твои на забвенье напрасны: я никого из вас не забываю. Но я слишком уже много сказал вам в прежних письмах и теперь недоумеваю, о чем еще сказать. Скажу разве вот что: если бы ты, любезный друг мой Лиза, перечитывала более мои прежние письма и перечитывала их не в обыкновенное время, а именно в то время, когда тебе сделается очень грустно, или очень скучно, тогда бы ты <может> [Вырвано. ] быть более вникнула в смысл моих <писем>, [Вырвано. ] а вникнувши в смысл их, ты бы уже не чувствовала ни грусти, ни скуки, не предав<алась ни> [Вырвано. ] мнительности, ни малодушию, не вообр<ажа>] Вырвано. ] ла, что у тебя рак и прочее <…>. [Вырвано. ] Сказанное мною от тебя еще слишком <далеко,?> [Вырвано. ] и ты увидела в моих письмах прав<ила> [Вырвано. ] монастыря, тогда как в них правила <…> [Вырвано. ] того, как быть среди самого мног<олюдного> [Вырвано. ] света. Из писем ваших видно, что вам опротивела Полтава и тамошнее общество. Но зачем же прежде они так нравились? а если прежде так нравились, зачем опротивели теперь? В том и другом следует дать себе отчет, иначе всё, что ни случается с нами, случается напрасно и мы никогда не сделаемся умней. Тогда-то и нужно ездить в общество, когда оно опротивело, тогда-то и не опасно быть в нем. Опасно там только, где всё нас прельщает. А где мы уже видим большие недостатки, там мы можем даже помочь: иногда в чем-нибудь поправить, иногда в чем-нибудь поучить (разумеется, осторожно и тонко, чтобы никак не заметили, что мы учим, а напротив увидели бы дружеский совет). Не нужно отталкивать от себя совершенно дурных людей и показывать им пренебрежение, лучше стараться <иметь> [Вырвано. ] на них доброе влияние. Наконец скажу <тебе е>ще [Вырвано. ] один раз, друг мой Лиза, что ты очень далеко не поняла многого в письмах. Да и не ты <одна, а> [Вырвано. ] все вы. А потому я вам советую <всем> [Вырвано. ] особенно их перечитывать, всем решительно <…>, [Вырвано. ] и потом подумать сурьезно о том, <каким> [Вырвано. ] бы образом применить написанное к <себе> [Вырвано. ] и к самой жизни. Которая из вас поймет лучше иное, та должна истолковать <прочим>. [Вырвано. ] А если покажется вам иное трудно и неудобоисполнимо, и вы не найдете как применить к делу, помолитесь тогда богу, но помолитесь усерднее, от всех сил души, а не так, как читаются обыкновенно вседневные молитвы. Бог поможет вам найти и открыть в чем дело. Стараюсь еще припомнить, о чем бы сказать тебе, но не нахожу больше предметов, всё уже сказано, но я не виноват, если не всё понято. Затем прощай! Бог да хранит тебя и напутствует во всем!

Твой брат.

Маминьку попроси, если случится ей быть в Диканьке, привезти оттуда образок Николая Чудотворца, самый маленький, который бы можно было носить на шее в виде благословения. Прежний у меня давно изломался, теперь даже и не отыщу его. Вы перешлите его Ольге Сем<еновне> Аксаковой, она найдет оказию переслать с кем-нибудь. Он должен быть самый простенький.

Адрес по-прежнему: Francfort s. M. Я <сегодня?> [Вырвано. ] приехал сюда. Письмо начал в Остенде, где был на морском купанье.

На обороте: Poltava. Russie m'eridionale.

Ее высокоблагородию Елизавете Васильевне Гоголь.

В Полтаве, оттуда в д<еревню> Васильевку.

А. П. ТОЛСТОМУ

Брюсель, 16 сент<ября н. ст. 1844>

Гр. Михал Юрьевич останавливался не в трактире, но в частном доме, что выгодней и дешевле в половину. Он имел гостиную, спальню очень большую, уборную и чуланчик, с кафедрой для гемороидальных, — за всё это с прислугой вместе 3 гинеи в неделю, т. е. 75 или 68 рублей. Чай с кофеями, бутербродами, муфинксами и яйцами 2 шилинга. Обед, который

имеется тут же и приносится в комнату вашу, когда хотите, 4 шилинга. Как помещением, так и прислугой он очень доволен. В этом же доме вина, которые он нашел удивительными. Адрес следующий: 24 Doverstreet, Brauns private hotel. Три дома вместе, т. е. 22, 23, 24. Явиться вам нужно от имени графа Виельгор<ского>, как им рекомендован<ному>. Из клубов советует выбрать реформ-клуб, где решительно всё, так что в квартире даже не окажется надобности. Многие начинают там [там даже] день свой даже с завтрака, т. е. с десяти часов. В великолепных комнатах, имеющих вид дворца, сидят однако ж все в шляпах и в чем попало. Рассказы об аглицком китайстве преувеличены: оно есть, но не на улице, где даже и некогда никому замечать, кто как одет, всякий спешит и слишком занят своим. Гр<аф> обедал у Брюнова, но в сапогах, хотя обед большой. На всех обедах он тоже был в сапогах. Брюнов вообще имеет вид человека, который еще не совсем (что и весьма естественно) знает, как ему быть на таком посте, о жене его вы знаете. Священника граф видел и хвалит. Пальмера не видел, но потому, что о нем тогда не вспомнил, и сказать о нем ничего не может. Отказаться от всякого обеда в нашей власти, написавши натурально обыкновенное извинение перед обедом. Брюнов ожидал Несельрода на обед и на весь день, но сей не был и проехал в Брейтон. Вообще Несельрод между англичанами уважается и на обеды приглашается. На таможнях всё смотрят, но притеснений нет. Острова Байта граф не видал, но говорит, что стоит видеть. Вот всё, что узнал пока и о чем спешу уведомить вас. О себе скажу, что я без моря не только как без шапки, но как без рубашки, без штанов, без сюртука, словом без всего. У гр. Виельгорских опять воспоследовала перемена. Все вместе едут во Франкфурт, где находится и Лазарева. Завтра же думают все двинуться, я также. Затем бог вас да сохранит и да укрепит на славу остающимся хвостиком моря. Будьте здоровы и при первом расположении писать откликивайтесь. А между тем вот вам точнейшее заглавие дому Жуковского: Salzwedelsgarten vor dem Schaumeinthor.

На обороте: A son Excellence Monsieur M-le c-te Tolstoy.

Ostende. Rue St. George, 19.

А. О. СМИРНОВОЙ

24 сентября <н. ст. 1844>. Франкф<урт>

Благодарю вас за драгоценные подробности письма вашего. Бог вам да поможет во всем! Не оставляйте быть там, где вам следует и где особенно нужны ваши утешения и участия. Без сомнения, скоро после моего письма предстанет к вам наша любезная Софья Миха<й>ловна. Душа ее кажется как будто еще небеснее прежнего и ангельства в ней еще больше. Употребите всё старание, чтобы свет и общество сколько-нибудь узнали, какой прекрасный цветок поселился среди их. От этого будет зависеть и самое уважение к ней мужа, который, без сомнения, долго еще не будет в состоянии оценить сокровища, которым владеет. Нужно довести [Далее было: как] до сведения как его, так и матери его, графини Сологуб, что доктора решительно объявили, что все нездоровье Софьи Миха<й>ловны началось [произошло] от душевных тревог, что она в противность их советов приехала в Петербург, что поэтому состояние ее очень опасно и нужно быть теперь слишком с ней осторожну, потому что она принимает близко всякие огорчения уже не потому, что в самом деле их принимает близко, но потому, что вследствие болезненного расположения ей невозможно не принять близко и не огорчиться сильно. Нужно, чтобы они не пощадили и поберегли хотя годик или два, покаместь она не окрепнет и не станет равнодушней ко всяким случаям жизни. Так как теперь у Софьи Миха<й>ловны будет особенное хозяйство и много будет всего на ее руках, то вы наставьте ее во многих вещах. Особливо, чтобы на некоторые вещи назначала предположительно более денег, имея в виду всякие непредвиденные случаи, о которых не следует и говорить мужу, чтобы хотя капля денег оставалась у ней в запасе, чтобы не было всего в обрез. Если же она теперь сделает самую строгую смету всему, назначит всему самую меньшую цену, то муж, разумеется, всё остальное приберет к себе, и ей придется терпеть во многих, даже самых бездельных и ничтожных вещах, как случалось доселе и как может случиться потом еще более. Всё это лучше обдумать вначале, после будет трудней. Истолкуйте ей также, как много значит в доме порядок и распределение времени во всем, как в занятиях, так и в отдохновениях, и как важно всему назначить часы. Ему также сообщите об этом во сколько он в силах это понять и выполнить, чтобы виделись они друг с другом не иначе, как по окончании дела и занятия, чтобы у каждого были отдельно свои комнаты и кабинет для занятия, так, чтобы панталоны Вл<адимира> Алекс<андровича> не заходили бы в кабинет жены — отдыхать на столе или диване. Словом, много есть всяких мелочей, которые играют очень важную роль в жизни и о которых вы будете сами лучше знать, как рассказать и сообщить таким образом, чтобы было не только выслушано, но и выполнено. О многом недурно будет вам переговорить с Веневитиновыми. Между прочим не очень полагайтесь, [на это не очень полагайтесь] что Сологуб теперь не кутит и ведет себя хорошо. Поведение его, может быть, временное, как бывает всегда у нашей братии. Если предмет наших исканий вдали от нас — мы влечемся к нему и скучаем по нем, если ж он стал близко к нам, мы уже удовлетворились им и скучаем уже от него. Это свойство находится у него в большой степени. А потому гораздо лучше, если бы между ними установилось теперь же порядочное течение жизни, покаместь еще он не простыл и готов даже выполнять просьбы жены своей. Нужно, чтобы все знакомые и приятели его нападали на него теперь же с этой стороны, чтобы он хоть сколько-нибудь вошел бы в колею свою и не был бы похож на осла, который хотя и идет в своей колее, но однако ж не пропустит, чтобы не засунуть свою морду во всякую телегу с сеном, переезжающую через дорогу. Словом, вы должны о многом перетолковать как с Веневитиновыми, так и с Соболевским, который, кажется, имеет на него некоторое влияние. Старайтесь также узнать, кого он более боится в свете и кто имеет над ним какую-нибудь власть. Словом, употребите все средства, чтобы оказать благодеяние как жене, так и мужу, чтобы как он сделался бы хотя сколько-нибудь ее достоин, так и она пришла бы в состояние иметь на него благодетельное влияние. Затем да хранит вас бог и да поможет во всем! Обнимаю вас. Прощайте. Если можете что-нибудь прислать из книг, то пришлите, мне это нужно.

Ваш Г.

На обороте: St. P'etersbourg. Russie.

Ее высокородию Александре Осиповне Смирновой.

В С. Петербурге, в собственном доме на Мойке, близ Синего моста.

С. М. СОЛЛОГУБ

Франкфурт, 24 сентября <н. ст.> 1844

Здравствуйте, сестрица души моей, моя добрейшая Софья Михайловна. Посылаю вам еще одно словечко на дорогу. Я позабыл вам сказать кое-что очень нужное. Хотя это по-видимому мелочь, но от таких мелочей зависят многие большие вещи. Вы едете теперь на новоселье, на новую жизнь, на новое хозяйство. Прежде всего заведите в доме с самого начала порядок во всем и особенно порядок во времени. Чтобы часы вашим занятиям были определены, чтобы вам обоим, как вам, так и мужу вашему, было известно, когда вы должны заниматься порознь друг от друга, каждый в своей комнате, и когда вместе. Чтобы это не смешалось, чтобы не сидели вы слишком много друг с другом вместе без дела, занимающего равно обоих, а чтобы, напротив того, вы виделись только тогда, когда и он и вы окончите каждый у себя порознь занятия. Чрез это свиданья ваши будут гораздо лучше, живей и веселей, и вы будете довольны друг другом. Словом, распорядитесь так, чтобы вам меньше случалось друг при друге зевать. Лучше пусть каждый из вас зевает у себя потихоньку в комнате, чем друг при друге. И еще: положите между собою так, чтобы каждый из вас, откуда бы ни пришел и ни возвратился домой, не шел бы прямо друг другу на встречу, а зашел бы прежде в свою уборную и заглянул бы в зеркало, чтобы поправить на себе всё во внешнем и во внутреннем или душевном смысле, чтобы никак не явиться друг пред другом неряхами в том и другом отношении; но, напротив, встретить друг друга с веселым и светлым видом. Так что, если бы и случилось кому-нибудь принести досадное и скучное выражение на лице, то лучше пусть выместит досаду свою на чем-нибудь у себя в комнате. Предметов для этого много: можно швырнуть стул, высечь подушку, можно даже разбить флакон или чернильницу; словом, лучше испортить вещь, чем испортить светлое выражение лица, которое вы всегда должны показывать друг другу. Не пренебрегайте никак всем этим, что я вам теперь говорю; как оно ни мелко, но я вновь вам повторяю, что от этого много зависит. Теперь вам всё это гораздо будет легче завести, если только вы сей же час за это приметесь, не откладывая дела; теперь же вы друг без друга соскучили, стало быть более уважаете друг друга и более склонны сделать приятное друг другу. Слова и просьбы ваши теперь будут иметь вес. Он вам не откажет и исполнит охотно то, что в другое время будет ему даже трудно исполнить. Этот по-видимому маловажный и внешний порядок спасет вас от много неприятного и поможет вам обоим выполнить много душевных и важных обязанностей. Вы этим окажете большую пользу и помощь вашему мужу. Ему трудно преодолеть самому себя, если б даже он и хотел. Я имею больше характера, нежели он, имею больше над собою власти, чем он, но и мне трудно во многом себя заставить и принудить. Вдвоем всегда легче: стоит одному только завести у себя порядок во всем, другой уже невольно станет с этим сообразоваться. Так, напр<имер>, приезжая в другую землю, мы, как ни привыкли у себя дома обедать в такое-то время, ложиться спать в такое, но однако ж вдруг бросаем привычку прежнюю и обедаем в другой час, спать ложимся в другой час; словом, всё делаем иначе, что нам было бы совершенно невозможно в своей земле и что делается само собою в чужой земле. А делается отчего? От того, что другой так делает и что держаться прежнего обычая хлопотливо да и скучно одному. Такую услугу мужу может сделать одна только жена, которая для того и дана ему, чтобы освежать и ободрять его на труд, на занятие и на всё прекрасное. Итак, выполните эту мелочь ради любви к вашему душевному брату, который молит о вас беспрестанно нашего небесного родителя, любящего нас так нежно и так беспримерно, как никто и в тысячную долю не умеет любить на земле. Положите только выполнить, и вы выполните: сила вам ниспошлется. А между тем по прочтении этого письма вы все-таки наградите меня улыбочкою маленькою и самою хорошенькою.