Письма (1870)

Достоевский Федор Михайлович

Твой весь Ф. Достоевский.

(1) далее было: твое поручение

544. А. Г. ДОСТОЕВСКОЙ

17 (29) июля 1874. Эмс

Эмс. 17/29 июля/74.

Бесценный друг мой Аня, приписываю сегодня несколько слов ко вчера отправленному тебе письму, в ответ на твое, полученное мною вчера после обеда, уже после того, как отправил тебе вчерашнее письмо. Ты, верно, и не воображала, что твои оба последние письма придут почти в одно время. Но таков наш российский почтамт, - который делает, что хочет, что вздумается ему, и на который нет закона. Задержать 4 дня лишних письмо потому только, что оно страховое! (Не в Германии же его задержали!) Ты пишешь, что рада моему оздоровлению, а в результате - я вовсе не вылечился, разве что легче немного, а каково-то будет зимой. Впрочем, у меня всё еще продолжается припадочное состояние (третий день припадка). Эти припадки очень расстраивают грудь (сдавливают там что-то), и, сверх того, вчера и сегодня здесь у нас, в проклятом Эмсе, - дождь как из ведра. У нас и до того было 5 дней дождя, но вчера, и сегодня это черт знает что такое. Кренхен ли

или климат, но только здесь все почти очень потеют. Каково же при поте быть в такой сырости? Поневоле простужаешься. Благодарю, что не забываешь писать мне об детках: только об них и думаю, их и во сне вижу. Но прошу тебя, Аня, не давай мне больше комиссий. Вообще женщины думают, что если уж поехал куда, так у него вдесятеро больше времени, чем у другого человека. Ты, н<а>прим<ер>, пишешь, чтоб я зашел в Петербурге к Мих<аилу> Мих<айлови>чу спросить насчет тех 400 руб. по векселю Голубевой. Но, друг мой, я нахожу твое распоряжение весьма дурным. Кроме того, что я в Петербурге буду лишь мимоходом, жить в нем не могу, да и не хочу - я просто могу не застать Мишу; тогда оставаться лишний день в Петербурге, что ли? Это всё легко говорить. К Мише я, конечно, зайду, хотя и не обязуюсь выжидать его, но я удивляюсь, почему ты не хочешь написать Мише? 30 июля срок, и если ты даже думаешь, что и ответу от Миши не дождешься, то всё же надо бы ему написать, чтоб напомнить, чтоб показать, что мы не забыли, и, кроме того, нехорошо оставлять такую сумму в его руках, а потому напоминание может подействовать охранительно. Не то чтоб я не доверял ему, но ведь... Написать же тебе надо всего 4 строки счетом. А я почему еще знаю, когда буду проезжать через Петербург? На будущей неделе я пойду к Орту, и что он скажет, так и будет. Если он настоятельно велит остаться еще неделю, то я останусь. Велел же Кошлаков 6 недель кренхена; а я пью кренхен всего еще 5-ю неделю.
– Не нравятся мне тоже твои распоряжения о сю пору насчет писем в Париж и в Берлин. Но я еще, может быть, здесь промедлю. Если же буду проезжать через Берлин наскоро (потому - что мне там делать?), то будет хлопотливо нарочно бегать на poste restante за письмом. Что же до Парижа, то я, как ни рассчитываю, заключаю, что мне в нем не быть, - денег нет. Так наше письмо там и останется на веки веков. Ты пишешь: "Это на случай того, если ты уедешь 16 июля"; но если я и писал об этом когда-то, то ведь не наверно же, да и тогда прямо говорил, что завишу от доктора. 16-е июля было вчера, а я не только не уехал, но, может, еще 10 дней здесь пробуду.

Впрочем, не прими с моей стороны за ворчанье. Я только хочу сказать, что ты слишком скора и не принимаешь в соображение многих посторонних обстоятельств.

Не прими тоже этой писульки за письмо. Я просто приписываю ко вчерашнему. Вчера мне было очень, очень скучно. Здесь время тянется как-то мертвенно. Кое-что составил в плане, но и сам не знаю, доволен или нет. Мне всё думается, Аня, что с осени начнется для нас очень скучное, а может, и тяжелое время. Впрочем, в припадке, в дождь и в скуке, как здесь - не будут мерещиться красивые картины.

Теперь если здесь и кончу когда-нибудь лечение, то сколько останется переезду - господи создатель! До Берлина, до Петербурга, до Старой Руссы дни и ночи не спи! Вообще очень некрасиво время.

До свидания, голубчик, целую тебя очень и детишек. Я Любочку всю ночь во сне видел. И что это, в самом деле, у меня так загостилась падучая, Эмс что ли способствует климатом? Это очень может быть; в этом подлейшем месте, наверно, заключены все гадости. Обнимаю тебя.

Твой весь Ф. Достоевский.

Детишек целуй и говори им обо мне.

545. А. Г. ДОСТОЕВСКОЙ

20 июля (1 августа) 1874. Эмс

Эмс. 20 июля/1 августа. Суббота. 74.

Получил вчера, милый друг мой Аня, письмецо твое, на которое и спешу тебе ответить, хотя всё еще не имею ничего написать определенного, так как к доктору пойду лишь во вторник. Думаю наверно, что он меня, на сей раз, отпустит и я в среду же, если не во вторник, и выеду из Эмса - вероятнее всего в Петербург, хотя еще сам не знаю, может быть, и проеду куда-нибудь для прогулки поближе, потому что Эмс наскучил до смерти. Тем не менее всё еще это не наверно (хотя я и думаю, наверно). Он может еще предложить мне остаться неделю, и тогда я, разумеется, останусь, в случае если он будет говорить особенно настоятельно. А про Париж, - я как ни считаю, всё до такой степени выходит в обрез, что вряд ли с такими финансами благоразумно бы было рискнуть на поездку. Если в Берлине остановлюсь, то посмотрю тебе фая (смотр не беда). Там товар продается с настоящей парижской пломбой, и, как уверяют люди, можно купить не дороже парижского, потому что в Париже умеют слупить с путешественников и, как рассказывают, заставят непременно купить не дороже, а больше, чем нужно; это тамошняя, говорят, манера. Разумеется, если худой товар и дорого, то я не куплю. Я к тому, что товару в Берлине бездна.
– Хоть и получишь это письмо и хоть очень вероятно, что я выеду в половине будущей недели, но всё же обращаюсь к твоему благоразумию и советую не принимать буквально: Орт всё может переменить. Если переменит, то, разумеется, уведомлю. Но если оставит еще на неделю, то я последние излишки мои из оставшихся денег принужден буду здесь прожить. Вот уж прошла почти неделя, назначенная в последний раз Ортом, а что пользы? Скрип в груди (от припадка ли или от ненастья) не проходит. Одним словом, хоть и есть облегчение от всего лечения, но болезнь остается. Вся надежда, что лечение скажется, говорят, еще впоследствии, зимой. Ну там что еще будет.

Благодарю тебя, милая моя, что об детишках пишешь: я Любочку как будто вижу перед собой. Соскучился я по них ужасно. Сегодня ночью видел тебя во сне и очень жалел, проснувшись, что тебя со мной нет. Видел тоже и Любочку: она плакала и что-то говорила мне. Очень я на их счет стал мнителен, чуть три дня, и я уж задумываюсь, не случилось ли чего. Сегодня, в первый день, кажется, после припадка, освежилась совсем голова. Если б не эти припадки, право, мне леченье помогло бы больше. Одно

что несомненно, - то, что я, во всем остальном, чувствую себя несравненно здоровее прежнего: силы, сон, аппетит - всё это превосходно. Хоть этот выигрыш приписываю эмским водам и тому, что 6 недель аккуратно вставал в 6 часов. Штакеншнейдер уверяет, что он никогда не видал у меня такого свежего лица, как теперь. Во время последних дождей и туманов здесь многие простудились. Несомненно, простудился и я. С некоторой заботой помышляю о том, как мне придется возвращаться, и, главное, заботит меня дорога из Петербурга в Ст<арую> Руссу: еще, чего доброго, придется ждать парохода, возиться с озером. Как грустно, что нечего и не на что привезти вам гостинцу. Все-таки, я думаю, к августу или в начале нашего августа я в Руссе буду, так, как и предполагал. Боюсь, как мы жить будем в Петербурге, то есть о средствах; всё об этом думаю. Как будем нанимать квартиру? Вот тоже забота!
– Приготовил я здесь 2 плана романов и не знаю, на который решиться. Если в августе вполне устроимся, то в конце августа примусь писать, и знаешь ли, о чем думаю: хватит ли сил и здоровья для таких каторжных занятий, какие я задавал себе до сих пор? А что вышло: романы оканчивал, а здоровье все-таки, в целом, расстроил. Если здоровье будет такое же, как в первую половину прошлой зимы, то будет не совсем хорошо для работы.

Хоть Эмс и начал понемногу пустеть, но русских в нем тьма сколько. И какой он скучный в дождь, всё в тумане, совершенный ноябрь. (Жалею, что не имею шерстяных носков для езды ночью по Новгород<ской> дороге и по озеру в случае ненастья.) Дай бог, чтоб в Руссе застать хорошую погоду. Хорошо бы приехать тоже в Петербург не к воскресению или в праздник, чтоб можно было застать людей. Штакеншнейдеры тоже уезжают на следующей неделе, в Гатчино, но я постараюсь поехать не с ними вместе. Кстати, выходит, что во Франции самая высокая плата за дорогу: из Эмса в Париж 70 франк<ов> без поклажи, и что всего хуже - вторые классы даже и не существуют в прямом сообщении. По крайней мере, на дебаркадере здесь продаются до Парижа особые билеты mixte, то есть по Германии во 2-м классе, а по Франции в 1-м. Штакеншнейдеры прокутились и экономят ужасно, а между тем по Франции ехали в 1-м классе, уверяя, что французский 1-й класс хуже немецкого 2-го, потому что как сельди в бочонке напиханы и сиденья ужасно устроены. Езда уж слишком сильная, оттого антрепренеры дороги и куражатся.
– Кстати, Штакеншнейдеры мне положительно сказали, что фай в Париже уже не считается модной матерьей и что теперь им пренебрегают, говорят, что он ломок, дает складку и в складке вытирается, а что модная матерья из черных теперь другая и называется драп и что на нее все накинулись и все берут. Они мне показывали этот драп: очень похожий на фай, но более на прежний пудесуа глясе.

Хоть и скоро увидимся, а всё об вас думаю с заботой, как бы только не случилось чего дурного. А там, Аня, опять жить на ура, или, вернее, как бог пошлет. И что всего хуже - всё еще есть долги, ничего и скопить нельзя. Хоть бы на три годика хватило моего здоровья, авось бы как и поправились. Но обо всем этом подробнее поговорим и повздыхаем при свиданье. А теперь что-то скажет Орт. До свиданья, бесценный друг мой. Ты одна в моей душе и в моих мечтах. Расцелуй и прибереги детишек, а я весь ваш всегда и везде, обнимаю вас крепко и душевно.

Ваш Ф. Достоевский.

Все поклоны как следует.

Р. S. Сегодня утром встало было яркое солнце, а теперь опять ветер, и немцы, и облака. Грустно здесь.

546. В. Ф. ПУЦЫКОВИЧУ

11 августа 1874. Старая Русса

Старая Русса 11 августа/74.

Милостивый государь

Виктор Феофилович,

Две недели назад, в бытность мою проездом в Петербурге, когда Вы так обязательно обещали мне собрать по газетам процесс Долгушина и К°, - я не успел зайти к Вам за газетами, буквально не имея минуты времени. Сим же спешу предуведомить, что на днях зайдет к Вам в редакцию одна дама, которую я просил об этом, и если процесс у Вас уже был для меня собран, то не откажите вручить ей №№. Князь советовал мне читать по "Москов<ским> ведомостям", да и сам я знаю, почему там интереснее. Итак, прошу убедительнейше или по "Московским", или, если уж нельзя, то по "Голосу". №№ эти мне капитально нужны для того литературного дела, которым я теперь занят, и если Вы, многоуважаемый Виктор Феофилович, всё еще так добры, что не откажетесь содействовать, то капитально меня одолжите, а я за то, честное слово даю, не останусь в долгу перед "Гражданином".

В случае если бы Вас, во время прихода этой дамы, не было дома, оставьте газеты кому-нибудь в редакции для передачи по ее спросу.

Я остаюсь на всю зиму (для усиленной работы) в Старой Руссе, но, однако же, три-четыре раза в зиму буду наезжать в Петербург, дней на десять и более. Первый приезд мой состоится около сентября, в половине. Передайте князю мое глубочайшее уважение, равно Александру Устиновичу и всем, кого встретите из наших.

А засим примите уверение моего совершенного уважения, с которым пребываю

Ваш слуга Ф. Достоевский.

547. П. А. ИСАЕВУ

10 сентября 1874. Старая Русса

Старая Русса 10 сентяб./74

Любезный друг Паша,

Письмо твое получил сегодня, 10-го, и сейчас же спешу тебе ответить. Посылаю тебе 20 руб. Извини, что не посылаю всех тридцати, но в данный момент совершенно того не могу. Рад, что хоть этим могу тебе быть капельку полезным. С удовольствием узнал тоже, что Тришины тебе выдали наконец 25 р. В приезд мой из Эмса в Старую Руссу, около 30 июля, я пробыл двое суток в Петербурге, и хотя был завален делом, - так что много не сделал и до меня касающегося, - но непременно заехал бы к тебе, если б знал твой точный адресс: так мне хотелось тебя видеть, особенно после рассказов Тришиных. Но Миша не мог мне сообщить твоего точного адреса. Поздравляю тебя, голубчик Паша, с дочкой Машей. Равномерно прочел с большим удовольствием то, что ты пишешь о Верочке, - что она поздоровела, с зубками, и даже начинает ходить. Желаю от души всем вам счастья - тебе, супруге и деткам, тебе же желаю побольше удачи.