Письма (1870)
Шрифт:
До свидания. Береги в Петербурге здоровье; всё пишут в газетах про тиф. Берегись, ради Христа.
Твои все: Я, Лиля и Федя.
Ф. Достоевский.
Сейчас на почте от тебя письма не получил. Что такое? Всю ночь промучаюсь!
(1) было: журнал
(2) текст: чтоб ... ... другие.
– вычеркнут, вероятно, А. Г. Достоевской
1875
555. А. Г. ДОСТОЕВСКОЙ
4 февраля 1875. Новгород
Новгород. 4 февр<аля> 75.
Милая Аня, ровно в 6 часов пополудни мы приехали в Новгород. Эти клячи летели как ветер и на обеих станциях отдыхали всего по 40 минут. Дорога порядочная, но я на последней пряжке прозяб неестественно, и именно подошвы ног. В моих калошах претонкая подошва. До такой боли прозяб, что хоть кричи. Впрочем, и руки и спина тоже прозябли. Остановился в гостинице Соловьевой хорошенько погреться и напиться чаю. Мне дали № 75. Сижу и читаю "Голос" и пью чай. Тимофей вез превосходно и старательно. Хочет обратно везти меня и поджидать. Это бы прекрасно было. Посылаю тебе одеяло и шейный платок (шарфик),
Твой весь Ф. Достоевский.
Поклон Анне Николаевне.
556. А. Г. ДОСТОЕВСКОЙ
5 февраля 1875. Петербург
Петербург. 5 февр<аля> 75.
10 часов утра.
Милый мой голубчик, Аня. Сегодня в 8 часов прибыл в Петербург благополучно. В тех и других вагонах проспал, скрючившись неестественно, почти всю дорогу, так что все-таки не совсем расстроен нервами, хотя немножко устал. Тимофею я дал одеяло и шарфик для доставки тебе, он вез хорошо, но обещался за мной заехать в гостиницу Соловьевой, чтоб довезти меня к воксалу, и не заехал, так что я чуть-чуть не опоздал. Зато у Соловьевой два часа проспал в №. Теперь, здесь, сижу в Знаменской гостинице, в 48-м №-ре и готовлюсь одеться и пуститься по мытарствам. За № 2 р. цены против летних, сами говорят, что увеличены, и гостиница во всех отношениях ветховата, но все-таки, может быть, даже лучше иных других. Денег со мной 32 руб., и, однако, сегодня же надо купить сапоги, потому что мои до того дорогою разорвались, что даже нехорошо, если зайти в них к Некрасову и Мещерскому. Одним словом, я совершенно здоров и только об вас и думаю. Тоскую очень. Лилю и Федю побольше поцелуй. Я видел во сне, что Федя влез на стул и упал со стула и расшибся, ради бога, не давай им влезать на стулья, а няньку заставь быть внимательнее. Incognito также люблю. Одним словом, всех Вас крепко обнимаю. Завтра напишу. Пиши, пожалуйста. И так как теперь меня нет, то отдыхай, ради бога, голубчик мой. Чуть заболеешь или дети - тотчас дай знать. Анне Николаевне мое уважение.
Твой Ф. Достоевский.
557. А. Г. ДОСТОЕВСКОЙ
6 февраля 1975. Петербург
6-го февраля/75. Петербург.
Милая Аня. Вчера первым делом заехал к Некрасову, он ждал меня ужасно, потому что дело не ждет; не описываю всего, но он принял меня чрезвычайно дружески и радушно. Романом он ужасно доволен, хотя 2-й части еще не читал, (1) но передает отзыв Салтыкова который читал и тот очень хвалит. Сам же Некрасов читает, по обыкновению, лишь последнюю корректуру. Салтыков сделался нездоров очень, Некрасов говорит, что почти при смерти. У Некрасова же я продержал часть корректуры, а другие взял с собою на дом. Мне роман в корректурах не очень понравился. Некрасов с охотой обещал вперед денег и на мой спрос пока дал мне 200 руб. Хотел бы отправить тебе хоть 75 и сделаю это завтра или послезавтра, но решительно вижу, что нету времени. Я был у Симонова и взял билетов на неделю, сеансы от 3 до 5 часов. Это такое почти невозможное время, самые деловые часы! И вместо того, чтоб дело делать, я должен сидеть под колоколом. Затем заехал в редакцию "Гражданина" и узнал к чрезвычайному моему огорчению, (2) что князь накануне, 4-го февраля, уехал вдруг в Париж, получив телеграмму, что там умер брат его флигель-адъютант. Пробудет же, может быть, с месяц. Таким образом, у меня в Петербурге почти никого не останется знакомых. У Пуцыковича же узнал, что Sine ira и "С.-Петербургских ведомостях" вообрази кто!
– Всеволод Сергеевич Соловьев! Затем был у Базунова, его не застал и взял "Русский вестник". Затем после обеда в 7 часов поехал к Майкову. Анна Ивановна уехала в театр. Он же встретил меня по-видимому радушно, но сейчас же увидал я, что сильно со складкой. Вышел и Страхов. Об романе моем ни слова и видимо не желая меня огорчать. Об романе Толстого тоже говорили немного, но то, что сказали - выговорили до смешного восторженно. Я было заговорил насчет того, что если Толстой напечатал в "Отеч<ественных> записках", то почему же обвиняют меня, но Майков сморщился и перебил разговор, но я не настаивал. Одним словом, я вижу, что тут что-то происходит и именно то, что мы говорили с тобой, то есть Майков распространял эту идею обо мне. Когда я уходил, то Страхов стал говорить, что, вероятно, я еще зайду к Майкову и мы увидимся, но Майков, бывший тут, ни словом не выразил, что ому бы приятно видеть меня. Когда я Страхову сказал, чтоб он приходил ко мне в Знаменскую гостиницу вечером чай пить в пятницу, то он сказал: вот мы с Аполлоном Ник<олаевичем> и придем, но Майков тотчас отказался, говоря, что в пятницу ому нельзя и что в субботу можно увидеться у Корнилова. Одним словом, видно много нерасположения. Авсеенко в "Русском мире" обругал "Подростка", но Майков выразился, что это глупо. Статьи "Русского мира" я не видал.
Корректур было много, лег спать я поздно, но выспался. Теперь уже два часа, надо не опоздать к Симонову, а меж тем надо и заехать в "Гражданин" за твоим письмом.
Сейчас принесли еще корректуру - все 2 последние главы, их уже Салтыков не читал, и мне надобно перечитывать со всеми подробностями, так что сегодня, кроме бани, никуда не пойду. До свидания, милая, обнимаю тебя и детишек, не претендуй на деловитый слог письма - времени нет и не знаю, будет ли впредь.
До свиданья.
Твой весь Ф. Достоевский.
Вообрази, Порфирий Ламанский умер от того, что закололся в сердце кинжалом! Его, впрочем, хоронили по христианскому обряду.
(1) вместо: не читал - было: не дал
(2) было: изумлению
558. А. Г. ДОСТОЕВСКОЙ
7 февраля 1875. Петербург
Петербург, февраля 7/75.
Милый друг, Аня, я всё занят ужасно и времени
– Да что же мне делать?
– Дайте постоянный вид.
– Да где я его теперь возьму?
– Это не наше дело.
– Ну и в этом роде. Но дурь, однако же, в этом народе. Это всё только, чтоб перед "писателем" шику задать. Я и говорю наконец: - В Петербурге 20000 беспаспортных, а вы всем известного человека как бродягу задерживаете.
– Это мы знаем-с, слишком знаем-с, что вы всей России известный человек, но нам закон. Впрочем, зачем вам беспокоиться? Мы вам завтра иль послезавтра вместо вашего паспорта выдадим свидетельство, так не всё ли вам равно.
– Э, черт, так зачем же вы давно не говорили, а спорили!" Затем поехал в баню. Воротясь и напившись чаю, сел за корректуры и просидел до 5 1/2 утра. Наконец повалился спать. Вдруг слышу в соседнем №, который был пустой, хохот, женский визг, мужской бас и так часа на три: только что приехал какой-то купец с двумя дамами и остановился. И вот я лежу и не сплю, наконец заснул капельку и пробудился в 1-м часу, но спал всего часа четыре. Чувствую раздражение нервов и даже озноб. Затем пить чай, тебе писать письмо, одеваться, заехать в редакцию за письмом и успеть попасть к Симонову к 2 1/2 часам. Но где же попасть?
До свидания, Аня, обнимаю и целую детей. Сегодня опять, стало быть, ни одного дела не сделаю, но зато кончены корректуры и сегодня (1) ночью, может, высплюсь. Роман Толстого читаю только под колоколом, ибо иначе нет времени. Роман довольно скучный и уж слишком не бог знает что. Чем они восхищаются, понять не могу.
До свидания, Аня, милая, обнимаю тебя и всех детишек.
Твой весь Ф. Достоевский. (2)
Историк Костомаров лежит в тифе. Всеволод Крестовский лежит в тифе. Симонов говорит, что тиф теперь совершенно действует как зараза, вроде чумы, и редко когда так бывало. Но не беспокойся, милочка Аня, за меня. Нас бог бережет, твердо верую, а тебя люблю крепко. Твой.
(1) далее было начато: высп<люсь>
(2) далее было начато: По соо<бщению>
559. А. Г. ДОСТОЕВСКОЙ
8 февраля 1875. Петербург
8-го февраля 75. С.-Петербург.
Милая Аня, вчера от тебя письма не было, если и сегодня не будет, то буду очень беспокоиться. А у меня и без того много досад и расстройств. В нынешнюю ночь лег раньше, в третьем часу, но так как не спал прошедшую ночь, то заснул только разве в четвертом часу. И вот в 7 часов соседи, купец с двумя дамами, подымают опять визг, хохот, самый громкий разговор, доходящий до крику. Отделяется же не стеной, а одной лишь дверью. Я вскочил, оделся и немедленно потребовал другой №. Оказался свободным только один, в 3 р. в самом низу, я немедленно переехал и лег, но уже заснуть не мог. Две ночи, таким образом, не спал, расстроен, даже руки дрожат. Меж тем переехать отсюда тоже не могу: паспорт всё еще не выдают, а куда я денусь без паспорта? Предстоит ехать к Трепову.
Вчера опоздал в три часа к Симонову и не мог быть на сеансе. Эти часы, от 3-х до 5 у Симонова, совершенно парализуют всю мою деятельность. Они всё время берут, и я еще ни одного дела не начинал. Утром должен тебе письмо писать и кое-какие делишки, потом куда я успею до 3-х? Здесь же в гостинице всё так медленно исполняют. Закажешь чай и раньше получасу не подадут. Опоздав, заехал к Кашпиреву, просидел у него с час. Затем поехал к Соловьеву: он очень был рад и кое-что мне рассказал. Жена его больна (от беременности) и не выходит. Однако же он мне ее вывел. Она ужасно молоденькая, имеет вид девочки, с очень большим ртом и с очень выпуклыми глазами; но недурна, пока девочка. Года через три-четыре подурнеет ужасно. И вот он на всю жизнь с женой дурной собою. Он получает жалование, хорошую плату в "С.-Петербургских ведомостях" и даже в "Пчеле" печатает свою повесть. Денег получает много и в этом смысле спокоен и обеспечен. Живут они еще пока от жильцов, но у них две порядочные комнаты и превосходная (очевидно, его собственная) мебель, картины и фотографии на стенах и проч.
Затем обедал у Вольфа, воротился домой, и в 9 часов пришел Страхов. Он мне искренно и положительно говорил, что Майков ни в каких слухах обо мне не участвовал, да и есть ли слухи, он хорошо не знает. "Подросток" ему не совсем нравится. Он хвалит реализм, но находит не симпатичным, а потому скучноватым. И вообще он мне сказал чрезвычайно много очень дельного и искреннего, что меня, впрочем, не смущает, потому что я надеюсь в следующих частях доказать им, что они слишком ошибаются. В "Биржевых" (или в "Новом времени" - Страхов не запомнил) (1) он читал на днях статью о "Подростке". Довольно длинную. В ней не то что хвалят, но говорят, что до сих пор многие принимали типы Достоевского (2) отчасти за фантастические, но, кажется, пора разубедиться и признать, что они глубоко-реальные и проч. в этом роде. В "Голосе" об "Отечественных записках" принято никогда ничего не печатать.