Письма 1886-1917
Шрифт:
Чем строже этика, тем порядочнее отношение к искусству, в противном случае театр превращается в забаву.
Мое отношение к Марии Николаевне — отношение старшего к младшей, опытного к начинающей.
Мне бы очень хотелось, чтобы Мария Николаевна знала и задумалась об этом.
4) Остается еще одно необходимое для меня условие. Оформить поступление Гзовской, ее право посещения репетиций и спектаклей, ее право заниматься в театре (т. е. брать уроки у меня и у Александрова), конечно, постольку, поскольку эти уроки не мешают работе театра и школы.
Я убедительно
Как я уже заявлял на заседании 16 августа, Гзовская просит то жалованье, которое получает в императорском театре, т. е. 3000 рублей.
С разрешением этого последнего вопроса я согласен взять свое заявление обратно.
Для заключения — я добровольно даю Вам такое обещание, как знак уважения и доверия к Вашей деятельности в театре. Если когда-нибудь я очутился бы в Вашем положении, а одна из моих учениц в положении Марии Николаевны, я скажу ученице: «Вы совершили неприличный и оскорбительный для театра поступок и потому обязаны немедленно его исправить, согласно требованию того, кто создал это дело и составляет его душу. Вы обязаны, не выходя из этой комнаты, написать или требуемые извинения или прошение об отставке».
Буду счастлив, если заслужу от Вас такое же доверие к себе, хотя бы в те трудные минуты, когда приходится отрывать от сердца то, что приросло к нему за 10 лет, о чем мечтал всю жизнь.
Если я решился на такую операцию, значит, у меня есть серьезные мотивы, которые заслуживают внимания.
Такого отношения я не заслужил и виноват в этом — сам я.
Я плохой директор. Я слишком слаб.
Ваш К. Алексеев
273. Л. М. Леонидову
Г-ну Л. М. Леонидову
Декабрь 1907
Москва
[Замечания по спектаклю «Жизнь Человека»]
Переставил стул по приказанию режиссера. Найти повод. Например, так сердит на жену, что не хочет сидеть за одним столом.
Бегают глаза. Это одна из прежних привычек, которая может потянуть на старый тон. Когда сердитесь, старайтесь смотреть в одну точку.
«Кто не любит ветчины» — пропадает. Раньше вы этой фразой говорили, рассердясь на нее: «ты дура», и отворачивались от нее.
Как жаль, что Вы мало капризничаете и отпихиваетесь, когда сами себя браните. Хотелось бы, чтобы Вы повернулись к ней спиной.
Бросил перчатку — отлично. Напрасно после сделал излюбленный театральный жест.
Вызов хорош, так как без жеста и без крика.
«У нас бумаги нет» — хорош тон, но фраза пропадает за скороговоркой.
О замке в Норвегии — постепенно увлекаться и опьяняться стихами, поэзией и скандировкой слов. Доходить до бешеного темпа.
Тон и движения хороши.
Целая отдельная сцена (большая) — лизание шеи:
он это делает не для того, чтобы целовать и кокетничать с нею, а для того, чтобы действительно спасти лишнюю каплю 1.
Все
274*. Айседоре Дункан
Январь (начало) 1908
Москва
Дорогой друг!
Как я счастлив!!!
Как я горд!!!
Я помог великой артистке обрести необходимую ей атмосферу!!! 1 И все это произошло во время прелестной прогулки, в кабаре, где царит порок.
Как странна жизнь! Как она порой прекрасна. Нет! Вы добрая, Вы чистая, Вы благородная, и в том большом восторженном чувстве и артистическом восхищении, которые я испытывал к Вам до сих пор, я ощутил рождение глубокой и настоящей дружеской любви.
Знаете ли, что Вы для меня сделали, — я еще не сказал Вам об этом.
Несмотря на большой успех нашего театра и на многочисленных поклонников, которые его окружают, я всегда был одинок (лишь моя жена всегда поддерживала меня в минуты сомнений и разочарований). Вы первая несколькими простыми и убедительными фразами сказали мне главное и основное об искусстве, которое я хотел создать. Это пробудило во мне энергию в тот момент, когда я собирался отказаться от артистической карьеры.
Спасибо Вам, искреннее спасибо от всего сердца.
О! Я с нетерпением ждал Вашего письма и плясал, прочитав его. Я боялся, что Вы неправильно истолкуете мою сдержанность и примете чистое чувство за равнодушие. Я боялся, что Ваше ощущение счастья, энергии и силы, с которым Вы уехали, чтобы создавать новые танцы, покинет Вас, прежде чем Вы доедете до Санкт-Петербурга.
Теперь Вы танцуете Лунный танец, я же танцую свой собственный танец, еще не имеющий названия.
Я доволен, я вознагражден.
Позвольте мне в следующем письме описать впечатление, которое Вы произвели на всех Ваших поклонников и чары которого не развеялись до сих пор.
Каждую свободную минуту, среди дел, мы говорим о божественной нимфе, спустившейся с Олимпа, чтобы сделать нас счастливыми. Целуем Ваши прекрасные руки и никогда Вас не забываем. Я счастлив, если новое творение вдохновляется моей к Вам любовью. Я хотел бы видеть этот танец… Когда же я его увижу? Увы. Я даже не знаю Вашего маршрута?!
275*. Айседоре Дункан
Январь (до 14-го) 1908
Москва
Дорогой друг и коллега!
На этот раз докучаю Вам по делу. Речь идет о Вашей школе. Директор всех императорских театров господин Теляковский (превосходительство) находится в Москве. Директор Московского театра господин Нелидов (тот самый, который должен был тогда быть у нас, но не пришел из-за болезни) говорил с ним о Вас сегодня.
Предложение заинтересовало господина Теляковского, он хочет с Вами познакомиться и поговорить о Вашей школе 1.