Письма 1886-1917
Шрифт:
Завтра Теляковский будет у нас в театре, и я постараюсь еще больше его заинтересовать. Послезавтра, т. е. во вторник вечером, господин Теляковский уезжает в Санкт-Петербург. Постарайтесь повидать его в среду. Я просил господина Нелидова набросать для меня черновик письма, которое я должен был Вам послать. К несчастью, мне некогда его переписать, и я посылаю его таким, как он есть, так как очень спешу отослать это письмо. Простите.
Посылаю Вам этот черновик для того, чтобы Вам было известно мнение господина Нелидова, который хорошо знает Теляковского. Не мне Вас учить, как говорить с людьми. Ваш талант подскажет Вам это лучше,
Все же позволю себе Вам посоветовать:
1. Просите для начала 15 тысяч рублей в год. Запросив больше, рискуете испугать Теляковского.
2. Попросите какую-то сумму на переезд школы, но лишь в конце встречи или при следующем разговоре.
3. Скажите Теляковскому, что сможете вернуть ему часть суммы, если он предоставит Вам сцену императорского театра для нескольких концертов учащихся школы.
4. Прежде всего постарайтесь рассказать ему с присущим Вашему артистическому дарованию талантом, умом и обаянием о принципах Вашего искусства. (Не слишком браните старый балет.) Да помогут Вам боги…
276*. Айседоре Дункан
29 января 1908
Москва
Дорогой друг!
Я весел и рад. Во-первых, потому что Вы не забыли меня, что Вы не сердитесь. Во-вторых, потому, что получил известие от Вас. Мне пишут, что Вы много работаете, какая радость! Правда ли это?
Я должен посмотреть Ваши новые творения!!
Здесь говорят, что Ваши прелестные дети приедут в Санкт-Петербург. Правда ли это?
Так значит… дело со школой устраивается? Мечта моя сбывается, и Ваше великое искусство не исчезнет вместе с Вами! Знаете ли Вы, что я восторгаюсь Вами гораздо больше, чем прекрасной Дузе. Ваши танцы сказали мне больше, чем обычный спектакль, который я смотрел сегодня вечером.
Вы потрясли мои принципы. После Вашего отъезда я ищу в своем искусстве то, что Вы создали в Вашем. Это красота, простая, как природа. Сегодня прекрасная Дузе повторила передо мною то, что я знаю, то, что я видел сотни раз. Дузе не заставит меня забыть Дункан!
Умоляю Вас: трудитесь ради искусства и поверьте мне, что Ваш труд принесет Вам радость, лучшую радость нашей жизни.
Люблю Вас, восторгаюсь Вами и уважаю Вас (простите!) — великая и восхитительная артистка. Напишите мне хотя бы коротенькую записку, только чтобы я знал о Ваших планах.
Может быть, мне удастся приехать восторгаться Вами.
Умоляю сообщить мне заранее о дне, когда Вы дадите концерт с Вашей школой. Ни за что на свете не хочу я пропустить это несравненное зрелище и должен сделать так, чтобы быть свободным.
Тысячу раз целую Ваши классические руки, и до свидания.
Ваш преданный друг
К. Станиславский
29. I-908. Моск.
277*. М. Метерлинку
Февраль (до 12-го) 1908
Москва
Дорогой мэтр!
Хочу поблагодарить Вас за два Ваши письма. Одно из них принесло нам радостное известие о Вашем скором приезде в Москву. Надеюсь, что наш климат присоединится к нашему гостеприимному и горячему (в прямом смысле этого слова) приему. Нередко в конце марта бывает жарко, как летом. Но может, увы, оказаться, что мартовские заморозки напомнят Вам нашу зиму. Ваше второе письмо подтвердило мне, что работа наша пошла в правильном, желательном
Признаюсь Вам, что, хотя мы и облегчили нашу постановку до предела, на сцене все это выглядит еще довольно неуклюже и грубо, и в настоящее время мы озабочены тем, чтобы сделать все более легким и изящным. Если бы нам это удалось!
Благодаря мизансценам, укрупненным размерам мебели и предметов, подбору исполнителей большого роста на роли взрослых мы сумели добиться нужного впечатления: актрисы выглядят настоящими детьми. «Лазоревое царство» 1 меня больше не беспокоит, ибо нам удалось создать удачные декорации, следуя Вашим замечаниям. Костюмы также, насколько возможно, приближаются к Вашим пожеланиям. Души предметов и животных представлены человечески (не знаю, выражает ли это слово мою мысль), чтобы избежать балета и маскарада. Иначе актер превратился бы в бутафорию, и роль потеряла бы часть своего внутреннего содержания.
Меня теперь заботит только одно — чтобы актеры играли хорошо, были бы на высоте ансамбля и чтобы спектакль шел, весело, легко, без длиннот.
Если бы Вы могли приехать в Москву за неделю до премьеры, чтобы проверить результаты нашей работы и внести необходимые изменения, мы были бы этому очень рады и души наши обрели бы покой. Но если это все же окажется для Вас невозможным, нам останется лишь следовать Вашим указаниям после первого представления. Есть еще один вопрос, причиняющий нам немало забот. Я имею в виду необходимость для наших актеров стремиться к легкости и изяществу французского языка и французского темперамента, в то время как они вынуждены пользоваться русским языком, гораздо более медленным и тяжеловесным, чем Ваш язык. Это придет, увы, лишь после многочисленных представлений, после полного слияния с пьесой и ее текстом…
278*. С. А. Андреевскому
9 марта 1908
Многоуважаемый и дорогой Сергей Аркадьевич!
Вы слишком снисходительны ко мне: мое молчание непростительно, и все-таки — простите! Я краснею, пока пишу это письмо.
Глупее всего то, что молчание произошло из-за исключительной симпатии и любви, которые я питаю к Вам. Я ценю Вас как художника и критика выше всех. Я не мог ответить Вам письмом в три строчки и потому собирался писать много. Так и прособирался, пока не получил от Вас заслуженного мною выговора. Мне очень стыдно. Простите.
Вот мои извинения, если Вы их примете…
Я должен в несколько недель [поставить] «Синюю птицу» Метерлинка так, чтобы удивить Европу. К нам едут на премьеру сам Метерлинк, директора и антрепренеры из Америки, Англии, Германии и Австрии 1. Я волнуюсь, пугаюсь длинного монтировочного списка, стараюсь работать за десятерых и ломаю голову, чтоб обойти те трудности и банальности, которых так много в новой пьесе Метерлинка. Надо сделать из феерии красивую сказку; изобразить сон грубыми театральными средствами. Работа трудная и малоинтересная, так как она чисто внешняя, постановочная.