Письма 1926 года
Шрифт:
Итак, любимый, не бойся и всегда только «да» на каждое мое дай, мой— так утешают нищих, невинно и без последствии. Чаще всего моя протянутая рука падает в пустоту, а подаянье — в песок. Чего я от тебя хочу? Того же, чего от всей поэзии и от каждой стихотворной строчки: истины любого данного мгновения. Выше этого истины нет. Никогда не деревенея — всегда обращаясь в золу. Хочу лишь слова — оно для меня — уже вещь. Поступков? Последствий?
Я знаю тебя, Райнер, как себя самое. Чем дальше от меня — тем глубже в меня. Я живу не в себе самой — вне самой себя. Я не живу на своих устах, и тот, кто меня целует, минует меня.
Савойя. (Размышленье): Поезд. Билет. Гостиница. (Слава Богу, визы не надо!). И... легкая брезгливость. Нечто уготованное, завоеванное... вымоленное. Ты должен упасть с неба.
Райнер, вполне серьезно: если ты в самом деле, глазами, хочешь меня видеть, ты должен действовать, т. е. — «Через две недели я буду там-то и там-то. Приедешь?» Это должно исходить от тебя. Как и число. И город. Взгляни
Итак, любимый, если когда-нибудь ты вправду захочешь, напиши мне (заранее, ведь мне нужно найти кого-то, кто побудет с детьми) — и тогда я приеду. В Сен Жиле я пробуду до 1—15 октября, затем — Париж, где всё сначала: ни денег, ни квартиры, ничего. В Прагу я не вернусь, чехи сердятся на меня за то, что я так много и горячо писала о Германии и так упорно молчала о Чехии. А ведь три с половиной года я жила на чешскую «субсидию» (900 крон ежемесячно). Итак, между 1 и 15 октября — Париж. Ранее ноября нам не увидеться. Кстати — можно ведь и где-нибудь на Юге? (Франции, разумеется). Где, как и когда ты хочешь (начиная с ноября). Теперь это в твоих руках. Можешь, если хочешь... разъять их. Я все равно буду любить тебя — ни больше, ни меньше.
Я радуюсь тебе так, словно ты — целая и всецело новая страна.
– ---------------------
О Борисе. Нет, права была я. Его ответ — ответ освобожденного Атласа. (Ведь он держал на себе небо с небожителями! И, избавившись от своей ноши, он, думаю, еще и вздохнул!) Теперь он свободен от меня. Он слишком добр, слишком жалостлив, слишком терпелив. Удар должна была нанести я. (Рвать, т. е. убивать никто не хочет!). Он знал уже о двух заграницах. Я только высказала, назвала, расколдовала. Теперь все хорошо, государства разделены: я — в потаеннейшей глубине, за пределами всех границ — вне досягания.
Nest — по-русски — гнездо (в единственном числе — рифм не имеет). Множественное число: гнезда (с мягким е, ё, почти о — в произношении), рифма: звезды.
– ---------------------
Как долго ты пробудешь в Рагаце и как себя чувствуешь? Что ты написал в последнее время?
Да, огромная просьба. Подари мне греческую (по-немецки) мифологию — без философии; простую и подробную: мифы. В детстве, кажется, у меня была книга Штолля [406] . Скоро выйдет мой Тезей (1-я часть: Тезей и Ариадна, драматическая поэма). Сейчас начинаю Федру (все задумано как трилогия: Ариадна — Федра — Елена), и мне нужна мифология. Лейтмотив — гнев Афродиты [407] . — Как жаль, что ты не можешь меня читать! Я перед тобою — глухонемая (собственно, не глухая — немая!).
406
Цветаева имеет в виду «Мифы классической древности» Г. В. Штолля (1818—1890). Впервые изданная в 1862 г. книга Штолля пользовалась в Германии большим успехом (в 1884 г. — пятое издание); неоднократно печаталась и в русском переводе (с 1865 по 1904 гг. четырежды).
В середине 20-х гг. Цветаева пользовалась, однако, книгой немецкого поэта-романтика Густава Шваба (1792—1850), издавшего в своем изложении «Прекраснейшие сказания классической древности» (3 т., 1838—1840 гг.; русский перевод — в 1907 г. и 1912—1914 гг.). 4 апреля 1933 г. Цветаева писала Ю. П. Иваску: «Источники моей Федры и вообще всей моей мифики — немецкий пересказ мифов для юношества Густава Шваба» (Русский литературный архив. С. 209).
Летом 1926 г. Цветаева остро нуждалась в книге античных мифов. 8 июня 1926 г. она просила Тескову прислать оставленную ею во Вшенорах книгу: «На дне корзины должна находиться толстая коричневая немецкая мифология, в переплете, с картинками. Gustav Schwab. Die schonsten Sagen des klassischen Altertums. Эту книгу нужно отправить отдельно, почтой, заказной бандеролью, не багажом. Она мне крайне нужна в возможно скором времени для II части Тезея, которую пишу сейчас. Толстый, коричневатый, несколько разъехавшийся том. Там же имя с припиской: книга на всю жизнь...» (Письма к Тесковой. С. 40). По-видимому, Тескова не нашла ее в этой корзине. И, не получив от Рильке ответа, Цветаева 16 сентября 1926 г. просит В. Б. Сосинского поискать эту книгу среди вещей, оставленных в Париже в квартире Черновых, утверждая, что без нее она не может взяться за вторую часть «Тезея» (Неизданные письма. С. 231).
Рильке выполнил просьбу Цветаевой, однако не успел прислать ей книгу. Цветаева получила ее уже после смерти Рильке от Е. А. Черносвитовой.
407
Трилогия «Гнев Афродиты» была задумана Цветаевой в 1923 г. Из трех частей написаны были две: «Ариадна» (Версты. 1927. № 2; заголовок «Тезей») и «Федра» (Совр. зап. 1928. № 36, 37). Название трилогии Цветаева впоследствии изменила на «Тезей» (См.: Избр. произведения. С. 784—788).
Подари
Обнимаю Тебя.
М.
Сен Галь [408] — Сен Жиль...
Цветаева не могла понять, что Рильке смертельно болен; впрочем, серьезность его положения оставалась тайной даже для самых близких.
Из Рагаца Рильке едет в Уши под Лозанной, навещает Поля Валери на границе Савойи и возвращается в Сьер к началу октября. Он поселяется в гостинице «Бельвю». Его секретарем становится Евгения Черносвитова, русская девушка, только что окончившая филологический факультет Лозаннского университета. Посетившим его друзьям Рильке говорил, что он снова обратился к своим ранним воспоминаниям и впечатлениям и что Черносвитова по его просьбе читает ему по-русски воспоминания бывшего директора императорских театров князя С. М. Волконского [409] .
408
Рагац, где тогда находился Рильке, расположен в кантоне Сен-Галь.
409
См. примеч. 14 к главе IV.
Рильке не ответил Цветаевой, и, переживая его молчание как потерю, она шлет ему в Мюзо открытку с видом пригорода Парижа Бельвю, куда она в середине сентября переехала из Вандеи.
Бельвю (Сена и Уаза) под Парижем, Бульвар Вер 31,
7 ноября 1926
Дорогой Райнер!
Здесь я живу.
Ты меня еще любишь?
Марина.
Эпилог
Оставшись в безвестности о том, что пишут друг другу Рильке и Цветаева и сохраняются ли отношения, причиной которых он себя сознавал, Пастернак напряженно работает над поэмой «Лейтенант Шмидт». Его продолжает мучить ложное положение, в котором он оказался, не ответив Рильке на его благословение. Этот мотив сквозит в его письме к сестре Жозефине, путешествующей по Швейцарии: «Дорогие Жоня и Федя! Ваши коротенькие письма с дороги получены, спасибо за привет. Glion, Territet — мне кажется, что всё места, если не жительства, то бывания Rilke — и у меня на душе не грех, не позор, не раскаянье, — но горе. Не отвеченное, то есть без ответа оставленное его письмо ко мне начала мая! — Так все перепуталось».
В конце ноября Леонид Осипович Пастернак неожиданно получил письмо и маленькую фотографию Рильке в ответ на свое высказанное еще 30 апреля пожелание узнать, насколько изменился Рильке за те 15 лет, что они не виделись.
ChateauBellevue, Siene.
15 ноября 1926
Многоуважаемый Леонид Осипович,
позволите ли Вы называть Вас так? Только со вчерашнего дня знаю я Ваше отчество, — и знаю через... Райнера Мария Рильке.
Он Ваш друг, он также немного и мой друг, и я пишу Вам сегодня во имя нашей общей любви к нему, к его великому, глубокому и чистому творчеству.
В конце Вашего письма, которое он дал мне прочесть, Вы говорите о портретах, которые Вы видели за последнее время и которые не удовлетворили Вас. — Я сделала несколько недель тому назад пять-шесть снимков здесь, в Sierre, и прилагаю Вам один из них, по-моему, лучше всех удавшийся. Узнаете ли Вы Райнера Мария Рильке.
Из Вашего письма так и светится Ваша любовь к поэту, Ваша радость, что он нашелся, и Ваша admiration [410] . Как теплой волной обдает это искреннее живое чувство того, кто читает Ваши строки, и так и хочется протянуть руки и радоваться вместе с Вами. Как чувствуется, что пишет русский человек и пишет к поэту, который ближе всех современных иностранных писателей стоит к России!..
410
Восхищение (фр.).
Несколько недель тому назад узнала я через кн. Горчакову [411] , что Райнер М. Рильке ищет секретаря, и именно русскую! И так судьба направила меня к нему, — добрая, милостивая, великая судьба!
Простите, что на первый раз столько пишу Вам.
Monsieur Рильке просил Вам кланяться, он очень благодарит Вас за Ваше последнее письмо и просит извинить его за молчание: тому виной его упорное продолжительное и почти необъяснимое и непонятное недомогание.
411
Имеется в виду княгиня Горчакова-Бибикова, находившаяся тогда в Лозанне. См. письмо Рильке к Н. Вундерли-Фолькарт от 17 сентября 1926 г. — R. М. Rilke. Briefe an Nanny Wunderly-Volkart. Frankfurt a. M., 1977. Bd. 2. S. 1159.