Письма 1926 года
Шрифт:
Было: страсть и друг.
С новым звуком. Эхо!
С новым эхом. Звук!
Сколько раз на школьном табурете:
Что за горы там? Какие реки?
Хороши ландшафты без туристов?
Не ошиблась, Райнер, — рай — гористый,
Грозовой? Не притязаний вдовьих —
Не один ведь рай, над ним другой ведь
Рай? Террасами? Сужу по Татрам —
Рай не может не амфитеатром
Быть. (А занавес над кем-то спущен...)
Не ошиблась, Райнер, Бог — растущий
Баобаб? Не Золотой Людовик [455] —
Не один ведь Бог? Над ним другой ведь
Бог?
Как пишется на новом месте?
Впрочем, есть ты — есть стих: сам и есть ты —
Стих! Как пишется в хорошей жисти
Без стола для локтя, лба для кисти
(Горсти).
— Весточку, привычным
Райнер, радуешься новым рифмам?
Ибо правильно толкуя слово
Рифма — что — как не — целый ряд новых
Рифм? — Смерть?
455
Имеется в виду французский король Людовик XIV, мнивший себя посланником Бога на земле. В XIX веке на одной из площадей Парижа была установлена статуя Людовика XIV, отлитая из бронзы.
Некуда: язык изучен.
Целый ряд значений и созвучий
Новых.
— До свиданья! До знакомства!
Свидимся — не знаю, но — споемся.
С мне-самой неведомой землею —
С целым морем, Райнер, с целой мною!
Не разъехаться — черкни заране.
С новым звуконачертаньем, Райнер!
В небе лестница, по ней с Дарами...
С новым рукоположеньем, Райнер!
— Чтоб не залили, держу ладонью. —
Поверх Роны и поверх Rarogn'a [456] ,
456
Рарон (или Раронь) — местечко на берегу Роны в швейцарском кантоне Валэ (Валлис), где похоронен Рильке.
Поверх явной и сплошной разлуки
Райнеру — Мария — Рильке — в руки.
Bellevue, 7-го февраля 1927 г. [457]
21 февраля 1927 года Цветаева сообщает А. Тесковой о начале новой работы, обращенной к Рильке: «Кончила письмо к Рильке — поэму. Сейчас пишу «прозу» (в кавычках из-за высокопарности слова) — т. е. просто предзвучие и позвучие — во мне — его смерти. Его смерть в моей жизни растроилась: непосредственно до него умерла Алина старая Mademoiselle и непосредственно после (все на протяжении трех недель!) один русский знакомый мальчик Ваня. А в общем — одна смерть (одно воскресение). Лейтмотивом вещи не беру, а сами встали две строки Рильке:
457
Версты. 1928. № 3. С. 14—25.
Denn Dir liegt nichts an den Fragenden:
sanften Gesichtes
siehst Du den Tragenden zu [458] .
Ибо вопрошающие тебе безразличны.
С кротким лицом
Глядишь ты на обремененных (нем.).
На многое (внутрь) меня эта смерть еще подвигнет» [459] .
Эта проза потом получила название «Твоя смерть» [460] .
Годы, последовавшие за смертью Рильке, оказались для Цветаевой периодом спада лирического напряжения. Она все больше и охотнее писала прозу. Образ Рильке не оставлял ее. Цветаева жадно тянулась к людям, близко знавшим поэта, писала длинные письма (по-немецки) его родственникам или друзьям (например, Рут Зибер-Рильке, дочери поэта, или княгине Марии Турн унд Таксис). «...Райнер, ты породнил меня со всеми, тебя потерявшими...», — восклицала Цветаева в очерке «Твоя смерть» [461] , и это была не пустая фраза. В 1930—1933 годах Цветаева обменивалась письмами с Н. Вундерли-Фолькарт, живо интересуясь всем, что касалось личности поэта или его кончины.
458
Неточная цитата трех завершающих строк из стихотворения Рильке «Geruchte gehn, die dich vermuten» («Часослов»).
459
Письма к Тесковой. С. 49. В напечатанном тексте — ошибка в цитате из Рильке: «Fragenden» вместо «Tragenden». Та же ошибка — в очерке «Твоя смерть», где приводятся эти же строки Рильке (Избр. проза. Т. 1. С. 261).
460
Впервые //
461
Избр. проза. Т. 1. С. 251.
«Ничего, ничего я не знаю о его смерти, — жалуется она Н. Вундерли-Фолькарт 2 апреля 1930 года. — Как он ушел? Знал ли? Кто был возле него? Какое произнес последнее слово?
Только то, что напечатано в газетах.
И некого мне было спросить, ведь я никого не знала — настолько я была с ним одна».
Из письма к Н. Вундерли-Фолькарт мы также узнаем, что между 1927 и 1930 годами Цветаева встречалась с Е. А. Черносвитовой, которая «много рассказывала о нем» (письмо от 5 июля 1930 года) и показывала Цветаевой лист, на котором было напечатано «завещание» Рильке. Разговор с Черносвитовой оказался для Цветаевой сильным разочарованием: бывшая секретарша Рильке произвела на нее впечатление человека не глубокого, пытающегося толковать как «судьбу» свое довольно случайное и непродолжительное знакомство с великим поэтом. «Я встретилась с ней лишь однажды и рассталась — без сожаления», — писала Цветаева (письмо от 17 октября 1930 года).
Имя Рильке постоянно упоминается в письмах Цветаевой, в ее литературных эссе начала 30-х годов («Поэт и время», «Искусство при свете совести», «Эпос и лирика современной России»).
Кроме того, Цветаева переводит на русский язык семь писем Рильке к молодому поэту Францу Каппусу и издает их со своим предисловием [462] .
С конца 20-х годов на Западе начинает обильно появляться в свет литература о Рильке: книги, статьи, воспоминания современников. Собирается и готовится к печати богатейшее эпистолярное наследие поэта. Знакомясь с письмами Рильке, Цветаева вынашивает несколько замыслов, связанных с биографией любимого поэта. Одним из них она делится 12 января 1932 года с Н. Вундерли-Фолькарт:
462
Впервые // Воля России. 1929. № 2. С. 33—42.
«Прежде всего мне хотелось бы выбрать из писем Р<ильке> всё, что относится к России, и — перевести. R. M. Rilke et la Russie [463] или La Russie de R. M. Rilke [464] — это звучит глубже, поистине глубоко. (Его Россия, словно его смерть: все и только то, что не принадлежит никому, принадлежит ему.
Его жена — нет, его ребенок — нет, его Россия — да). Имею ли я право сделать такую подборку (и — французский перевод)? La Russie fut le grand evenement de son etre — et de son devenir [465] — так начиналось бы мое предисловие. Мой французский был бы в точности как его немецкий. <...>
463
Р. М. Рильке и Россия (фр.).
464
Россия Р. М. Рильке (фр.).
465
Россия была огромным событием его бытия и — его становления (фр.).
Это не должно превратиться в книгу, то есть для книги еще не пришла пора, ведь в последующих томах о России будет еще не раз говориться (еще не раз — повеет Россией [466] ). Пока что это могло бы появиться в каком-нибудь хорошем журнале. И в конце концов стать книгой, той книгой Рильке — Россия, которую ведь он хотел написать. И в конце концов написал. Ее нужно всего-навсего составить — и — вот она!
Не: Рильке о России, не Рильке и Россия — Россия в Рильке, такой она видится мне.
466
По-немецки: wird doch noch vieles uber Russland stehn (und gehn — und wehn!)
Россия Рильке, переведенная русским поэтом на его второй поэтический язык, — французский. Я думаю, он был бы (будет) рад».
Этим замыслам Цветаевой не суждено было сбыться. Ее стремление начать большую работу в память о Рильке и его любви к России не встретило поддержки среди немногочисленных тогда друзей и издателей германского поэта. А после 1933 года связь Цветаевой с кругом Рильке порывается окончательно. Зато она сама бережно и верно хранит в себе «тайну» своего знакомства с ним, лелеет воспоминания о их переписке 1926 года. Чувства Цветаевой лишь изредка прорываются наружу — чаще всего в ее письмах к Борису Пастернаку.