Письма и документы (1917-1922)
Шрифт:
Но когда весть о революции докатилась до действующей армии, не знавшей таких продовольственных затруднений, но истомленной двухлетней войной, эта весть прозвучала для них как колокол мира.
Армия была главной опорой революции. Естественно, что от нее пошла волна обратного влияния в тыл. К этому присоединилось сознание невозможности разрешить промышленные, финансовые и продовольственные затруднения без ликвидации войны. Тогда всякому имевшему очи, чтобы видеть, стало ясно, что без ликвидации войны невозможно торжество революции.
Тогда встал вопрос, как вести борьбу за мир. Мы видели в решении
Первая задача досталась654 непосредственным воздействием на трудящихся всех стран, в частности, созывом международной социалистической конференции, а также дипломатическим воздействием нашего правительства на правительства союзных стран. Это требование впервые появилось в программе первого коалиционного правительства и было выдвинуто именно нами.
Результаты дипломатического воздействия мы считали незначительными, потому что Россия и ранее была в тесной экономической и финансовой зависимости от союзных стран. Война превратила эту зависимость в кабалу. Освободить нас от этой кабалы могли не дипломатические переговоры, а сами народы союзных и враждебных стран. Перед ними должны были капитулировать правительства. Не преклоняться перед стихийным мещанским стремлением солдат разойтись по домам стремились мы, а овладеть им, направить его по революционному руслу, заключить мир, обеспечивающий интересы страны, русской революции и международного пролетариата.
Я считаю, что наша тактика имела блестящий успех. Если в течение восьми месяцев армия невежественных крестьян, переутомленных и стремящихся домой, не ушла с фронта и сохранила долю организованности, если за восемь месяцев ее все же удалось оплести целой сетью организаций -- это результат нашей политики.
И все, что нам в этой области противопоставляли интернационалисты, было то же, что теперь проводят большевики. Мы говорили, что до тех пор, пока народы не заставили свои правительства пойти на мир, мы должны укреплять оборону страны. Интернационалисты вместе с большевиками говорили: "Нет, только не дезорганизовать армию". На практике это вело именно к ее дезорганизации, ибо сохранение 10-миллионного коллектива армии от дезорганизации невозможно без активной заботы о ней.
Другая идея интернационалистов: вместо организованной политической борьбы народов за мир -- непосредственное общение воюющих армий: "братание". Братание нашей революционной, но невежественной армии с железной и преданной монархии германской армией могло привести и привело лишь к разложению нашей и укреплению вражеской армии.
Третья идея -- немедленное всеобщее перемирие. Большевики показали, что в нынешней реальной обстановке и при нынешнем соотношении сил это сводится к сепаратному перемирию и бегству русской армии с фронта.
Последнее -- интернационалисты требовали, чтобы правительство, не ожидая движения народов, предъявило союзникам ультимативное требование приступить к мирным переговорам, "не останавливаясь перед разрывом с союзниками". Большевики показали, к чему ведет этот разрыв. На словах --сепаратная война, на деле -- сепаратный мир.
Теперь можно судить, кто был прав. Сколько бы ни было у нас ошибок, наша линия правильна. Правда, она потерпела крушение, но это было крушением
Народное движение в Западной Европе нарастало слишком медленно, а между тем разруха у нас росла, армия разлагалась, и становилось все яснее, что ликвидировать войну с соблюдением интересов нашей революции и международного революционного рабочего движения невозможно. Становился [неотложным] уже вопрос о ликвидации ее с наименьшими жертвами.
Этот поворот определился в июльские дни. Требование созыва междусоюзнической конференции с участием представителей демократии было таким пунктом. Этим же стремлением достигнуть скорейшего мира, хотя и с жертвами, определилась и наша тактика в Предпарламенте.
Тогда началась борьба сначала со всем Временным правительством, затем с Терещенко. Мы хотели добиться мира с наименьшими жертвами путем поддержки западноевропейского пролетариата. Терещенко тоже видел, что дело плохо, и искал выхода в более тесной связи с союзниками ради получения от них большей поддержки. В глазах массы это было лишь затягиванием войны и потому лишь способствовало росту большевизма.
Это наше мнение в конце концов было признано и буржуазными министрами, ведавшими хозяйством России. Несомненно, мы были на краю министерского кризиса, отставки Терещенко и принятия Временным правительством нашей мирной программы.
К чему привели большевики? Армии не существует, Россия изолирована и выдана с головой германскому империализму. Если германские требования будут отклонены -- война затягивается неопределенно долго. Россия не может вынести этого. Если они будут приняты -- сепаратный мир на условиях, невыразимо тягостных для русской революции, для международного, в частности, германского пролетариата.
Единственное средство спасти хоть что-нибудь -- Учредительное Собрание. Оно может организовать признанную страной власть. И на приглашение этой власти могут отозваться и союзники и вступить в переговоры о всеобщем мире.
И в эти последние трагические минуты надо сделать все, чтобы побудить международный пролетариат помочь нам. Я предлагаю, чтобы съезд от имени партии предложил созвать международную социалистическую конференцию. Может быть, ничего все же не удастся спасти, тогда вина за это падет на большевиков и на имущие классы всех стран, в том числе и России.
Перед нами впереди еще ряд затруднений в связи с демобилизацией армии и промышленности.
Каковы бы ни были наши разногласия в прошлом, но сейчас в вопросе о мире в области практических шагов в нашей партии [...] единство. Печально, что оно достигнуто на почве поражения. Будем надеяться, что оно сохранится и тогда, когда снова будет почва для движения революции вперед.
Речь Абрамовича
Тов. Дан предлагал интернационалистам доказать, что наша тактика привела бы к успеху. Но с каких это пор для с[оциал]-дем[ократов] определяющим моментом при выборе тактики является соображение об осуществимости практических мероприятий? Ведь и сам тов. Дан говорил, что он не уверен в успешности рекомендуемых им мер. На самом деле для социал-демократа решающим является соображение, что данный путь, независимо от того, приведет ли он к практическим успехам или нет, является единственным при данных условиях могущим привести к ним с точки зрения пролетариата.