Письма из «Анголы»

Дивайн Мелина

– Ох, Дэйв, – выдохнул я.

– Ты чувствуешь себя таким жалким, когда не можешь ничего сделать. Это самое дерьмовое чувство из всех, какие могут быть… Ведь Тони спас меня во время штурма Фаллуджи. Меня ранило в ногу

и в спину, и я лежал посреди улицы, под обстрелом. Я бы так и остался там, если бы не Тони. Он под пулями дотащил меня до укрытия, хотя сам тоже был ранен… А я с тех пор, как он погиб, так ни разу и не был на его могиле. Уже три года прошло.

– Я представляю, как это тяжело…

– Вряд ли, Фрэнсис. Это остаётся с тобой на всю жизнь. Ты можешь начать забывать лица, которые были там, на войне, но ты всегда помнишь, что ты чувствовал в тот момент, когда стрелял в кого-то или когда кто-то умирал у тебя на глазах.

– Я помню всех, кто умер у нас в онкоцентре. Я помню их глаза и их последнее причастие, – попытался возразить я.

– Я знаю, знаю. Но это другое, понимаешь? Когда кто-то погибает не своей смертью. И ещё, когда ты привыкаешь к смерти. Потому что она везде, в каждом жесте и взгляде. В воздухе, в запахе гари. Даже в солнечных бликах. И однажды тебе становится всё равно. Потому что ты устал, и кроме усталости не можешь чувствовать ничего другого. Никакой жалости, никакого сочувствия,

никаких слёз. Понимаешь?

Я кивнул.

– Наверное, я давно уже не человек. Я пустой внутри. Я мотаюсь по штатам и пытаюсь понять, осталось ли во мне хоть что-то человеческое… Я ведь думал, что Ирак – это что-то вроде компьютерной стрелялки. Многие парни так думали. Ты ходишь и мочишь всяких уродов. Это твоя задача. И ты всегда прав. Ты не думаешь, когда обстреливаешь город, что, кроме боевиков, там могут быть ещё и мирные жители: женщины, дети, старики. Об этом лучше не знать. Это точно. Фаллуджа – это был ад. Настоящий ад. Не потому, что мы убивали, а из-за того, как убивали. Нам сказали сбрасывать фосфорные бомбы, и мы сбрасывали. Нам внушили, что любой человек, пусть это будет женщина или даже ребёнок – потенциальный террорист-смертник. Ты знаешь, что такое белый фосфор? Это тот же самый напалм, только покруче. Человек сгорает заживо, кожа обугливается, а одежда остаётся… Конечно, каждый из нас думал, что мы мстим за наших товарищей. Так было легче. Эти твари же заслуживали мучительной смерти за то, что убивали наших парней, глумились над их останками, вешали трупы на мосту, снимали всё это на камеру, а потом эти кадры разлетались по всему миру.

Конец ознакомительного фрагмента.