Письма к Андрею
Шрифт:
Кино необходимо опомниться и вновь взяться за трудную, мучительную, но самую великую и тем удивительную работу. Работу, по достижению кино тех высот и возможностей, которых достигли великие виды искусств – литература, музыка, живопись.
Кино должно мужественно сознаться себе, что самостоятельным видом искусства оно пока не является. Только в отдельных произведениях отдельных киногениев мы видим первичные признаки кино как искусства и намёк на его безграничные художественные возможности.
Мы же, те, кто не умеет делать кино, но кто любит и ценит то, что есть в нём самого лучшего, и с надеждой ждёт новых свершений… Что мы можем?
А мы можем понять,
А тем робким и одиночным росткам, которые мы знаем и видим сейчас, тем самым, что пытаются стать киноискусством, так далеко до настоящего самостоятельного и феноменального искусства, что возникает ощущение… Когда я наблюдаю за ними, грезится мне, что вижу я маленького, малолетнего, совсем ещё сопливого Шекспира, который во дворе для бабушек показывает детский свой спектакль со своими друзьями и подружками, такими же сопливыми, как он сам. Немое кино вспоминается в такой момент как античная драма и комедия. Античность – велика, прекрасна, но скучна, далека и отдельна… А вокруг так много нелепых мифов, вокруг суета, балаганы, салонные стихи и поэты, чопорные балы, разгул кабаков и борделей, пьяные трубадуры… А во дворе… маленький Шекспир разыгрывает для бабушек какое-то своё представление.
Остаётся надеяться и ждать. Нужно стать строже и требовательнее, даже если нет надежды дождаться и увидеть рассвет киноискусства на нашем веку.
Письмо девятое
Что делать человеку, который вдруг обнаружил в себе некую таинственную потребность и неудержимую тягу к творчеству? Что делать тому, кто услышал внутри себя некий голос, который тревожит, будоражит и зовёт куда-то в неведомое. Призывает как минимум взять и срифмовать что-то, записать какое-нибудь впечатление, описать увиденное, почувствованное, пережитое…
Такие позывы человек может почувствовать в любом возрасте и в любом душевном состоянии, занимаясь делами, очень далёкими от всякого творчества. Что же ему делать, если его неудержимо потянуло написать что-то, освоить музыкальный инструмент или научиться петь? Что делать? Ответ простой: захотелось в зрелом возрасте начать писать, петь или танцевать – надо садиться писать или искать соответствующий драмкружок, педагога по вокалу или студию танцев. «Души прекрасные порывы» нельзя в себе душить.
Вот только обольщаться и надеяться на значительные результаты не стоит. Иначе неожиданные «творческие поиски» могут плохо закончиться. Очень плохо! Вплоть до сумасшедшего дома, полного жизненного краха, какой-нибудь секты или какого-нибудь кришнаитского исхода из реальности, что, в общем-то, почти одно и то же.
Вышедший на пенсию слесарь-инструментальщик или деревенская старушка могут неожиданно для окружающих и для себя самих взяться за кисти, краски и нарисовать десяток-другой ярких, наивных и милых картин. Они могут даже оказаться со своими полотнами на модной выставке в модной галерее, они могут сами стать на какое-то время модными. С ними будут носиться хитрые галерейщики и арт-дилеры, относясь к ним как к диковинным говорящим животным или как к странным, не вполне здоровым детям. Однако к настоящей живописи поистине трогательные картинки вдруг ставших художниками пенсионеров будут иметь такое же отношение, как древние наскальные рисунки.
Работница отдела кадров или школьная учительница могут начать писать стихи и восхищать коллег рифмами. Они будут радовать свой коллектив стихотворными поздравлениями по случаю дней рождения коллег или по поводу праздников. Они даже смогут сами напечатать для друзей и подруг тоненькую книжку своих стихов про цветы, любовь,
Юрист, экономист или преподаватель чего-то весьма практического в высшей школе могут засесть за роман и выдать после трёх лет кропотливого труда, чаще всего по ночам или по выходным, объёмный текст. Текст умно и сложно написанный… Этакую антиутопию, или перегруженный психологическими деталями детектив, или даже историко-философско-фантастическое полотно. Подобный автор подобного произведения будет всем своим знакомым совать своё детище при любом удобном случае, посылать его во все возможные издательства и на литературные конкурсы. От кого-то он даже получит искренние похвалы. В итоге такой «писатель» за свои заработанные основной работой деньги издаст своё произведение и либо на этом остановится, либо продолжит писать, но уже пьесу или сценарий.
И взявшаяся за живопись доярка, и кандидат экономических наук, засевший за литературу по сути одинаковы. А с ними вместе и те, кто горланит песни в караоке, вспоминая, что когда-то пел в детском хоре и учился в музыкальной школе.
Все эти люди получают удовольствие и радость от творческого занятия и самовыражения. Они получают ту радость, которую в своей повседневной жизни и профессиональной деятельности получить не могут. Они получают то самое сладкое удовольствие, которое знает всякий дилетант. Никто, кроме дилетантов, не получает такого сладкого удовольствия от занятия тем, в чём ничего не смыслит, но чувствует свои большие в том способности. Никто, как графоманы, знают это.
Подлинный художник живёт искусством иначе. Он живёт им тотально, понимая, что ничего другого не может, а главное, не должен делать, даже ради пропитания.
Разница между подлинным человеком искусства и тем, в котором неожиданно проснулся интерес к творчеству, или тем, кто с молодых ногтей в свободное от «серьёзных дел» время был склонен к артистизму, такая же, как между настоящим спортсменом и физкультурником. Настоящий спортсмен тратит здоровье, а то и утрачивает его, калеча свою жизнь и организм ради выдающегося, а по возможности рекордного результата. Физкультурник же ходит в спортивный зал ради укрепления здоровья, улучшения физической формы и удовольствия.
Как в человеке появляется и вызревает подлинное понимание своего призвания к искусству? Это таинственно и необъяснимо никакими понятными и определёнными обстоятельствами. Почему в семье врачей, аграриев или инженеров-строителей родился и вырос поэт, писатель, живописец, выдающийся актёр или режиссёр. Этого невозможно понять. Этого не понимают ни родители, ни сам художник, выросший в среде, далёкой от творчества и искусства. Но также мы знаем массу бездарностей, графоманов и шарлатанов от творческих профессий, которые носят громкие и славные фамилии своих гениальных дедов и отцов, которые с самых молодых ногтей были окружены людьми и миром искусства и культуры. Хотя, по сути, выросли бухгалтерами (ничего не имею против этой трудной профессии).
Подлинный художник начинает чувствовать и даже знать о своей призванности служению искусству с довольно раннего возраста. У каждого свой путь к началу сознательной и постоянной творческой деятельности. Многим и многим приходилось и приходится преодолевать сомнения и неверие близких, родных да и своё собственное в то, что можно посвятить свою жизнь искусству.
Жизнь художника таинственна и непонятна людям конкретных и общественно полезных профессий. Вхождение в жизнь искусством пугает своей непредсказуемостью и отсутствием внятных социально бытовых ориентиров. Примеры же жизни и судеб больших художников хоть и притягательны, но всегда трагичны и явно неповторимы.