Письма Колумбу. Дух Долины
Шрифт:
Это же Вы, сеньор Альмиранте, возглавили первую конкисту, когда аборигены Эспаньолы восстали против христианских мучителей. Вы во главе двух сотен христиан с мушкетами и аркебузами, лошадьми и собаками учинили кровавую расправу над людьми, которые любили ближнего, как самих себя.
Это Вы, обеспокоенные райской праздностью аборигенов, ввели принудительные работы. Вы повелели всем жителям Эспаньолы от четырнадцати лет и старше каждый квартал сдавать определенное количество золотого песка и хлопка в качестве дани католическим величествам, угрожая суровой карой тому, кто не выполнит квоту.
Это Вы отправили первую партию рабов из западного полушария. Помните письмо
И самое существенное: Вам принадлежит режиссура первого колонизаторского начинания в Новом Свете — свете, который вовсе не был новым для коренных жителей, а только для европейцев, навязавших ему новых людей, новые идеи и новый образ жизни. Колон — колонизатор: словно само имя предопределило деяние.
Карательные экспедиции, принудительный труд, работорговля, колониализм — во всех областях Вам суждено было явить пример, коему последовали более осознанно жестокие конкистадоры, когда состоялся их выход на сцену.
Терзаете ли Вы душу свою самооправданием, сидя там, в сгущающемся мраке на полузатопленном корабле? Ищете ли мира с собственной памятью? Я не стал бы вмешиваться в эти мирные переговоры, если б не необходимость обозначить отправную точку дальнейших событий.
Бартоломе де Лас Касас, иезуитский патер{11}, сопровождавший Вас в предыдущем плавании, в своих записках с Вест-Индии касается того, что последовало вскоре. Бесстрастно описывает он, как вооруженные копьями испанцы верхом на конях врывались в селения и убивали всех без разбора — мужчин, женщин, детей, как забавлялись тем, что вырывали младенцев из материнских рук, хватали за пятки и разбивали голову о камни, как вспарывали живот беременным женщинам и разрубали плод на куски, как наслаждались, медленно поджаривая на углях живых индейцев, и состязались в умении пронзать островитян мечами.
Что же нашло на этих уроженцев суровой Кастилии, беспечной Андалусии и гор Эстремадуры? Можно ли объяснить эксцессы лишь несходством жизненного идеала коренных жителей и завоевателей? Может быть, мрачная средневековая Европа мстила детям природы за свою собственную безрадостность? Или внутри каждого из нас кроются сходные силы и такими мы предстаем в ситуациях, когда осыпается лак? Не отыщется ли в моей европейской современности параллелей тому, что в ту пору разыгралось в Карибии и дальше на запад?
Впрочем, и тогда не вся Европа реагировала одинаково. Лас Касас, коему предстояло на полвека стать нечистой совестью испанской конкисты, хотя и почитал законным распространять среди неверных истинную веру, в остальном полагал, что не следует трогать туземцев и их земель: «Индия принадлежит индейцам!»
Венценосные испанские супруги шли несколько дальше. По их доктрине, христианским монархам принадлежало неоспоримое право подчинять себе нехристианские страны. Однако тем самым туземцы становились подданными испанской короны наравне с жителями Каталонии и Арагона. Сколь энергично волевая красавица королева внушала Вам, что подданных нельзя обращать в рабство, с ними надо обращаться тиу bien у amoro samente — хорошо и любовно, — говорится в одном из ее повелений!
Лас Касас был идеалистом, его можно было не принимать всерьез. Да и воля доньи Изабеллы не могла своротить горы. Колонисты ведь для того и отправлялись за море, чтобы заставить других гнуть спину на себя, а иначе стоило ли им тащиться в Ваши Индии. Сколь хитро старались Вы не замечать развал Вашего дела,
Явился еще один образец для будущих основателей государств.
У этой системы была слабость, конечно же, очевидная и для Вас: жизненный ритм островитян отличался от европейского. Они вросли корнями в экологический баланс щедрой местной природы. Когда их принуждали к тяжелому труду на плантациях или на промывке золота, они выбивались из привычного ритма, песни замирали в их устах, из-под ног ускользала опора. Одни убегали в горы, преследуемые собаками, другие в отчаянии травили себя кассавой{13}, большинство просто угасали, лишенные воли к жизни.
Пока волна белых переселенцев достигла только волнолома перед материком бронзовокожих. Здесь она остановилась на четверть века — «история затаила дыхание». На островах среди редеющего коренного населения — белые, не подозревающие о том, что кроется вдали за коралловыми рифами. На материке — просвещенные народы, прилежно шлифующие свои высокоразвитые культуры, не ведая, какой девятый вал набирает силу.
Четверть века — и вот уже один Ваш бывший каютный юнга{14} прокладывает путь за грядами битых штормами коралловых рифов, у которых Вы повернули назад. Наконец-то белокожие видят воочию образчики азиатской роскоши, предмета Вашей страстной и тщетной мечты.
Это явилось сигналом к штурму. С Хуаны, Эспаньолы, Ямайки устремляются на запад люди, жадные до грабежа и приключений, в отличие от Вас — без королевской грамоты в кармане, пираты, учреждающие пиратские империи, чтобы, выполнив черную работу для испанской короны, уступить место внешне более респектабельным силам.
В истории большинства стран есть неприглядные страницы. Те, что пишутся в эту пору, принадлежат к самым грязным.
Не успела улечься волна от каравеллы, которую Ваш каютный юнга провел через залив, как за ним следует Эрнан Кортес. Повеса, ранее в основном покорявший дамские будуары, теперь во главе нескольких сот конных воинов{15} подчиняет себе хорошо организованное государство с населением около шести миллионов.
Перед испанцами открывается империя Моктесумы{16}. Загрубелые конкистадоры чуть ли не впадают в умиление перед красотами Теночтитлана — города Кактусовой скалы, центра великолепной империи народа, называющего себя когда мехика, когда ацтеками по имени своей мифической родины. Зеленые рощи, роскошные сады, город, частично построенный на воде, с каналами вместо улиц. Богато украшенные храмы и другие общественные здания, изысканные произведения искусства из золота и перьев кецаля. Ошеломленный увиденным, Кортес готов поверить, что достиг страны, откуда царь Соломон привез золото для своего храма.