Письма президентам
Шрифт:
Вы говорите. Мы восхищенно и доверчиво слушаем: «Модернизация, компьютеризация, информатизация, электрификация, ваучеризация (или это не вы?), инновация, инвестиция, конституция, администрация, коррупция, юстиция, вакцинация» – просто блаженство.
Но иногда загипнотизированное сознание вдруг проясняется, и какая-нибудь ваша очень вроде бы правильная фраза вдруг цепляется, как заусенец, и возвращается (слава богу, ненадолго) успешно утраченная привычка думать.
…Вы в понедельник встречались с правозащитниками, выслушали их доклад по острейшим проблемам. Элла Памфилова говорила про убийства правозащитников, журналистов, общественных деятелей; она
В ответном слове вы очень правильно хотели, видимо, сказать о ценности жизни каждого человека и укорили Памфилову за некоторую селекцию. Вот ваши слова:
«Фразу вы вначале произнесли, для меня трудную, во всяком случае, для восприятия: „Убийство священника – это печально, но это как бы из другой сферы“. Вот, на мой-то взгляд, не может быть „убийства из другой сферы“. Всякое убийство: и правозащитника, и журналиста, и священника, и милиционера, и следователя, и военного, любого другого человека – имеет абсолютно одинаковые последствия, социальные последствия для нашего общества. Это тягчайшее преступление. Поэтому мне все-таки думается, что мы в таких словах должны быть крайне аккуратны, мы не можем делить преступления на те, которые заслуживают повышенного общественного внимания, пусть даже речь идет об известной личности, и на те, которые не заслуживают внимания».
Г-н президент, это, конечно, очень красивые и гуманные слова, но по сути, простите, все совершенно не так.
Если неосторожный водитель задавил ребенка – это трагедия, но с государства и лично с вас нет никакого спроса. Если сосед по пьянке зарезал соседа – при чем тут вы?
Но тюрьмы – часть Министерства юстиции. Министерство юстиции (справедливости) – часть государственного аппарата. Вы – глава государства. Этого юриста уморили в тюрьме ваши подчиненные, государственные служащие. Надо ли продолжать?
Увы, г-н президент, вы были абсолютно неправы, сказав, будто «всякое убийство имеет абсолютно одинаковые последствия, социальные последствия для нашего общества». Может быть, всякая жизнь бесценна (так мог бы сказать монах-отшельник), но убийство убийству рознь. И вы как юрист (а не только как президент) это точно знаете.
Даже Уголовный кодекс различает убийство по неосторожности и умышленное убийство; убийство бандита в перестрелке и убийство безоружного адвоката, журналиста, правозащитника.
И общество различает. Все общество (включая тех, кто не читал Уголовный кодекс) абсолютно ясно понимает разницу. А если так – значит, ваши вроде бы гуманные фразы воспринимаются либо как речь политика, обязанного лукавить по долгу службы, либо как речь человека, не очень хорошо понимающего, что он говорит.
Понятно, что вы ежедневно сталкиваетесь с этой проблемой, ежедневно вынуждены искать нежные названия для откровенных преступлений. Происходят, например, дикие и уголовные фальсификации на выборах, а вы вежливо говорите о том, что кто-то кое-где у нас порой подключает административный ресурс.
Если б вы знали, как всем людям доброй воли (и нам в том числе) хочется,
Выглядит так, будто это все нарочно. Но ведь это не мы вам вредим и даже не диверсанты. Это вам, быть может, таким образом откуда-то свыше пытаются намекнуть, что идете не тем путем, не на тех опираетесь (если опираетесь).
Впереди 2012 год. Для всех это будет большой праздник: двухсотлетие Великой Победы (над Наполеоном). А для вас это будет жуткий момент: пан или пропал. Даже Олимпиаду можно перенести куда-нибудь (в другую страну), а выборы, по всему видать, не перенесут.
И если у вас есть президентские планы на последвенадцатый год, то срочно надо сделать что-то хорошее. Слов хороших сказано достаточно, нужны дела. А пока всё, что можно вспомнить, – это волевое вкручивание энергосберегающих лампочек. Для вашего (президентского) уровня – это маловато.
«Инновации, модернизации…» – заклинаете раковую опухоль, а она все растет и растет. И пьяная от счастья падает с трибун партийного съезда [71] .
Большой театр
7 декабря 2009
Г-н президент, надеюсь, вы вчера в полдень приникли к телеэкрану – смотрели, как премьер общается с Россией. (Слушать необязательно, главное – смотреть.) Он действительно прямо говорит с Россией. Не с народом, а с государством. Это был государственный визит РФ к лидеру, вождю.
71
Падение делегата было описано в газетах; уже не помню, кто там рухнул, не помню даже М или Ж.
Народ – стихия. Если люди по своей воле выходят на площадь – на них летит ОМОН с дубинкой. А если люди выходят по команде сверху – им подносят микрофон.
Вчера на площадях и в цехах людей ждали с распростертыми видеокамерами. Точнее, люди и камеры ждали премьера (и, может быть, не один день). Все-таки это жуткая бесчеловечная идея – ставить такие спектакли в декабре, но, увы, – традиция.
В больших оперных театрах безмолвную толпу статистов называют массовкой. На авансцене солист поет свою арию, а массовка на заднем плане безмолвна, недвижна, стоит в боевой готовности и по команде дирижера начинает шевелиться.
Премьер сидел на возвышении в центре сцены, перед ним – большой зал с избранной публикой (рабочие, колхозники, ученые, пенсионеры – привычный праздничный набор; никто не забыт, ничто не забыто).
За головой героя был вьющийся на ветру красно-синий флаг. Это был флаг РФ, но белая часть не попадала в кадр. Кто-то из телезрителей (если смотрел не с начала), наверное, удивился: почему флаг вьется, а волосы героя – нет. Но, когда показывали общий план, было видно, что флага никакого нет вообще. А в углу, метрах в двадцати от премьера, на большом телеэкране извивались эти полосы. И так снимали, что лицо Путина было на фоне виртуального флага. В этот момент он говорил о борьбе с терроризмом: «Россия – жертва международного терроризма. Все общество должно проявлять бдительность. Твердости и решительности у нас достаточно!» Это был первый вопрос – «Невский экспресс».