Письма узелковые: между любовью и литературой
Шрифт:
Сложило время.
И отныне не ногу – в стремя,
А наоборот.
Перекошен рот.
Вернее, перечеркнут зигзагом слова подбородок.
Глаза – отдельно.
И вдоль левой части лица
Начинается
Улица,
Которую взглядом не перейти,
Нюхом не переплыть,
Только волком
Вынуть степенно
Степное солнце Куинджи, Луну из кармана,
Расстегнуть циферблат
И скованно выть.
Выпь
Где-то в болотах
Акварельно
Рисует
Циркулем, растущим из пуза.
Медуза
Пыжится подражать зонтику,
Смятому коврику, юбке, надутой ветром.
Побуду немного уткой.
Украшать гнезда так глупо.
Но хочешь – землю со дна достану
Или сама землею стану,
Землей сто первого километра,
Песком твоего Туркестана,
Где зноем лениво размазан запах шафрана.
17 июня 2019 г.
II
Над головой пиала голубая,
В ней медленно солнце горит, притяженьем влекомо:
Так манго падает в море,
Эмпатия бьется о горы в горе.
Затухает вечер под Шуберта в ля миноре.
Затихает волны вспененной бег,
Аритмия изранивших чувств – тише.
Так – ток и всё ток – каштаны по крыше
Трамвая 1 ,
Так – ток и всё ток – к небу и выше
Стремится твоя душа.
У лестниц прогнили ступени,
Надломлен и стебель бобовый.
1
Отсылка к гениальному рассказу В. Набокова «Благость».
Эмпатия смахивает со лба
Пот рудокопов и прах рудниковый.
Родник всё чище.
Сошью тебе крылья.
Слышишь,
Трепещут уже?
Сошью тебе крылья из облака, стали, малиновой пенки.
Приклею их, как подорожник к израненной в детстве коленке.
17 июня 2019 г.
III
И пагубно увечье пустоты,
Рождающей фонтаны и фастфуды.
На каждой улице, на каждом блюде –
Ты,
Как рыба, бьющая о лед плавник.
Простуде
Дай дорогу. И фагот
Немедленно концертом не умрет.
Источник слова ищешь,
Как утеху.
Побуду для тебя – библиотекарь.
Следуй за белым кроликом ковылем Юга,
мхами
Севера
Страусом, в землю ввинченным.
Пусть все восторги и покаяния
Вымучены
На полотнах Да Винчи
В ночь со среды на пятницу.
Сквозь прощения и прямиком в рай
Меня пока отлихорадит
Ты полетай на крылышках, полетай.
Для тебя сегодня заштопаю матрицу.
17 июня 2019 г.
Я поняла, что можно быть живой
Я поняла, что можно быть живой:
Стремиться к небу, как стремятся травы,
Быть птичьей трелью, памятью отавы,
Желанной жаждой, что на водопой
Ведет волков и малого ягненка,
Прикосновеньем серого крыла
Зигзицы к водным покрывалам.
Пусть кто-то думает: «Другой была».
А я поправлю: «Не была, но стала».
Теперь жива! Быть силою смогу,
Той, первозданной, что приоткрывает
Ладони-лепестки навстречу ветерку,
Кривую шейку стебелька равняет
И полусферу рифмой надевает
На тонкий перст судьбы или опенка.
Теперь жива! И верю: стать смогу
Мерцающей любовью колыбельной,
Спокойной дремой спящего ребенка,
Лучом закатным, акварельно
Дарующим покой воде и очагу,
Над очагом – привычно-пряным дымом,
Как пледом, затихающим пейзажно.
Теперь смогу весь этот мир любимый
Нанизывать на грифель карандашный.
6.07.2019 г.
Человеки и Серафимы
ВВК под «Пилигримы» Бродского
Стрелы пронзают Небо.
Вода в пересохшую сушу льет.
Беда в пересохшую душу льет.
Новый Всемирный потоп.
Башня кривится,
Небо стремится
Проткнуть, словно бубен шаман неуклюжею палкой.
Как уязвленное эхо,
Захлебывается сознание человека:
Изъедено пыткой постичь,
Только нечем.
Прикоснуться к беде человечьей –
Будто грязные ногти старухе подстричь
Или седую траву на газоне.
В бело-зеленом вазоне
То ли прах, то ли дрожжи сухие
Для нового белого хлеба.
Так намазывать шаг на кривую струю бытия,
Так стремиться вживаться в чужую, как боль, безысходность.
Что трава, что вода. Помутнение смысла в словах,
Вскользь озвученных, произнесенных, пронзенных.
Между пальцев катать пластилиновый шарик,
Вязать и никогда не довязать тебе шарфик,
Составить и никогда не выполнить график.
Сказку не, песенку не. Слушай
Всполох сгоревших комет.
Это лучше,
Лучшее, что создам для
Дождавшегося своей очереди дня
За похлебкой, покоем, фиалками.