Письма в Небеса
Шрифт:
Письмо 14
ДЕНЬ КРАСОТЫ
Да, есть сейчас такой праздник — День красоты. Удивительная вещь — красота… Не от Бога ли даётся она, не отсвет ли это Божией славы на тварном мире? Видимо, так… Но, с другой стороны, каждый из нас может привести десятки примеров, когда красота оказывалась обманчивой, предательской, губительной. Недаром в светском лексиконе «красота» и «прелесть» синонимы, а что такое «прелесть»? — лесть, прельщение, обман…
И, тем не менее, Православие любит красоту! Для православного
Родилась она в Египте в V веке Христовой эры и в детстве радовала родителей добрым нравом, трудолюбием, благочестием, ну и красотой необычайной. Но не успела Таисия выйти из отроческого возраста, как стала сиротой. Первые годы удавалось отроковице удерживаться от зла: она довольно разумно для своих лет управляла немалым наследством, помогала нищим и больным, принимала в доме монахов, — а потом… Потом попала девушка, что называется, под дурное влияние, и вся её любовь к добродетели пошла прахом, а вслед за тем и родительское имение не замедлило истощиться. Дальше — больше…
Монахи египетские прослышали о беде и сказали своему старцу прп. Иоанну Колову: «Сходи, отче, в город. Говорят, дева Таисия, которая всегда так радушно принимала нас, разорилась…» Преподобный отправился в столицу, нашёл Таисию, сел напротив неё и начал пристально смотреть ей в лицо.
— Что ты молчишь, отче? — испугалась Таисия. А старец вдруг заплакал горько.
— Да что с тобой, авва? — совсем перепугалась девушка.
— Очень ты красива! — отвечает сквозь слёзы преподобный. — Такое лицо у тебя несравненное! А ты бесу позволяешь на нём играть! Чем тебе не понравился Иисус, что ты прячешь от Него свою красоту?
От таких слов Таисия чуть сознания не лишилась: мигом увидела она, куда завёла её бесовская дорожка, и сердце её сжалось от стыда. И воскликнула Таисия:
— Отче! Есть ли ещё для меня покаяние?
Прп. Иоанн ответил:
— Есть!
— Тогда веди меня в пустыню, где подвизаются монахи!
И тут же они покинули город. Ни с кем не попрощалась Таисия и ни разу не оглянулась назад. Когда они достигли пустыни, уже смеркалось. Авва Иоанн сделал для девушки возглавие из песка и в некотором расстоянии такое же другое для себя. Оградив её возглавие крестным знамением, сказал: «Здесь усни». Утром старец начал будить Таисию, как вдруг обнаружил, что она мертва. Очень опечалился преподобный, думая, что душа Таисии погибла: ведь девушка не успела исповедоваться в своих многочисленных грехах. Сидел он посреди пустыни и плакал горько, как вдруг услышал голос: «Один час её покаяния принят более многолетнего покаяния других». Так Господь открыл авве Иоанну, что Он простил Таисию за искренность и решительность её раскаяния.
Что в этом рассказе важно? Простая мысль: красота — дар Божий, и придётся человеку держать ответ, как хранил он красоту, не пачкал ли грехом, не темнил ли гордостью?.. Сделали тебе драгоценный подарок, — а ты как с ним поступил? Отвечай!
А вот ещё одна мысль, её высказал в своё время Иван Ильин, русский мыслитель: «Каждая некрасивая женщина может и должна стать красивою. Но — изнутри, только изнутри, не путём этих поверхностных внешних «поправок», которыми так безнадежно стараются наверстать упущенное внутри… и именно так, что всё упущенное и все «поправленное» без труда читается на лице. Каждая некрасивая женщина может и должна стать красивою. При этом она должна уйти в себя, в глубину, где она слышит пение ангелов».
Письмо 15
ПЕРЕВОДЫ С АНГЕЛЬСКОГО
Говорят, что Адам в Раю говорил стихами. Я в это верю. Не то чтобы он долдонил рифмовки вроде: «Я поэт, зовусь я Цветик…» — нет! Нет, ни в коем случае! Но речь его была так возвышенна,
Но и долго ещё после изгнания из Рая песенное, поэтическое вдохновение было человечеству куда доступнее, чем теперь, и долго праведные потомки Адама и Ноя могли слагать дивные песни, недоступные нам, грешным…
Этот дар не потерялся совсем в роду людском, — он порою вспыхивает в нас, но с каждым новым столетием всё реже и реже…
…В Х веке в Византии жил монах по прозванию Симеон. Он происходил из богатой семьи, был человеком учёным и с ранней юности ценимым при императорском дворе, но всё оставил — и богатство, и честь — и удалился в монастырь, затем что по-настоящему желал только одного: общения с Господом. Только молитва доставляла ему радость, только в хождении пред ликом Господним видел он смысл своей жизни. Уйдя от мира, он продолжал искать ещё большего уединения: мало общался с братьями-монахами, молчал, таился… По ночам приходил в тёмную церковь или на кладбище — продолжал молитвы, начатые днём… И Господь слышал его, и Дух Святой в виде светящегося облака нисходил на молящегося Симеона.
Тут мы сразу отметим: Симеон ничем не походил на иных церковных фантазёров, которым ничего не стоит вообразить и светящиеся облака вокруг себя, и Ангелов, и святых, беседующих с ними… Эти люди не умеют и не хотят отличать свои придумки от действительности, кичатся собственным воображением, — а оно порою играет с ними весьма злые шутки…
Но Симеон действительно, а не в воображении своём беседовал с Богом, и Дух Святой поистине нисходил на него. И Симеон постепенно начинал преображаться, как преображается всякий истинный подвижник, и речь его становилась великой песнью.
«Оставьте меня одного заключённым в келии; отпустите меня с одним Человеколюбцем — Богом; отступите, удалитесь, позвольте мне умереть одному перед лицом Бога, создавшего меня.
Никто пусть не стучится ко мне в дверь и не подаёт голоса; пусть никто из родных и друзей не посещает меня.
Никто пусть не отвлекает насильно мою мысль от созерцания благого и прекрасного Владыки…
Оставьте меня, я буду рыдать и оплакивать те дни и ночи, которые я потерял, когда смотрел на этот мир, смотрел на это солнце и на этот чувственный и мрачный свет мира, который не просвещает душу…»
Это, к сожалению, только перевод… Святых Отцов у нас переводят или богословы, ничего не понимающие в поэзии, или (гораздо реже) поэты, ничего не понимающие в богословии. А подлинное богословие — это высокая, высочайшая поэзия… Одним из первых, кто явно показал это миру, был монах Симеон, игумен монастыря святого Маманта, прозванный Новым Богословом.
«…Итак, за Господом, бегущим от меня, я бежал, за убегающим и я гнался, как за зайцем собака. Когда же Спаситель далеко ушёл от меня и скрылся, я не предался отчаянию и не обратился вспять, но, сидя на том месте, где я находился, плакал и рыдал, призывая скрывшегося от меня Владыку. Итак, когда я так бился и рыдал, Он, весьма приблизившись ко мне, стал для меня видим. Видя Его, я вскочил, стремясь ухватиться за Него. Но Он скоро убежал. Я побежал быстрее и потому успел неоднократно уловить край одежды Его. Он немного остановился, чему я чрезвычайно обрадовался. И снова Он улетел, и я снова погнался… Обливаясь слезами, я расспрашивал о Нём всех, некогда видевших Его… Выслушав ответ их, я побежал изо всех сил, совершенно не спал, но принуждал себя самого, потому и увидел Желанного моего, но Он виделся мне недолго… Итак, когда Он увидел, что я всё вменил в ничто, и даже всех находящихся в мире людей от души считаю как бы несуществующими и что я отделился от мира, то Весь мне дал увидеть Себя, Весь со всем Мною соединился — Тот, Кто пребывает вне мира…»