Письма в Трансильванию
Шрифт:
И каждый похож на тебя прохожий.
И я не могу на людей смотреть.
И не смотреть не могу – тоже.
Кучеряшка
Море волнуется – раз.
Где-то трещат костры и вой
Пса – по коже скользит мурашкой.
В том месте прозвали его Горой,
Её (ей назло) – Кучеряшкой.
Ему не страшен лягушек взор,
Руками змею не боишься? – Взялся.
Горою гордился тогда весь
И втайне – немного боялся.
Гора завсегдатай был местных драк,
С рогаткой, пальто нараспашку,
Но самый известный в деревне смельчак
Застыл, увидав Кучеряшку.
Море волнуется – два.
Со временем стали короче дни,
Кудряшка – длинноволосей.
Всё так же Горой его звали они,
Зимою сменилась осень.
Всё так же его громкий свист и «Эй!»,
И взгляд с каждым днём – премудрей,
Всё так же, а может, ещё сильней
Робел, когда видел кудри.
«К доске, Горовой!.. (Тишина) Горовой!» –
Учитель глядит с вопросом.
Увы, прерывая мечтанья о той,
Что носит волнистые косы.
И двойки бегут по краям дневника,
И жизнь стала так безнадёжно сера,
И все во дворе знают наверняка –
Влюбился! Да точно, влюбился Гора!
Войною идёт на неё наш герой,
Сейчас за углом этот дом,
Откуда в начале истории той
И пёс выл, и пахло костром.
Руки рогаткой скрутил по карманам,
А в них – лепестки фиалок.
Тучи идут над землёй караваном,
Меж ними – огнём засияла
Она. А теперь пару слов о ней.
Старушка-зима, прогоняя осень,
Смешила её. И его это «Эй!» –
Так несерьёзно, ведь ей скоро восемь!
Нет времени на эту всю ерунду!
А он всё за ней ошалело.
«Я без волос твоих пропаду», –
Промолвил однажды несмело
И взял за рукав, потом – за портфель:
«Я буду тебя защищать всегда».
«Не верю…» – шепнула. «Ну и не верь!»
И дальше пошла, так смешно горда.
Море волнуется – три.
В деревню давно не идут поезда,
Лет сорок как нет той ветки.
И стала давно Кучеряшка седа,
Но сплетничают соседки:
Мол, видели парня с рогаткой вчера –
Такой же бесстрашный малый,
Ну вылитый просто вон тот Гора,
Да только ещё кучерявый.
Ты не знаешь
Ты не знаешь, сколько во
Ты не знаешь, сколько в июле дней.
Твои губы мысли мои бомбят.
Каждый миг взрываюсь собою всей.
Ты не знаешь, где я иду с утра.
Ты не трогал кудрей моих шелков.
Ты не знаешь шрамов моих и ран,
Ты не видел кожи моей без кофт.
Ты не слушал, как я пою тебе.
Ты не слышал плач мой, не слышал смех.
Я не знаю, сколько ещё слабеть,
Когда вижу образ тебя во всех.
Я не знаю, как до сих пор дышу.
За какие всё это мне грехи.
Ты не знаешь даже, что я пишу.
Про тебя пишу все свои стихи.
Дождь неделями полоскал
Дождь неделями полоскал.
Чёрные лужи, повсюду грязь.
Ты тогда меня приласкал
И на дверь указал, смеясь.
Чёрное было время, чёрное.
Остановилась, в глаза взглянув.
Чувство гадкое, тошнотворное.
«Уходи скорее же, ну!» –
Крикнул, двинулся на кровати.
Уши заполнил чуть хриплый смех.
Целой жизни теперь не хватит,
Чтоб забыть цвет обоев тех.
В кучу себя собрала и вышла.
Небо с землёй закружило по кругу,
Дождь моросил по прогнившим крышам,
Ноги запутались друг за друга.
Годы прошли, испарились как дым.
Много прошло и невзгод, и успеха.
Сын приезжает по выходным.
И смеётся чуть хриплым смехом.
Пою
Когда станет твой снег не бел,
Когда стает он до земли,
Я начну тихо петь тебе,
Чтоб печаль на двоих делил.
Я почувствую с первых нот,
Сколько в смехе твоём есть слёз.
Я найду из твоих погод
Даже самый стойкий мороз.
Это даже не я, а моя душа,
Это целого неба небесней.
Про любовь поют, через раз дыша,
Это самая тихая песня.
Школьница
Не пропала, заборы строю.
Каждый день – это как кирпичик.
Мама, я будто снова в школе,
Он меня разделил и вычел.
Математика ведь – наука!
Дни мелькают мукою в сите.
Он великий учёный, сука,
Ну а я кто теперь, скажите?!
Мне в огне гореть – не согреться.
Воскрешаю себя, да тщетно.
Словно кто-то порвал мне сердце,
И его разбросало ветром.
Я оторву себе пальцы