Письма жене и детям (1917-1926)

Красин Л Б

Но совершенно очевидно, что взаимными симпатиями между Красиным и Сталиным отнюдь не пахло. Слишком разными были характеры, ментальность, уровень образованности, жизненные представления при свойственном им обоим прагматизме.

Можно считать достоверной информацию С.Либермана о том, что дочь Красина, находясь в Москве (это было, напомним, в конце 1923 — начале 1924 г., то есть как раз тогда, когда умер Ленин), как-то спросила его: "Как вы думаете, они нас выпустят?" и в ответ на недоуменный жест, понизив голос, продолжила: "Авель Енукидзе говорил нам, что Сталин патологически не переновит папу, а Сталин — хозяин" [27] .

27

Liberman S. Op. cit., p. 116.

Политические

наблюдения в корреспонденции Красина с 1923 г. все более уступают место приватным сюжетым, отпускным впечатлениям, семейным взаимоотношениям и т. п. 6 июля 1923 г. он вполне откровенно сообщает: "Отъелся я и выспался за дорогу отлично, загорел и морда у меня выглядит "поперек себя". Настроение хорошее, на все вещи смотрю с точки зрения "наплевать" и так и дальше предполагаю".

Красин, правда, озабочен упреками супруги, до которой доходили сведения о его амурных делах, о фактической второй жене и дочери Тамаре, которой он даже дал свою фамилию. Он весьма неловко клянется в верности жене и трем дочерям, рожденным ею. Возможно, у читателей возникнут иные чувства и мнения по этому поводу, но авторам данной вступительной статьи было просто неловко читать строки, в которых этот государственный деятель и дипломат лжет и заверяет жену в верности, напоминая нашкодившего кота. Мы с удовольствием исключили бы соответствующие фрагменты из переписки, если бы имели право на это, но такие действия означали бы фальсификацию источника.

Хотя в письмах 1923 — начала 1926 г. все еще встречались выражения типа "наша партия", автор все более отчуждался от большевистского руководства, возвращался к позиции стороннего наблюдателя, вновь давал в целом негативную оценку официально проводимого курса. 10 августа 1923 г. он констатировал, что "многое идет через пень-колоду", что "власть имущие (Красин, видно, позабыл, что он сам, будучи наркомом, относился к власть имущим — Ю.Ф. и Г.Ч.) делают, кажется, все возможное, чтобы все шло навыворот и кое-как", лишь выражал надежду, что "Россия, пережившая варягов, монгольское иго и Романовых, несомненно без большого урона переживет и Наркомфина, и стабилизацию рубля, и литвиновскую внешнюю политику". Увы, в этом автор не был прав: урон, причиненный России большевистской политикой, тоталитарной властью, был катастрофическим и продолжает приводить к новым катастрофам через годы после ликвидации коммунистического тоталитарнонго режима.

Пока же Красин все более охладевал к советской службе. Он совершенно равнодушно отнесся к болезни Ленина и, хотя последний был еще жив и формально занимал высший государственный пост, Красин, подобно, видимо, и другим руководящим деятелям, рассуждал о нем, как о покойнике. 17 октября 1923 г. он писал жене, что "со времени Вл[адимира] Ильича не чувствовал себя в такой степени господином положения…"

Красину надоела и дипломатическая работа."…Она меня влечет к себе все меньше и меньше", — писал он 23 октября 1925 г. в связи с переводом с должности полпреда во Франции на такую же должность в Великобритании. О заседании Политбюро, на котором было принято это решение, он презрительно отзывался так: "…Наши "ребята", не говоря худого слова и вообще даже почти ничего не говоря для мотивировки этого решения, порешили меня перевести в Лондон…" И вслед за этим: "…Мне так опротивели французы и так бесплодно и глупо было это годичное сидение в Париже…"

Тем не менее почти до самого окончания переписки (и жизни) наркому и дипломату не приходили вновь в голову мысли об отставке. Он сполна пользовался своим служебным положением, по-прежнему весьма высоко оценивая собственную персону.

Он был весьма обижен на нового британского премььер-министра Бонар-Лоу и министра иностранных дел Керзона, которые в начале 1923 г. отказались его принять на том основании,

что дипломатических отношений между Великобританией и СССР еще не было, и для британской стороны Красин был не полномочным представителем (полпредом), каковым являлся его официальный советский статус, а вчего лишь торговым агентом."…Как раз самое время было бы посадить туда Воровского (в это время советский полпред в Италии — Ю.Ф. и Г.Ч.) или даже еше менее значителную фигуру", — писал он жене.

И только в самом конце жизни, уже будучи смертельно больным, в последнем сохранившемся письме (начало 1926 г.) у Красина опять появились мысли об отставке с высоких государственных постов, переходе на частное положение, да и естественное желание устройства в какой-либо стране (возможно, в Швейцарии или во Франции), где дети смогли бы получить образование и жизнь была бы не столь дорога…

Письма Л.Б.Красина супруге и детям позволяют, таким образом, существенно углубить изучение его жизни и деятельности, представить его как живого человека, прагматика, сибарита, одолеваемого далеко не только высокими (очень трудно объективно измерить их реальную высоту), но и весьма земными страстями и пристрастиями, которые явно преобладали.

В то же время письма дают возможность по-иному, объективнее и глубже, взглянуть на некоторые стороны революционных событий 1917 года, советской внутрнней и внешней политики в первые восемь лет и особенно того, что специалисты по социальному развитию именуют историей повседневности. В этом смысле интересно проследить по письмам взаимоотношения в семье — между супругами, между отцом и продраставшими или уже взрослыми (в конце приода) дочерьми, между Красиным и его братьями и сестрой и их семьями, его взаимоотношения с детьми Любови Васильевны от двух первых браков, да и с ее бывшими мужьями. Ничего сверхестественного они не выявляют, но для характеристики нравов служилого образованного круга людей (а Красин в основном остался принадлежавшим к этой группе, несмотря на свое руководяшее положение в иерархии новой власти) они характерны.

Письма публикуются с минимальной правкой, соответствующей нормам современного русского правописания и пунктуации. Некоторые письма датированы по содержанию. В этих случаях дата или ее часть заключены в квадратные скобки. В квадратные скобки помещены также восполненные слова или части слов. В тех некоторых случаях, когда не удалось расшифровать отдельные места красинской рукописи или предпринята попытка расшифровать их по контексту, соответствующие места обозначены отточиями в квадратных скобках или же в квадратные скобки заключен реконструированный текст. Соответствующие пояснения даны в примечаниях.

В примечаниях же приводятся сведения о лицах, событиях и других реалиях, упомянутых в письмах. Имея в виду частный характер документов, отсутствие для их автора необходимости растолковывать супруге многие факты, которые ей были безусловно известны или же понятны по смыслу письма, объяснение ряда моментов текста представляло значительную трудность. Не удалось идентифицировать отдельные имена или же найти биографические сведения о других упоминаемых лицах. Это, однако, почти исключительно знакомые или близкие родственники обширного рода Красиных — люди, в основном непосредственно не связанные со значительными историческими событиями. Не удалось также расшифровать некоторые, незначительные, как нам представляется, семейные аллюзии.

Публикация подготовлена доктором исторических наук Ю. Г. Фельштинским и Ф. Маркиз, вступительная статья — Ю.Г.Фельштинским и доктором исторических наук Г. И. Чернявским, примечания — Г.И.Чернявским.

Письма публикуются с любезного разрешения администрации Международного института социальной истории (Амстердам), которой мы выражаем глубокую благодарность.

Письма

1917 год