Письма. Часть 1
Шрифт:
В Мусагете еще не была и не пойду до 2-го сборника. Милый Макс, мне очень любопытно; что ты о нем скажешь, — неужели стала хуже писать? Впрочем, это глупости. Я задыхаюсь при мысли, что не выскажу всего, всего! Пока до свидания, Максинька, пиши. Ася тебя целует. Сережа тоже. Марина лохматится о твою львиную голову. У меня волосы тоже вьются… на концах.
МЦ.
Мой адр<ес>: Москва, Сивцев Вражек, д<ом> Зайченко (или д<ом> № 19) кв<артира> 11, мне.
Москва, 28-го октября 1911 г.
Дорогой Макс,
У
Странно, Макс, почувствовать себя внезапно совсем самостоятельной. Для меня это сюрприз, — мне всегда казалось, что кто-то другой будет устраивать мою жизнь. Теперь же я во всем буду поступать, как в печатании сборника. Пойду и сделаю. Ты меня одобряешь?
Потом я еще думала, что глупо быть счастливой, даже неприлично! Глупо и неприлично так думать, — вот мое сегодня.
Жди через месяц моего сборника, — вчера отдала его в печать. Застанет ли он тебя еще в Париже?
Пра сшила себе новый костюм — синий, бархатный с серебряными пуговицами — и новое серое пальто. (Я вместо кафтан написала костюм.) На днях она у Юнге познакомилась с Софией Андреевной Толстой. Та, между прочим, говорила: «Не люблю я молодых писателей! Все какие-то неестественные! Напр<имер>, X. сравнивает Лев Николаевича с орлом, а меня с наседкой. Разве орел может жениться на наседке? Какие же выйдут дети?».
Пра очень милая, поет и дико кричит во сне, рассказывает за чаем о своем детстве, ходит по гостям и хвастается. Лиля все хворает, целыми днями лежит на кушетке. Вера ходит в китайском, лимонно-желтом халате и старается приучить себя к свободным разговорам на самые свободные темы. Она точно нарочно (и, наверное, нарочно!) употребляет самые невозможные, режущие слова. Ей, наверное, хочется перевоспитать себя, побороть свою сдержанность. — «Раз эти вещи существуют, можно о них говорить!» Это не ее слова, но могут быть ею подуманными. Только ничего этого ей не пиши! До свидания, Максинька, пиши мне.
МЦ.
Москва, 3-го ноября 1911 г.
Дорогой Макс,
В январе я венчаюсь с Сережей, — приезжай. Ты будешь моим шафером. Твое присутствие совершенно необходимо. Слушай мою историю: если бы Дракконочка не сделалась зубным врачом, она бы не познакомилась с одной дамой, которая познакомила ее с папой; я бы не познакомилась с ней, не узнала бы Эллиса, через него не узнала бы Н<иленде>ра, не напечатала бы из-за него сборника, не познакомилась бы из-за сборника с тобой, не приехала бы в Коктебель, не встретилась бы с Сережей, — следовательно, не венчалась бы в январе 1912 г.
Я всем довольна, январь — начало нового года, 1912 г. — год пребывания Наполеона в Москве.
После венчания мы, наверное, едем в Испанию. (Папе я пока сказала — в Швейцарию.) На свадьбе будут все папины родственники, самые странные. Необходим целый полк наших личных друзей, чтобы не чувствовать себя нелепо от пожеланий всех этих почтенных старших, которые, потихоньку и вслух негодуя на нас за не оконченные
Макс, ты должен приехать!
Сборник печатается, выйдет, наверное, через месяц.
Сегодня мы с Асей в Эстетике читаем стихи. [86] Будут: Пра, Лиля, Сережа, Ася и Борис. Я говорила по телефону с Брюсовым (он случайно подошел вместо Жанны Матвеевны, [87] просившей меня сообщить ей по телефону ответ), и между прочим такая фраза: «Одна маленькая оговорка, можно?» — «Пожалуйста, пожалуйста!»
86
М. Цветаева читала стихи «в унисон со своей сестрой» в «Обществе свободной эстетики» на вечере 3 ноября
87
Ж. М. Брюсова (урожденная Рунт) — жена В. Я. Брюсова, переводчик.
Я, робким голосом:
— «Можно мне привести с собой мою сестру? Я никогда не читаю без нее стихов».
— «Конечно, конечно, будем очень счастливы».
Посмотрим, как они будут счастливы!
Я очень счастлива — мы будем совершенно свободны, — никаких попечителей, ничего.
Разговор с папой кончился мирно, несмотря на очень бурное начало. Бурное — с его стороны, я вела себя очень хорошо и спокойно. — «Я знаю, что (Вам) в наше время принято никого не слушаться»… (В наше время! Бедный папа!)… «Ты даже со мной не посоветовалась. Пришла и — „выхожу замуж!“».
— «Но, папа, как же я могла с тобой советоваться? Ты бы непременно стал мне отсоветовать».
Он сначала: «На свадьбе твоей я, конечно, не буду. Нет, нет, нет».
А после: «Ну, а когда же вы думаете венчаться?»
Разговор в духе всех веков!
Тебе нравится моя новая фамилия?
Мои волосы отросли и вьются. Цвет русо-рыжеватый.
Над моей постелью все твои картинки. Одну из них, — помнишь, господин с девочкой на скамейке? — я назвала «Бальмонт и Ниника». [88] Милый Бальмонт с его «Vache» [89] и чайными розами!
88
Ниника — Н. К. Бальмонт, дочь поэта.
89
«Корова» (фр.). — оскорбительное прозвище полицейских во Франции.
Пока до свидания, Максинька, пиши мне.
Только не о «серьезности такого шага, юности, неопытности» и т. д.
МЦ.
Москва, 19-го ноября 1911 г.
Ваше письмо — большая ошибка.
Есть области, где шутка неуместна, и вещи, о к<отор>ых нужно говорить с уважением или совсем молчать за отсутствием этого чувства вообще.
В Вашем издевательстве виновата, конечно, я, допустившая слишком короткое обращение.