Письма. Часть 2
Шрифт:
XIII (низ) — ВЕСКОЕ ВОЗРАЖЕНИЕ. Ученику НЕ МАЛО Учителя. МАЛО ТОЛЬКО КОГДА ВЗАИМНО И НА ЭТОЙ ЗЕМЛЕ. Ученик не на земле. Ученик не на земле, а на горе. А гора не на земле, а на небе. (NB! Не только эта, — всякая гора. Верх земли, т. е. низ неба. Гора — в небе.) Ученик — отдача без отдачи, т. е. полнота отдачи. [1298]
Тезею не мало Ариадны, ему — мало земной любви, над которой он знает большее, которой он сам больше — раз может ее перешагнуть. Тезей не через спящую Ариадну шагает, а через земную — лежачую — любовь, лежачего себя. — Ваше наблюдение о МАЛОСТИ — верно, ноне те примеры, не тот упор. Еще — не женщина «соблазняется» лавролобым, а лавролобый — оспаривает и отстаивает ее у земного. Это — разное. И, если хотите, только лавролобый-то ей и ведом, только в нем-то она и уверена, все земные — призраки. [1299]
1298
Цикл стихов «Ученик», посвященный С. М. Волконскому
1299
Речь
Стр. XIII (оборот). «Третий» Вами не так понято. Говорю здесь о ПОМЕХЕ САМОЙ ЖИЗНИ. Говорю о том, что между, а не о том, что над. Над есть желательный исход. Вакх, Лавролобый и Сонмы — есть исход и выход. В «Наяде» я о ПОМЕХЕ говорю, которая есть — жизнь и исчезнет вместе с нею. Я говорю о третьем с маленькой буквы, о предмете, о быте — хотя бы этот быт — был мыс, между оком и горизонтом. [1300]
Не надо «в принципе согласны». Найдите лучше.
1300
В стихотворении М. Цветаевой «Наяда», впервые появившемся в «Числах» под названием «Нереида», лейтмотивом повторяется строка: «Вечный третий в любви».
Очень хорошо: как бы перерастает самоё себя. Только не «как бы», просто — перерастает.
XIV — Самовлюбленность — плохое слово, ибо сродни самодовольству. Лучше: влюбленность в самого себя.
Ваше определение ВРАЖДЫ мне абсолютно-чуждо. Вражда — прежде всего избыток сил. НИКОГДА НЕ НЕДОХВАТ. ВСЕГДА-РАСТРАТА. (Я недавно об этом много думала и писала.)
XIV — Чему же «предшествует» Одиночество? [1301] Не есть ли оно — итог, последняя колыбель всех рек?
1301
Цветаева имеет в виду строку из стихотворения «Есть некий час…» цикла «Ученик»: «Ты — одиночества верховный час!» У Иваска в статье: «Цветаева в одиночестве. Но в этом своем одиночестве Цветаева разрабатывает, в сущности, очень современные темы».
XIV (оборот) — Очень хорошо: страсть сама страдает. Вакхический рай — хорошо. Знаете ли Вы моего «М'oлодца»?
До — мой:
В огнь синь. [1302]
О спартанском небе тоже хорошо. Вообще, эти Ваши исходы — хороши. [1303] И хороша иерархия: Вакхический рай — Спартанский утес — Рильке. Стоило бы эти главы разработать внимательно.
XVI — Хорошо сопоставление последнего рыцаря — Блока и единоличного бойца (Вы этого не говорите, но это напрашивается) — меня.
1302
Финальные строки поэмы «М`oлодец».
1303
В статье Иваск пишет: «Стихии современности еще пребывают в младенческом состоянии. В поэзии Цветаевой они уже достигли зрелости. Стихия — стихия-страсть, мятущаяся в вещах и в человеке — главный герой Цветаевской поэзии» и дает три образа стихии-страсти у Цветаевой: Вакхический рай—Спартанское небо — Бог.
Но конец стр<аницы>, голубчик, ужасен (Не сердитесь!)
«Ц<ветае>ва влюблена в великолепие форм старого мира, в мрамор и позолоту» — ГДЕ ВЫ ЭТО ВЫЧИТАЛИ?? Мрамор, если хотите, люблю (СЛОВО люблю достоверно) — но не больше булыжника старой Сухаревки, вообще люблю камень, твердое, но вовсе не как символ дворянской эпохи. Или даже римской. Мрамор старше дворян! Мрамор старше времен. Мрамор — либо само время, либо (где-нибудь на Урале) — та достоверная радость твердости, на которую наступаешь. Либо — вечность, либо — природа. И меньше всего — Николай I. Не делайте меня Мандельштамом: я ПРОЩЕ и СТАРШЕ, и этим — МОЛОЖЕ.
А уж «позолота»… Золота физически не переношу, даже у меня осень, вопреки зримости:
Березовое серебро,
Ручьи живые [1304]
Хуже золота для меня — только платина.
Золото — жир буржуазии, платина — ее смертный налет. Я о золоте много и враждебно писала. Разве что — золото Рейна! (Меня, вообще, ищите — там.)
Амврозия, пудра, рококо — мой друг, какие ЭРЗАТЦЫ [1305] Какие третьичиостиГ Даже звук слов ненавижу (кроме амвроэии, к<отор>ая в каком-нибудь контексте еще может сойти, хотя и то — нет: пища богов: non-sens, довольно с нас пищи людей!.).
1304
Из стихотворения М. Цветаевой «Купальщицами, в легкий круг…» из цикла «Деревья».
1305
Так у автора
Не верю в форму (и об этом много писала), никогда ее не встречала, кроме как в виде разбитой скорлупы или три дня лежащего покойника. Или мои стихи о том мире сильны, но только потому что я ни секунды ge ощутила его «формой», всегда — живым, жизнью — будь то XVII в. или 17 год (до = 17 год!).
________
«Драгоценные вина» относятся к 1913 г. [1306] Формула — наперед — всей моей писательской (и человеческой) судьбы. Я всё знала — отродясь. NB! Я никогда не была в русле культуры. Ищите меня дальше и раньше. XVI (оборот). Нет, голубчик, меня не «не-помнят», а просто — не знают. Физически не знают. Вкратце: с 1912 г. по 1920 г. я, пиша непрерывно, не выпустила,
1306
Строфа из стихотворения «Моим стихам, написанным так рано…», опубликованная в «Числах» (1931, № 5), как ответ на анкету журнала.
Итак, здесь я — без читателя, в России — без книг.
XVII — «Для эмиграции Цветаева слишком слаба…» —??? —
Думаю, что эмиграция, при всем ее самомнении, не ждала такого комплимента. [1307]
Ведь даже Борис Зайцев не слаб для эмиграции! Кто для нее слаб? Нет такого! Все хороши, все как раз вровень — от Бунина до Кн<язя> Касаткина-Ростовского, [1308] к<отор>ый вот уже второе десятилетие рифмует вагоны с погонами («Мы раньше носили погоны, — А теперь мы грузим вагоны» — и т. д.). Вы м. б. хотите сказать, что моя ненависть к большевикам для нее слаба? На это отвечу: иная ненависть, инородная. Эмигранты ненавидят, п. ч. отняли имения, я ненавижу за то, что Бориса Пастернака могут (так и было) не пустить в его любимый Марбург, [1309] — а меня — в мою рожденную Москву. А казни — голубчик — все палачи — братья: чт'o недавняя казнь русского, [1310] с правильным судом и слезами адвоката — чт'o выстрел в спину Чеки — клянусь, что это одно и то же, как бы оно ни звалось: мерзость, которой я нигде не подчинюсь, как вообще никакому организованному насилию, во имя чего бы оно ни было и чьим именем бы ни оглавлялось.
1307
В напечатанной статье у Иваска обратное: «Цветаева слишком сильна для литературных сфер эмиграции — это не обвинение, лишь констатирование факта». На письме Цветаевой в этом месте Иваск пометил: «Я написал „сильна“ — описка!!!»
1308
Касаткин-Ростовский Федор Николаевич, князь — литератор, поэт. Сотрудничал в белградских изданиях.
1309
Речь идет о несостоявшейся поездке Пастернака за границу в 1930 г. В университете Марбурга Пастернак в 1912 г. изучал философию.
1310
Смертный приговор был вынесен русскому эмигранту Павлу Горгулову, смертельно ранившему французского президента Поля Думера.
— Я — с Утверждениями?? [1311] Уже звали и уже услышали в ответ: «Там где говорят: еврей, подразумевают: жид — мне собрату Генриха Гейне — не место. Больше скажу: то место меня — я на него еще и не встану — само не вместит: то место меня чует как пороховой склад — спичку!»
Что же касается младороссов — вот живая сценка. Доклад бывшего редактора и сотрудника В<оли> России (еврея) М. Слонима: Гитлер и Сталин. После доклада, к началу прений — явление в дверях всех младороссов в полном составе. Стоят «скрестивши руки на груди». К концу прений продвигаюсь к выходу (живу з'a городом и связана поездом) — так что стою в самой гуще. Почтительный шепот: «Цветаева». Предлагают какую-то листовку, к<отор>ой не разворачиваю. С эстрады Слоним: —
1311
Утверждения — журнал объединения послереволюционных течений (Париж, 1931–1932). Вышло всего три номера.
«Что же касается Г<итлера> и еврейства…» Один из младороссов (если не «столп» — так столб) — весь зал: «Понятно! Сам из жидов!» Я, четко и раздельно: —«ХАМ-ЛО!» (Шепот: не понимают.) Я: — «ХАМ-ЛО!» и, разорвав листовку пополам, иду к выходу. Несколько угрожающих жестов. Я: — «Не поняли? Те, кто вместо еврей говорят жид и прерывают оратора, те — хамы. (Пауза и, созерцательно:) ХАМ-ЛО». Засим удаляюсь (С КАЖДЫМ говорю на ЕГО языке!). [1312]
1312
Младороссы — эмигрантская организация монархического толка