Письмо императрицы

Свириденкова Ольга Владимировна

«А чего же ты еще ждал?» – хотелось крикнуть Наташе, однако она благоразумно промолчала, опасаясь довести Павла до состояния полного бешенства. Пожалуй, лучшее, что она сейчас может сделать – это поскорее убраться восвояси, пока он не оправился от нанесенного ему удара. Иначе… иначе последствия ее неосторожного поведения могут оказаться самыми плачевными, подумала она, с содроганием вспомнив утреннюю сцену.

Не переставая настороженно следить за Павлом, Наташа слезла с кровати и быстро натянула на себя одежду. Потом бесшумно скользнула к дверям и вышла в гостиную. Постояв немного на одном месте, чтобы перевести дыхание,

она бросилась в свою комнату, захлопнула за собой двери и набросила на них задвижку. И лишь после этого почувствовала себя в безопасности.

Отдышавшись, Наташа налила в чашку воды и с жадностью выпила ее. Затем расчесала волосы, кое-как уложила их в прическу и, не в силах усидеть на месте, принялась ходить из угла в угол. Ее сердце гулко стучало, на лбу то и дело выступала испарина. Она пыталась взять себя в руки и успокоиться, но все было тщетно. Напротив, с каждой минутой волнение Наташи только усиливалось.

Итак, в их отношениях с Павлом все кончено! Им уже никогда не быть ни любовниками, ни друзьями, ни даже просто добрыми знакомыми. Она нанесла сокрушительный удар по самолюбию Павла и прекрасно понимала, что он ей этого не простит. Отныне и навсегда Павел Ковров станет ее самым непримиримым врагом.

«Ну и пусть, – сказала себе Наташа. – Я вовсе не нуждаюсь в его добром отношении. И бояться его тоже не собираюсь. Как он может мне навредить? Ведь мне покровительствует сама Мария Федоровна»…

Внезапно Наташа почувствовала, как ей становится дурно. О боже! Она так увлеклась своей местью Павлу Коврову, что совсем забыла о том, что он – ее компаньон. Как после всего случившегося они будут обсуждать важные дела? Наташа просто не могла этого представить. Встретиться после такого скандала и начать о чем-то говорить, принимать совместные решения…

Схватив со стола деревянный гребень, Наташа в бешенстве переломала его пополам. Проклятье, и зачем ей только понадобилось вытягивать из Павла это злосчастное признание в любви? Ведь все уже было ясно, и она могла хоть немного пощадить его самолюбие. Хотя, ведь она именно этого и добивалась – растоптать самолюбие Павла… Что ж, как сказал Павел, ее затея вполне удалась. Вот только радости она не испытывала.

«А вообще, Павел сам во всем виноват, – сердито подумала Наташа. – Если бы он не затащил меня в постель, ничего бы не случилось. И это предложение руки и сердца… Интересно, он что, серьезно надеялся, что я его приму? Какое безграничное самомнение!»

Немного успокоившись, Наташа позвонила горничной и велела нести обед сюда, в ее спальню. Однако сознание того, что она все сделала правильно, не прибавило ей аппетита. Просидев полчаса за столом и почти не притронувшись к еде, она принялась листать модные журналы, надеясь хоть немного отвлечься от мрачных дум. Но из этой затеи ничего не вышло: на сердце Наташи с каждым часом становилось все более тревожно и тоскливо.

Глава 19

Придержав взмыленного коня, Павел огляделся. Судя по положению солнца, он носился по безлюдному Булонскому лесу не меньше двух часов. Однако желанное успокоение не наступало. Нервы Павла находились в таком же взвинченном состоянии, как и три часа назад, после разговора с Наташей. Только сейчас к нервозности прибавилось еще и уныние.

Никогда еще Павел Ковров не оказывался в таком жалком и смешном положении.

Первый раз в жизни он открыл женщине свое сердце. И был не только отвергнут, но и осмеян. Наташа посмеялась над ним! Это казалось Павлу настолько невероятным, что он до сих пор не мог прийти в себя. Проклятье, да как она посмела?! И главное – за что?!

Как же сильно надо ненавидеть человека, чтобы сыграть с ним такую жестокую шутку! Но видимо, ненависть Наташи к нему действительно сильна. Настолько, что она не побоялась нажить себе сильного и опасного врага в его лице. Впрочем, едва ли она думала об этом в те минуты. Она просто жаждала отомстить за давнее унижение. Но… черт побери, разве можно сравнивать?! Ведь она не любила Мишеля, и тогда, пять лет назад, пострадало только ее самолюбие. А он, Павел…

«Ну уж нет, – гневно сказал себе Павел, – ты больше не будешь терзаться из-за этой бессердечной мерзавки. С завтрашнего дня – никаких дум о ней, никаких мечтаний и сожалений. Ты сумеешь вытравить эту проклятую любовь из своего сердца, если не желаешь потерять остатки самоуважения!»

Но как же все-таки случилось, что он по уши влюбился в Наташу? Настолько, что перестал владеть собой и, как самый последний болван, распахнул перед ней свою душу? Такого с ним еще никогда не случалось. Конечно, ему и раньше приходилось влюбляться, но он никогда не позволял себе забыться, всегда оставался хозяином положения. А здесь… ну прямо наваждение какое-то! Должно быть, у него случилось временное помрачение рассудка из-за ревности к Стентону. Иначе как объяснить, что он повел себя с женщиной, словно незрелый юнец? С женщиной, которая, как он прекрасно знал, даже не была в него влюблена!

«Позор да и только, – с презрением сказал себе Павел. – Позволить вздорной бабенке так задурить себе голову! И кому, черт побери? Той самой девчонке, из-за которой пять лет назад у тебя даже не дрогнуло сердце!»

Или… все-таки дрогнуло?

Перед глазами Павла встал тот далекий день, когда он впервые увидел Наташу. Это произошло на балу, куда Павел приехал со вполне определенной целью – познакомиться с мадемуазель Голубцовой и постараться вскружить ей голову. Один из приятелей Павла должен был показать ему эту девушку. Однако приятель запаздывал, и Павел вошел в бальный зал один.

Встав неподалеку от дверей, он с любопытством оглядел собравшихся. Его внимание сразу привлекла хорошенькая шатенка в белом платье с сиреневыми цветами. Стоя в окружении поклонников, девушка расточала направо и налево кокетливые взгляды и чему-то весело, беззаботно смеялась. Ее смех показался Павлу теплым и искренним, а манеры – приятными, хотя и слегка провинциальными. Впрочем, она и была провинциалкой, так что ставить ей это в упрек было глупо.

«Какое прелестное создание, – подумал Павел. – Пожалуй, я бы за ней приударил, да только нет времени».

Так как приятель все не ехал, Павлу ничего не оставалось, кроме как и наблюдать за шатенкой. Вскоре он пришел к выводу, что она считается здесь признанной красавицей. Ее приглашали на все танцы подряд, а в коротких перерывах между танцами кавалеры старались хоть чем-то ей услужить. Она же держалась со всеми ровно и приветливо. Безусловно, она сознавала свою привлекательность. Но вовсе не гордилась, а, скорее, испытывала некоторую неловкость за свой шумный успех. Во всяком случае, так показалось Павлу.